- Готово, я к вашим услугам! – воскликнул он. – Я на минутку выключу нетлог, что скажете?
Он выбрался из своего кресла и подошел к Лукасу.
– В правительстве все убеждены, что за них проблемы будем решать именно мы – и лишь потому, что у нас хорошие отношения с ӧссеанами. Но с Ӧссе все совсем не так просто – вот в чем дело… но вы и сами прекрасно знаете. Вам не нужно объяснять.
От Лукаса ожидалось подтверждение, что он послушно и сделал. Какое-то время они обсуждали тему «трудности в коммуникации с ӧссеанами».
– Все правление вечно в черных очках! Как будто в фильме про мафию, – рассудил с отвращением Трэвис и махнул рукой. – С другой стороны, я трёигрӱ совсем не боюсь.
Он заговорщически наклонился к Лукасу.
– Я всегда на всякий случай под очки надеваю контактные линзы – на случай, если очки с меня упадут! – заключил он со смехом – ему это явно казалось отличной шуткой.
«И это я себя считал инфантильным!» – ужаснулся Лукас. Он от всей души пожалел, что не перевернул тот восьмиугольник, потому что Роберт Трэвис этого заслуживал. Тем не менее он не поддался гордыне и не стал объяснять Трэвису, что тех, кто избегает трёигрӱ, ӧссеане глубоко презирают. Да и какое имеет значение то, что ӧссеане думают о Трэвисе? Прежде всего, это не имело значения для самого Трэвиса, что было очевидно, – а значит, не было и нужды призывать его к конфронтации с суровой реальностью. Пока ӧссеане готовы были продавать ему мицелиальные компоненты для артисателлитовых систем, он мог быть собой доволен.
– Я просто знаю к ним подход! Это подарок от них, – добавил Трэвис с нескрываемой гордостью и показал пальцем на мандалу.
– Красивая, – искренне признал Лукас.
Его глаза вновь впились в изящные изгибы цветного узора.
- Ӧссеане оказали вам большую честь, подарив такую ценную вещь.
Трэвис засиял.
– Как я уже сказал – у нас хорошие отношения, – с удовольствием заявил он. – И все же это странно, господин Хильдебрандт, как судьба всегда находит нужную дорожку! Как говорят там на Ӧссе – неминуемого не избежать…
В отличие от зӱрёгала, который вчера говорил исключительно на ӧссеине, Трэвис цитировал по-терронски, но с неменьшим пылом.
– Видимо, такова моя судьба – иметь что-то общее с ӧссеанами. Никакие препятствия, никакие невзгоды не остановят, если так сложились звезды! И в конце концов я все же с ними связался, хотя все обстоятельства были против меня!
Последние слова он почти выкрикнул, и в его голосе было столько торжества и упорства, что Лукас оторвал взгляд от мандалы и удивленно уставился на него.
Трэвис осекся. Его рука рванулась ко рту в детском жесте смущения. Он быстро принял задумчивый вид и принялся потирать подбородок в притворных философских раздумьях – но неловкая непринужденность едва могла скрыть дикие эмоции, которые кипели и клокотали в нем, почти хлестали из ушей.
И тут Лукас понял. «Совпадение ли, что я натыкаюсь на Ӧссе на каждом шагу! Как бы не так – никакое это не совпадение! Это четкая закономерность. Если бы я не подошел сам посмотреть на мандалу, Трэвис вгрызся бы в мой рукав и потащил меня к ней. Он ничего не может с этим поделать. Ему нужно об этом говорить. Постоянно. И особенно со мной».
Да, теперь он видел это и в ретроспективе. Каждый раз, когда Роберт Трэвис имел дело с Советом, он всегда обращался лично к нему – даже несмотря на то, что крупными компаниями занимался другой отдел. Он всегда, всегда отчаянно пытался произвести на него впечатление. Всегда сводил разговор к Ӧссе. И всегда отпускал о ней игривые, слегка презрительные замечания, стараясь выглядеть посвященным. Но только сейчас, стоя с ним перед ӧссенской мандалой и видя, как в нем все кипит, Лукас наконец понял истинную связь.
Роберт Трэвис, очевидно, знал – хотя бы самую малость – его отца. И старый профессор явно надавил на его больную мозоль, как обычно делал со всеми.
– Не смею судить, можно ли полагаться на судьбу, – проронил Лукас с пафосной серьезностью. – Я знаю лишь, что, если хочешь чего-либо добиться, нужно иметь соответствующую настойчивость и решительность. И у вас они есть, господин Трэвис.
Показалось? Нет. Роберт Трэвис действительно покраснел. Лукас стиснул зубы. К сожалению, нужно было продолжать – не показывать, что его тошнит, а весело притворяться, что он ӧссенский гуру – но также настойчив и решителен. Отступив на шаг, Лукас принял вид знатока.
– Эта мандала – настоящая жемчужина; кроме того, она висит в идеально подобранном месте. Размещена согласно правилам, и надписи расположены верно.
– Я специально повесил ее возле двери – понимаете, как говорит нам закономерность Пути… – начал Трэвис.
– Ее действительно повесили вы? Собственными руками?! – Лукасу даже не пришлось изображать удивление.
При всем своем скептицизме по отношению к священным предметам и полном неверии в силу надписей на дощечках, он никогда в жизни не стал бы лично связываться с такой вещью, как ӧссенская мандала. Если бы он был большим боссом у Спенсеров, то не пожалел бы денег и заполучил бы настоящего, неподдельного ӧссенского монаха – если возможно, с прибитым ко лбу подлинным сертификатом с Гиддӧра.
