— Как же я его узнаю?
— Когда выйдет, я вам его покажу.
Тяжелые экскаваторы с лязгом опорожняли полные ковши. Немного ниже самосвалы вываливали из кузовов камни, грохот которых заглушал шум воды. Еще дальше, за водохранилищем, стальные стрелы кранов носили огромные бетонные плиты.
Девушка сидела на поросшем травой склоне и вглядывалась в изменяющийся чуть ли не на глазах пейзаж. И одновременно думала о встрече, которой ждала столько лет! Что она скажет? Как начнет разговор? Пожалуй, без всякого вступления:
— Здравствуйте. Вы Егор Новиков? Я Мария Соколовская. Вы вытащили меня из-под развалин в сорок пятом году. Это было в Польше. Помните? Я приехала поблагодарить вас…
Стальные стрелы исчезали где-то в глубине, в провале за гигантской плотиной. После каждого возвращения стрелы рядом оживали маленькие оранжевые точки: яркие шлемы рабочих. С опозданием доходили какие-то выкрики, команды. Потом все накрыл протяжный звук сирены. Когда ее завывание умолкло, настала полная тишина.
Она вернулась к проходной, потому что со стройки начали выходить люди. Группами и поодиночке они появлялись из ворот.
— Вот он! — сообщил старик-вахтер. — Егор Павлович. Вы ведь о нем спрашивали? — Он ткнул рукой: — Вон тот, в клетчатой куртке.
Девушка пошла за ним. Через несколько метров она решилась. Быстро подошла, чтобы унять биение сердца.
— Извините…
Он обернулся. В глазах вопрос, седые косматые брови сошлись к переносице. В последний момент Мария вдруг испугалась.
— Я правильно иду на улицу Молодой Гвардии? — спросила она, проклиная себя за трусость.
— Нет, нет! — его голос прозвучал совсем обыденно. — Это в другом районе. Вам нужно на автобусе. Вторая остановка после памятника.
С минуту они стояли в неловком, тягостном для нее молчании, будто раздумывая над чем-то.
— Да, да! На улицу Молодой Гвардии лучше всего на автобусе, — повторил он, внимательно приглядываясь к девушке.
— Спасибо, — сказала она и побежала на остановку.
Найти Тамару оказалось совсем просто. Они сразу узнали друг друга, потому что в письмах обменялись фотографиями.
— Что с тобой? — Когда первое возбуждение от встречи прошло, Тамара повела гостью из прихожей в комнату. — Ты плакала!?
— Наверное, от ветра, — ответила Мария, уже зная, что завтра снова пойдет к проходной строительства.
Перевод В. Ермолы.
Напоминание(Гданьск. 1945)
Гравюра. И на ней немые эти крики,
В шершавых линиях разрывы этих бомб,
Луна ущербная, глядящая в пролом, —
Она рассеяла неистовые блики.
Вот поднял длань мертвец — таков протест великий,
А пианист приник к фортепиано лбом.
Сгорел он… Но он жив и музыка как гром.
А голуби парят, и неподвижны лики.
Мир, черно-белый мир! Повсюду пепел лег.
Рояли собрались, им не вместиться в раме,
Бредут, как нищие, шевелят сотней ног.
Явились женщины с запавшими глазами,
Они концерта ждут, концерта этих дней.
Но реквием на вальс сменить всего трудней.
У моря
Бывает ли большая радость
Чем гнуться сосною качаться
На дюнах под ветром звучащим
Хоралами виолончелью
Сосна молодеет у моря
Не зря же соленые брызги
И солнечный луч на рассвете
В ней завязью зреют зеленой
Бывает ли что безмятежней
Чем в травах притихшая дюна
Под солнцем она согревает
Песчаное желтое чрево
А лица камней выцветают
Разглаженные легендой
Дыханием ветра в котором
Вся ширь весь напев окоема
Бывает ли что-то прекрасней
Чем моря и неба забавы
Когда приближаясь друг к другу
Они убегают от взора
Земли доброта породила
Кружение влаги прохладной
Сосна все душистей а в дюнах
Остался ступни отпечаток
Казимеж Радович
Боцман
Танкер уже давно оставил позади берега Европы, миновал Азорские острова и углубился, как говорится, в безмерные просторы океана. Атлантика в сентябре, а шел как раз именно этот месяц — тихого заката лета, обычно спокойна, и можно, если, конечно, повезет, перейти ее без лишних неприятностей. Не нужно крутиться на койке, чтобы как-то проспать ночь, за обедом жонглировать тарелкой, чтобы съесть суп, можно даже спокойно позагорать на палубе, когда океан едва рябит мелкой волной, а воздух еще теплый и небо ясное. Это если повезет. Если же нет, то сентябрь в Атлантическом океане — не самая лучшая пора для плавания. Любят по нему носиться тропические ураганы, которым фантазеры метеорологи присваивают девичьи имена. Ветры эти рождаются в каких-то своих гнездилищах у экватора, какое-то время кружат там, а потом набирают силу, двигаются на север, долетая нередко даже до побережья американской Новой Шотландии или Европы. Но чаще всего разгуливают где-нибудь в пустынных районах Центральной части океана и там заканчивают свое существование. Вот так они обычно себя ведут, но вообще-то постоянных, проторенных дорог у них нет, и странствуют они где вздумается. Бывает, притаятся в каком-нибудь месте, медлят или блуждают лениво, словно выжидая чего-то, и никто уже не обращает на них внимания, а они, учуяв лазейку в барьере высокого давления, внезапно выскакивают из своего укрытия и мчат, сметая все на своем пути, нападая на зазевавшиеся, слишком медлительные или не сумевшие увернуться от них корабли, которым в этот момент приходится довольно туго.
