– Я уже это слышала, – проворчала Гвин.
Она с вызовом взглянула на Криса.
– Я все равно должна его увидеть. Даже не пытайся помешать. – Адептка гордо задрала нос и направилась к выходу.
Но Крисмер оказался проворнее. Он первым добрался до двери. Прислонился к ней так, чтобы женщина не смогла выйти.
– Ох, вишенка, погоди. Ты должна знать кое-что. – Адепт торопливо облизал губы, подбирая слова. – Сегодня вечером, когда мы все готовились ко сну, сюда заявился твой муж в компании двух солдат из гарнизона и велел им сторожить комнату Норлана до утра.
– Что? Но я никого не встретила по дороге сюда. – Она нахмурилась.
– Это потому, что мастер Гарана возразил такому решению, – Крисмер понизил голос, словно кто-то мог их услышать. – Сказал, что тогда им придется сторожить его самого, будто он не ректор и советник Императора, а какой-то преступник. Мастер Гарана был очень зол, хоть виду и не показывал. Но я уж точно знаю. Так что он при Кевендиле сказал лакею, чтобы тот постелил Ивросу на диване в комнате, которую мастер занимает сам. Потому как якобы твой отец озадачен разразившейся накануне непогодой и изъявил желание понаблюдать за твоим импери в случае необходимости. На том Кевендил и убрался ни с чем вместе со своими солдатами. А Норлан заночевал на диване у нашего архимага.
– Папа просто боится, что я уговорю Ивроса сбежать. – Гвин покачала головой. – Потому глаз с него не спускает. Не хочет остаться без импери. – Она сердито усмехнулась, потирая лоб. – Нет, а Кевендил каков? Не ожидала, что он отважится на нечто подобное.
Ее голос дрогнул. Адептка отвернулась.
– Гвинни. – Крис шагнул к ней. Погладил по голове. Поцеловал в висок. Крепко зажмурился. – Мне ужасно жаль. Но сейчас правда лучше пойти и лечь спать. Попрощаетесь утром.
Гвин сердито шмыгнула носом.
– Только не нужно расклеиваться, вишенка. – Он снова провел рукой по ее волосам. – Ты у меня боец, который не страшится живых мертвецов. Житейская драма тебя не сломает.
– Ой, знаток житейских драм, – проворчала она, а затем отстранилась, чтобы снизу вверх заглянуть в глаза адепта с единственным вопросом: – Так ты все слышал?
– Слышал что? – Он улыбнулся.
– Не притворяйся дурачком. Керика все рассказала. Меня не обманешь, – в тоне Гвин звучало нетерпение.
– Ах, ты об этом! – Крис тихо рассмеялся. – Да, конечно. Ты ужасно громкая, знаешь ли. А у меня хороший слух.
Гвин поджала губы и ущипнула ВарДейка так, что тот с тем же тихим смехом отшатнулся, закрываясь от нее руками.
– Почему же папе не сказал? – вопрос сорвался с языка сам.
Гвинейн позволила Крису отступить. Уперлась руками в бедра в ожидании ответа.
Лицо адепта стало серьезным. Он смотрел на женщину изучающим взглядом. Таким тяжелым, что Гвин невольно отвела глаза. Но, несмотря на ее не слишком соответствующий приличиям наряд, во взоре друга не было ни единого намека на страсть. Лишь тоска. И гнетущее сожаление.
– Потому что есть вещи, которые папам не рассказывают, – наконец, вымолвил он. А затем протянул Гвин раскрытую ладонь и с улыбкой произнес: – Пойдем, провожу тебя в твою комнату.
Ей не оставалось ничего, кроме как согласиться.
Они вышли рука об руку в темноту коридора. Ни души вокруг. Ни звука. А в сердце Гвин отчего-то закралось гаденькое желание нарочно кого-нибудь встретить. Пусть судачат. Пусть Кевендил узнает и сойдет с ума, тьма его раздери. За то, что не хотел отпускать ее подобру. И пытался приставить к Ивросу сторожей.
По-хорошему, адептка должна была чувствовать угрызения совести и за собственные проступки. За неверность как минимум. Но осуждать себя за то, насколько счастлива она была рядом с Ивом, Гвин попросту не могла. Это выглядело бы лицемерием по отношению к самой себе. Кевендил оказался всего лишь расчетливой попыткой обеспечить себе надежное будущее. Но именно Норлан зажег в Гвин пламя, что наполняло каждый день смыслом.
Погруженная в сумбурные размышления, Гвинейн и не заметила, как Крис привел ее к королевским спальням. Но отчего-то на лестнице замер, заслонив подругу плечом.
Он зашептал формулу укрывающего заклятия, и темнота на лестнице стала гуще. Она спрятала двух адептов от чужих глаз плотной завесой. Так, что из широкого коридора впереди вряд ли можно было различить что-либо, кроме ступеней, тонущих во мраке ночи.
Гвин осторожно выглянула из-за плеча Крисмера, но даже не успела спросить, что его насторожило.
Дверь в ее собственную спальню открылась. Из нее вышел Кевендил, злой, будто виверна, что вернулась в гнездо и обнаружила его разоренным.
Принц с досадой хлопнул дверью и, рывком развернувшись, направился дальше по коридору. Однако в свою комнату он не свернул. Миновал также и покои отца, хоть Гвин и полагала, что супруг побежит жаловаться на ее пропажу. Кевендил скрылся в противоположном конце коридора, что вел в сторону библиотеки, рисовальной комнаты, а оттуда можно было попасть в чародейскую башню и на открытую галерею.
– Кажется, твоему мужу захотелось взыскать с тебя супружеский долг, – с недоброй ухмылкой пошутил Крис.
Гвин фыркнула.
