Светлячок, будто обрадовавшись тому, что впереди объявилось неизведанное пространство, вплыл внутрь. Его слабый свет озарил помещение.
– Так я и думала, – радостно сообщила Ивросу адептка, затаскивая его внутрь. – Это королевская сокровищница.
Небольшой зал неправильной формы встретил колдуна и его возлюбленную таинственной тишиной. А еще сухостью и теплом, разительно отличающимися от той хладной сырости, что царила в подвальных коридорах. Ноздри тотчас заполнил запах железа и слежавшейся ткани.
Адептка подняла указательный палец, приказывая светлячку. Тот лениво взмыл выше. Завис под самым потолком и засиял ярче, отбрасывая веселые блики на грани окружающих предметов.
В центре комнаты, как и положено в любой благопристойной сокровищнице, высилась гора золота. Кто-то ссыпал потемневшие монеты в большую нестройную кучу вперемешку с нитями жемчуга и необработанными драгоценными камнями. Монет оказалось столько, что хватило бы на целый обоз и еще небольшую тележку сверху. Но грудой старинного золота дело не ограничилось.
Вдоль стен в избытке стояли запертые сундуки уже более современного вида. Меж ними немыми стражницами высились золотые статуи в человеческий рост: прекрасные и печальные девы в нескромных туниках замерли в разных позах, точно танцовщицы в летнюю ночь.
Тут и там стояли высокие резные амфоры с узкими горлышками. Но не масла или вина были внутри, а самоцветы вместе с такими же старинными монетами.
Кованые жаровни ютились по периметру зала среди золота и блеска, ощетинившись закопченными зубцами. В них еще оставался уголь, но его почти не было видно за обрывками паутины. Она свисала повсюду рваными белыми лоскутами. Эти лоскуты колыхались в воздухе подобно саванам невесомых призраков. Они могли бы показаться зловещими, если бы не золотая взвесь, которая висела в воздухе.
Пыль, скопившаяся в сокровищнице Высокого Очага, не выглядела обыкновенной серой пылью. Она сплошь состояла из частиц золота и приветливо играла на свету от волшебного огонька.
Такая же золотистая пыль покрывала бархатные драпировки на стенах. Обветшавшие алые полотнища чередовались с черными; на всех красовались сложные узорные вышивки – тоже золотые. Меж ними в глубоких нишах стояли ларцы и сундучки. Некоторые были распахнуты, у иных же крышки не закрывались из-за того, сколь избыточно много дорогих украшений в них запрятали.
У дальней стены покоилась громадная люстра из чистого золота и хрусталя с рожками на двенадцать свечей. Витиеватая старушка накренилась набок, утопая в монетах. С ее вензелей свисали нити паутины. Там же громоздились оружейные стойки, на которых тускло поблескивали мечи с изысканными эфесами в парадных ножнах, украшенные каменьями топоры и кинжалы, а еще – распрямившийся лук с истлевшей от времени тетивой.
На стене над ними подобно варварскому знамени красовалась огромная белоснежная шкура полярного медведя. Она сохранилась так хорошо, будто ее повесили только вчера. Лишь отблеск золотой пыли на ней подсказывал, что это не так.
А подле входа в сокровищницу, прямо на полу, покоился перевернутый щит. Внутри него лежала целая гора крупного жемчуга.
Рисунок каменных плит пола под ногами изображал морские волны, пространство меж которыми заполняла потертая позолота. А вот сводчатый потолок, напротив, был гладок, сер и чист. Ни единой фрески или узора, точно его покрыли свежей штукатуркой не больше сотни лет назад.
С негромким лязгом захлопнулась дверь. Изнутри ее украшал такой же чеканный узор из птиц и растений, как и снаружи. Иврос вопросительно посмотрел на Гвинейн.
Та словно и не придала этому особого значения. Подумаешь, захлопнулась старая дверь, невесть какого состояния и исправности, заперев их внутри. Эка невидаль! То ли дело содержимое комнаты. Впрочем, алчного блеска в глазах женщины не наблюдалось. Лишь искреннее любопытство.
– Я открою, не волнуйся. – Она пожала плечами. – Ты ведь не боишься оставаться взаперти со страшной окулус, мой грозный импери?
Иврос прищелкнул языком. Издал звук, похожий на раздраженное рычание.
– Вот и я о чем. – Гвин подняла с пола одинокую монетку и повертела в руках. – Старая имперская чеканка. С императорской короной. Такие все еще в ходу. Но наш король явно ими брезгует. Да и вообще золото недолюбливает, как и все в его роду. Что теперь совершенно понятно и объяснимо.
Она подняла глаза на колдуна. Тот обошел гору монет и остановился перед стойками с оружием, однако ни до чего не дотрагивался. Содержимое сокровищницы его не слишком волновало. Гвин даже подумалось, что наверняка похожее хранилище есть и в Терновом Бастионе. Только импери этим фактом не кичились. Да и тратиться они не могли: негде, не на что, и внимание привлекать к себе нельзя. Поэтому драгоценный металл для Ивроса оставался лишь металлом. И даже не самым ценным в силу своей мягкости и непрактичности.
– Не удивлюсь, если обнаружу здесь вещи с золотым пауком, – усмехнулась женщина.
Ив повернулся к ней. Чуть наклонил голову. Будто любовался ею. От его пристального взгляда Гвинейн невольно смутилась. Отвернулась, зашвырнула монетку в общую кучу в центре зала. Та весело звякнула.