– Конечно же сам! Я бы не позволил кому-либо другому прикасаться к ней! – возразил Трэвис в пылу. – Вы ведь знаете, что это за вещь!
«Вот именно», – подумал Лукас.
– Даже вы ее не коснулись, как я заметил, – добавил Трэвис.
Его голос вдруг зазвучал немного сдавленно.
– Я бы никогда не осмелился, – совершенно искренне заверил его Лукас.
«Стоит ли его предупредить? Рё Аккӱтликс, стоит ли мне предупредить этого безумца?!» Но тут он вспомнил о Фомальхиве. Бывают ситуации, когда приходится игнорировать голос совести.
– Спасибо, – выдохнул Трэвис. – Понимаете, некоторые сразу к ней бросаются и из простого любопытства так и… обеими руками, может быть даже грязными… Но у вас, конечно, есть понимание в таких делах, господин Хильдебрандт. Вы прекрасно знаете, что это такое…
Его лицо вспыхнуло еще сильнее. Затем смущение, казалось, перешло все границы дозволенного, потому что он переступил с ноги на ногу и отвел глаза. На его лбу выступили капельки пота.
Лукас это заметил. «Да, заглушить совесть… но иногда сделать это просто нельзя», – мрачно заключил он. Он наклонился к Трэвису.
– Накройте ее толстым покрывалом, Роберт, – тихо сказал он. – Сделайте это. Серьезно.
Роберт Трэвис посмотрел на него с неподдельным ужасом. Затем рассмеялся.
– Ради всего святого, зачем же? Это самый ценный предмет в этом помещении! – радостно сказал он. – Вы ведь сами говорите, что мандала прекрасная! Особенно на ӧссеан она всегда оказывает большое впечатление. Было бы жаль ее закрывать.
– Воспринимайте это как эксперимент. Проверьте, способны ли вы. На один-единственный день, – настойчиво убеждал Лукас.
Трэвис энергично замотал головой.
– Ни в коем случае! Я бы никогда так с ней не поступил.
– Попробуйте. Это просто вещь.
Роберт Трэвис смущенно провел толстыми пальцами по подбородку. Он не переставал тихо посмеиваться.
Даже Лукас в конце концов улыбнулся, хотя это требовало немалой самоотверженности. «Нет, больше никаких советов, нельзя, – решил он. – Рё Аккӱтликс, я что, его нянька? Или психоаналитик? Он все равно не слушает. Не хочет. И не станет.
Кроме того, возможно, я ошибаюсь.
Может быть, все не так уж и плохо».
Операцию по курению фимиама нужно было незамедлительно продолжать, потому он собрался с силами и завел разговор о старом профессоре.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете. В любом случае… вы, кажется, неплохо разбираетесь в вопросах, касающихся Ӧссе, господин Трэвис, – произнес он. – Я уверен, вы посвятили этому немало времени. Может быть, вы даже изучали ӧссеистику?!
– К сожалению, нет, – вздохнул Трэвис. – У меня диплом экономиста. Но я получил сертификат ӧссенской Церкви Аккӱтликса – в знании истории!
– Значит, вы в этом и правда хороши.
Лукас сказал это искренне. Он точно знал, о каком сертификате идет речь, потому что сам когда-то пытался его получить. Он собирался подать заявление на должность в посольстве на Ӧссе, и ему казалось, что любой диплом или сертификат, который можно упомянуть в резюме, мог бы пригодиться. Он был уверен, что тесты сдал успешно, хотя они были адски трудными и заняли целых пять часов; но ӧссеане лишь сказали ему, что он не соответствует критериям. Ничего объяснять они были не обязаны. В делах Церкви не существует понятия апелляции. Лукас мог бы попытаться снова, но махнул на это рукой, так как решил, что все это не просто так и его имя, вероятно, будет занесено в черный список. Вдобавок к слоновьим ушам, у ӧссеан и память как у слонов; а Лукас хорошо знал, что земное представительство Церкви взяло его на карандаш, еще когда ему было девятнадцать лет. Тот факт, что он, будучи совсем юным, оскорбил все духовенство ӧссенского храма и полдюжины священников, был лишь одним из эпизодов его вечной и совершенно безнадежной войны со старым профессором.
– Я всегда мечтал посвятить себя ӧссенской истории и религиоведению. Знаете… ее постижению. Изучению. Это интерес всей моей жизни, – объяснял Трэвис. – Но… так или иначе… вы понимаете, что не всем дано воплотить свои мечты в реальность.
Лукас чувствовал, как мышцы его живота непроизвольно напрягаются, словно в ожидании удара. «Ну, вперед», – подбодрил он сам себя.
– Жаль, что мы тогда не были знакомы, – произнес он все так же с улыбкой. – Я бы представил вас своему отцу. Он годами работал в этой области.
– Вашему отцу! – ахнул Трэвис и всплеснул руками. – Конечно же, я с ним встречался! А вы как думали?! У меня были серьезные намерения, так что мы едва ли могли разминуться. Он был… действительно самым большим специалистом в исследованиях Ӧссе. Потрясающий. Уважаемый всеми. Блестящий. Его гениальная транскрипция перегласовок…
Он запнулся.
Уши Лукаса безошибочно уловили жалостливый оттенок в его голосе, и мозг так же безошибочно обнаружил причину; но рот вежливо ожидал, когда Трэвис сам проболтается.