– Наверняка наконец созрел для важного разговора, – сделала вывод она. – И, вероятно, сейчас решил, что я пошла к Ивросу.
– Не думаю. – Адепт пожал плечами. – Он не станет сомневаться в надежности обещаний, что дал мастер Гарана. Просто не хочет, чтобы ты сбежала. С Норланом или без.
Гвин скрипнула зубами. Нашел когда разводить бурную деятельность.
– Пойдем. Он уже далеко. – ВарДейк вывел женщину из рассеивающейся темноты на лестнице и повел к ее комнате. – Ты тоже никуда больше не ходи. Ложись и отдыхай. Пожалуйста.
Адепт приоткрыл перед Гвин дверь и пропустил ее внутрь.
– Доброй ночи, вишенка.
– Доброй, Крис.
Дверь с тихим скрипом закрылась, оставив женщину в одиночестве в темноте остывающей комнаты.
Гвинейн неторопливо разожгла очаг и подкинула свежих дров. Она сняла халат и еще раз задумчиво расчесала волосы, сидя у зеркала. Ей до дрожи хотелось увидеть Ивроса. Но, увы, Крисмер был прав. Соваться к отцу посреди ночи не стоило.
Она зябко поежилась. Несмотря на огонь в камине, в комнате было прохладно. Особенно вот так, в одной тонкой сорочке, которая больше подходила для жарких летних ночей.
Адептка торопливо скинула туфли и забралась в постель, под ворох пуховых одеял. Удобно устроилась на мягкой подушке, уверенная в том, что ни за что не уснет. Но сон пришел довольно быстро, спустя всего несколько минут меланхоличного созерцания балдахина над головой. Только поспать все равно не удалось.
Стоило Гвин задремать, как дверь в комнату вновь приоткрылась. Совсем немного. Адептка напряглась, ожидая увидеть на пороге сердитого мужа. Но вместо него внутрь проскользнула Девана. На девочке была теплая голубая сорочка до самых щиколоток. Босые ноги прошлепали по холодному полу. Она быстро закрыла за собой дверь и торопливо забралась к Гвин под одеяло. Обняла.
Принцесса была тиха и бледна. Ее руки оказались ледяными. Но никаких заплаканных глаз или капризного гнева.
Гвинейн укутала девочку поплотнее. Обвила руками, чтобы поскорее отогреть. Погладила по голове. Пальцы наткнулись на косичку с маленькой металлической бусинкой. Адептка мягко улыбнулась, но не сказала ничего.
Девана заговорила сама спустя несколько минут, когда согрелась и успокоилась.
– Ты уедешь от нас, сестрица? – спросила она.
– Ты слышала слова моего отца. Я остаюсь.
– Но ты ведь хочешь уехать из Нордвуда?
Гвин тяжело вздохнула. Вопрос, который задала ей Девана, был страшнее сражения с Пастырем Проклятых. Женщина смотрела широко распахнутыми глазами прямо перед собой, но не видела вокруг ничего. Глубоко ушла в свои мысли. Какое-то время она меланхолично гладила девочку по распущенным волосам, мягким и послушным, как шелк. А потом снова вздохнула и произнесла вслух абсолютно честно:
– Я не знаю.
Принцесса обняла Гвин еще крепче. Словно не желала отпускать. Будто это «я не знаю» означало, что адептка все равно уедет, рано или поздно.
– Я вижу, что ты не любишь Кевендила, но попробуй дать ему шанс, – вдруг попросила девочка.
Пожалуй, это был первый раз, когда она слышала из уст избалованной принцессы столь искреннюю просьбу.
Гвин усмехнулась.
– Что? – Девана с непониманием покосилась на нее.
– Когда-то твой брат так же просил за тебя, – призналась Гвин.
Не так давно. Тогда принцесса капризно требовала обучать ее магии. В дни, когда Гвинейн Гарана скорее поставила бы несносную Мейхарт в угол, нежели стала ее обнимать.
– Он хороший, – заверила девочка. – Очень хороший.
Гвин ничего не ответила.
Она внимательно наблюдала за тем, как принцесса удобнее устраивает голову возле нее на подушке. Как опускаются длинные черные ресницы, девочка расслабляется и медленно погружается в сон.
Но неуютное чувство тревоги не давало Гвин уснуть. Она все гадала, связано ли это с отъездом Ивроса в Идарис или со словами Деваны. Или, может быть, просто с тем, что сама Гвин остается в Нордвуде разбираться с неизвестным месмеристом? Тянуть с этим тоже было никак нельзя. Он мог быть опасен и хитер. И чем дольше они с Крисом мешкали, тем больше людей рисковали пострадать. Да и кто знает, в чем его цель. Чего он добивается, подчиняя своей воле диких зверей.
Адептка почувствовала, как совесть вкрадчиво бранит ее распоследними словами. Отец был прав, как всегда. Это она допустила появление месмериста. Позволила ему зайти так далеко. И за всей своей любовью и страстью к Ивросу, за безоглядным погружением в прошлое, дабы найти виновного в смерти Ашады Норлан (и почему она была так уверена, что виновный действительно существовал и это не обыкновенное самоубийство?) в минувшие дни не сделала практически ничего, чтобы ему помешать.
Девана засопела во сне и снова расслабилась. Похоже, ей что-то снилось.
Гвин бережно убрала с лица принцессы длинную прядку и мысленно пообещала, что убережет Нордвуд во что бы то ни стало. Пусть Иврос уезжает. Пусть спокойно разбирается в том, что тревожит его разум. Она-то знает: его сердце остается с ней. И ее импери обязательно вернется. А до того момента Гвин приложит все усилия, чтобы защитить королевство и его жителей. Ни один безумный колдун с темным даром не посмеет нарушить этот сладкий детский сон.