– Даже если здесь и была когда-то сокровищница Хагмор, это уже неважно, – тихо заметил Иврос.
Гвин медленно приблизилась к нему. Адептка силилась угадать, о чем он думает. Отчего его взгляд так особенно тяжел в эту минуту.
Внезапная догадка заставила ее залиться румянцем. Повернуться к стене. Сделать вид, что ее занимает золотой дракон, вышитый на бархатном полотне.
– Значит, ты в детстве много читал? – задумчиво протянула Гвин.
– Довольно много.
Его низкий голос прозвучал прямо у нее за спиной.
Гвинейн невольно зажмурилась, ощутив, как колдуне мягко убирает ее волосы, чтобы открыть шею и спину.
– А ты мог бы тоже обернуться драконом и унести меня отсюда, как в той сказке? – Гвин обняла себя за плечи, растворяясь в его невесомых прикосновениях.
– Вряд ли. – Иврос усмехнулся. – Но от мамы я слышал одну семейную легенду. Если верить ей, колдун с кровью Хагмор может стать кем угодно и чем угодно. Ты видела на карте Нордвуда острова Трех Сестер? Мама рассказывала, что много лет назад, когда импери еще правили этим миром, жили на свете три сестры Хагмор. И всех троих полюбил Морской Царь. Он любил их так, что не мог выбрать одну в жены, как того требовали людские законы. И тогда Царь разозлился и выпустил на волю Тьму, что спала в морских пучинах. Только он не совладал с нею. Тьма заточила глупого правителя в ее собственном старом узилище и напала на Нордвуд, обернувшись громадным морским змеем. Сестры Хагмор сразились с Тьмой, и там, где пролилась кровь змея на прибрежные камни, вырос черный утес.
– Где стоит теперь Высокий Очаг? – Гвин закусила губу, ощутив его дыхание на своем затылке.
– Верно. – Иврос поцеловал нежную шею женщины. Он говорил тихо и медленно. Время от времени прерывался на новый неторопливый поцелуй. Его дыхание на ее коже отзывалось сладкой дрожью во всем теле. Каждое произнесенное слово звучало музыкой. – Сестрам Хагмор удалось победить Тьму, и от морского чудовища остался лишь зуб, что торчит огромной скалой из моря. Но, умирая, змей вызвал шторм. Чтобы сдержать этот шторм, сестрам пришлось обернуться тремя каменными островами. Тьма оказалась повержена. Темница в пучине рухнула. И Морской Царь освободился. Но когда он узнал, что случилось с его невестами, то сошел с ума от горя. Его слезы сделали море сапфирово-синим, а сам Царь растворился в нем. И по сей день он целует ноги своих возлюбленных невест, вымаливая их прощение. Просит вернуться к нему. Но сестры остаются каменными островами, такими непреклонными и суровыми, что ни зверь, ни птица, ни человек не смеют поселиться там.
– Какая, – Гвин сглотнула, ощутив, как пальцы Ивроса неторопливо касаются мелких пуговиц, что каскадом сбегали по платью вдоль позвоночника, – печальная история.
– Я тебя расстроил? – шепнул он, продолжая изучать жемчужные кругляшки. Одна петелька расстегнулась словно сама собой. За ней – другая. А потом еще одна. И еще. – Я могу перестать.
– Не можешь.
– Ты права. Не могу.
Иврос наклонился. Поймал губами мочку ее уха, не прекращая свою неторопливую борьбу с застежками. Легко прикусил.
Гвин приоткрыла уста, не в силах сдержать рвущийся стон. Этот сладостный звук заставил колдуна поспешить. Так, что две последние пуговки с жалобным стуком покатились по каменным плитам у ног.
Женщина развернулась к нему. Желание, глубокое и темное, как безлунная ночь, читалось в ее взоре. Словно созданные для его поцелуев губы были приоткрыты. Так, что сопротивляться Иврос действительно не мог.
Руки мужчины легли на плечи Гвин, неспешно спуская с них платье. Невыносимо медленно.
– Единственное сокровище в этой комнате, которым я хочу обладать, – ты, – его низкий шепот вызывал жаркое головокружение.
– Ив.
Он потянул вниз быстрее, освобождая любимую от тесной ткани, изучая ее стройное тело и открывая руны на белой коже.
Тот самый полумесяц под левой грудью.
Побелевшую печать на запястье.
Неразборчивый символ, похожий на птицу, на боку.
Витиеватую надпись на внутренней стороне правого бедра.
Расколотое солнце чуть выше одной лодыжки.
И сложную руну на бабочке другой.
Иврос захотел поцеловать каждый из этих знаков.
Нежно. Неторопливо. Прикосновениями доводя Гвин до исступления.
Лишь новый стон заставил его оторваться от возлюбленной – только затем, чтобы сорвать со стены белую медвежью шкуру и бросить ее поверх золотой горы.
Гвин подалась к Иву, обвивая его шею руками. Запустила пальцы ему в густые волосы. Потянула на себя, чтобы наконец слиться в долгожданном поцелуе. Колдун ответил рьяно. Его руки заскользили по хрупкому телу, прижимая к себе. Так, что женщина потеряла равновесие.
Они опустились на расстеленную шкуру, попутно освобождая от одежды Ивроса.