В столовой команды заканчивался ужин. Удобно развалившись в кресле, Зенон закуривал сигарету, когда кто-то принес известие, что появился ураган по имени «Антонина» и что он шел в их сторону. Зенон не спеша выпустил клуб дыма, на момент включился в разговор об этой «Антонине», который, впрочем, длился не более двух минут, ибо тема не вызвала особого интереса, и не обратил внимания на то, что боцман как-то слишком торопливо вышел из столовой. Не удивило его, когда он уже нес вахту и «маркони», как обычно, пришел с метеосводкой, и появление боцмана на мостике. Сменившись, Зенон от нечего делать заглянул в штурманскую, где «маркони» и «чиф» составляли синоптическую карту, а боцман, прислонившись к стене, наблюдал, как белый листок бумаги покрывается красными и синими линиями. Потом, когда карту повесили на доску, он еще долго ее разглядывал, а затем вышел, старательно, чтобы не хлопнула, прикрыв за собой дверь.
«Антонина» до них не дошла. Она резко повернула на запад, к Большим Антилам, наделала там переполоха и, наконец, разбилась об острова. Но с юга шел второй ураган, а у экватора собирался третий. Боцман регулярно поднимался на мостик, но Зенон не придавал этому значения. Он решил, что у пана Сильвестра, а друг друга они официально именовали «пан Зенон» и «пан Сильвестр», просто такая привычка, и ничего странного в этом не находил. Сам Зенон, как и большая часть команды, этими ураганами особо не интересовался. Боцман тоже о них специально не выпытывал. Иногда только, как бы мимоходом, заметит, что ветры все чаще топчутся на месте, и выйдет. А тем временем «Бетси» и «Клавдия» — такие имена получили новые ураганы — покинули свои гнездилища и, набирая скорость, двинулись на север. Зенон в столовой играл с мотористом в калапиту[68], в углу резалась в бридж «кексовая» команда, а остальные — свободные от вахты матросы — сидели у приемника и слушали музыку. В этот момент с новым номером корабельной газетки вошел «маркони» и, вложив ее в скоросшиватель, сообщил, что дома прекрасная погода и люди еще ходят на пляж, а здесь «Бетси» затопила норвежский трамп[69].
— Попал, бедняга, в самый центр этой дряни и через пятнадцать минут пошел ко дну. — «Маркони» положил скоросшиватель на столик у двери и добавил:
— Восемнадцать человек уже выловили, а остальных ищут.
Все посмотрели на радиста. Даже бриджисты в углу прервали игру — такое известие производит впечатление и на картежников. В столовой на мгновение стало тихо, и в этой тишине боцман спросил:
— Где это произошло? От нас далеко?
В этом вопросе тоже ничего особенного не было. Каждый мог так спросить, и Зенону было интересно, что ответит «маркони». Тот сообщил, что норвежец затонул почти в трехстах милях на юго-восток от них, и еще пояснил, что «Бетси» поворачивает на запад и, похоже, собирается пойти за «Антониной», в Карибское море.
— А третий ураган, — снова поинтересовался боцман, — эта «Клавдия»?
— Опять застряла, — ответил «маркони», — пока непонятно, куда пойдет.
Офицер ушел, бриджисты продолжили роббер, Зенон с мотористом вернулись к калапите, и только в группке, собравшейся у приемника, где сидел боцман, продолжали говорить о норвежцах, погибших при кораблекрушении, и о том, как это людям на Антилах не надоест жить в вечном страхе перед проклятыми ветрами. Зенон вполуха прислушивался к этому разговору, который вскоре перешел в спор. Спорили о том, кому приходится хуже — жителям стран, где происходят землетрясения, или обитателям островов, стоящих на пути ураганов и тайфунов. Из слов боцмана Зенон понял, что тот, если бы ему пришлось выбирать, предпочел бы, скорее, вулканическую местность.
— Там, по крайней мере, — говорил он, — проще спастись, а на эти острова вместе с ветром идет волна и все заливает. И куда бежать?
Не все сидящие у приемника разделяли мнение боцмана, но Зенон так и не дождался конца дискуссии — проиграв, он выложил на стол пачку сигарет и пошел спать. Однако после полуночи, вероятно часа в два, Зенон проснулся, верней, его разбудила сильная качка. Когда он засыпал, койка убаюкивающе покачивалась, а сейчас ее сильно болтало из стороны в сторону, и при одном из наиболее резких толчков его прижало к шкоту. Ударившись локтем, Зенон проснулся.