Я жму на курок четыре раза.
Для чокнутой техасской девочки это не так уж и трудно.
Перебираюсь через него к рулю.
Ровно одиннадцать минут уходит на то, чтобы найти в темноте Дамбо, мой ориентир – большое дерево на западном берегу, одна ветка которого задрана в небо подобно слоновьему хоботу.
Самое жуткое место на озере. Опасный омут. Для рыбалки лучше места не придумать, но если здесь кто уйдет под воду, то на поверхность уже не всплывет. Мы с папой прекрасно проводили время на этом озере. Я потрошила рыбу и не блевала, а он цедил водку из баночек «колы» и блевал всегда.
У меня на душе удивительно тихо, спокойно. Не припомню такой тишины. Странно. Я заглушаю мотор. Секунду просто сижу. Нет, надо приниматься за дело. Не так уж трудно скинуть его за борт. Плюх. Он уходит под воду меньше чем за минуту. Я смотрю на это и ничего, ничего не чувствую. Бросаю следом книжку, которую нашла у него под раковиной рядом с рудбекиями и измельчителем отходов, – «Ребекку» Дафны Дюморье. Кровь впиталась в хрупкий переплет – не то бы я, конечно, оставила ее себе на память. Этой книге были посвящены мои вопросы № 8, 9 и 10, но он уже явно собирался накинуть на меня чертово лассо.
К хижине я возвращаюсь за считаные минуты. Быстро накрываю лодку и собираю наши вещи. «Вы должны съехать к 11 утра, – гласит записка на двери. – Убедитесь, что лодка пришвартована. Ключи оставьте на столе».
Зубы у меня стучат, руки и ноги немеют, когда я вставляю его ключ в замок зажигания. Но я горжусь собой, правда. И мне радостно. Я возвращаюсь к зоне для кемпинга национального парка озеро Техома и выбрасываю брезент и чемодан в огромные мусорные контейнеры.
На полпути к службе проката автомобилей у меня заканчивается бензин.
2.52 утра
Мой монстр умер.
Моя лучшая подруга жива и на моих глазах аккуратно складывает треугольничком белую салфетку.
Так почему же мне так хочется сбежать?
И крикнуть Эффи:
БЕГИ.
Я думала, папа меня убьет. Ему пришлось забирать меня из бургерной в Шермане. Я прошла пешком четыре мили. Моя одежда и лицо были перемазаны кровью. Женщине за прилавком я сказала, что у меня в руках лопнула упаковка кетчупа. И попросила воспользоваться их телефоном.
Папу, конечно, на мякине не проведешь.
Он быстро меня раскусил – сломал, как обычно. Я так устала. Пальцем не могла пошевелить. Больше всего хотелось позвонить Тесси…
По дороге домой папа много чего мне говорил. У тебя не было доказательств, что он – убийца. Какой еще аборт – Господи помилуй! Не может быть и речи. Господи, Лидия. Господи Иисусе.
Я подслушала, как он звонил своим приятелям со склада – просил их заправить арендованную доктором машину и вернуть ее.
Почему-то мне никак не согреться.
Кажется, это было миллион лет назад: я стояла за сараем и наблюдала, как он сажает рудбекии под домиком на дереве.
Сейчас мои родители сидят на диване в гостиной и составляют план. А я вышла на задний двор – надо кое-что закопать. Назовем это «Плохой коробкой». В ней ключ от хижины, который я забыла вернуть хозяевам. Кольцо Тесси – я его украла, потому что нельзя носить такие вещи. Дурная примета. И моя любимая книжка Эдгара По – сегодня вечером я слышала, как она тикает на книжной полке, а жить с этим всю жизнь я не намерена. Я никогда не слечу с катушек, как Тесси.
2.53 утра
Она спятила. Лидия спятила.
Когда мне следовало догадаться? Уже во втором классе, когда она села ко мне за парту с карандашами – красными, блестящими, острыми, как сосульки?
Она уже вовсю тараторит – она всегда тараторит, если говорит правду, – про Китса и разверзшееся небо и как «напоследок я увидела его плешь, похожую на огромный комариный укус, а потом только тьма, тьма, тьма…»
Врач. Мой монстр. Ее любовник.
На дне озера. Того самого, где я учила Чарли кататься на водных лыжах. Она, наверное, каталась прямо над ним.
Все эти годы он был мертв.
Сначала меня захлестывает волной облегчения. Потом наступает страшная ясность.
Все эти годы он жил благодаря мне.
Моя лучшая подруга позволила этому случиться. Позволила мне страдать. Позволила Террелу отсидеть за преступление, которого он не совершал.
Лидия – жадный цветок. Вот уж кто действительно черноокая сюзанна, а вовсе не те бедные девочки, что лежали со мной в могиле. Агрессивная. Цветущая на любой, даже самой бедной почве.
– Через четыре часа после того, как мы занимались любовью в последний раз, я наблюдала, как он сажает рудбекии под твоим домиком на дереве, – вкрадчиво произносит Лидия. – Я нашла цветы в пластиковых горшочках под раковиной, а потом проследила за ним и смотрела, как он роет для них ямку. – Лидия хихикает.
Он никогда не тронет мою дочь.
Он превратился в кости.
Лидия его любила.
– Ты как-то странно выглядишь, милая, – лопочет Эффи. – Устала? Может, присядешь?
– Цветы… – выдавливаю я.
– Что? – Лидия чем-то раздражена. Ждет от меня… благодарности?!
Я с трудом подавляю в себе волну гнева и недоумения. Она семнадцать лет держала мой разум в заложниках – а теперь ждет, что я ее за это поблагодарю? Мне хочется только одного: схватить ее за блестящие обесцвеченные волосы и драть их, драть, пока хватит сил, и орать «Почему?», пока не задрожат стены этого дома.
Лидия уже беспокоится, а я должна успеть все узнать.
– Лидия, – снова начинаю я. – Если он умер… кто все эти годы сажал рудбекии под моими окнами?
– Ты меня, что ли, обвиняешь? – Она уверенно смотрит мне в глаза. – Понятия не имею. Это просто цветы, Тесси. Неужели ты и сэндвичи с арахисовым маслом до сих пор ненавидишь?
– Лиз не имеет никакого отношения к озеленению, – вмешивается Эффи. – За это отвечает Марджори Шваб из общества садоводов. Сэндвичи обычно приносит Бланш Как-бишь-ее. Или Глэдис? А мою гостью зовут Лиз, не Лидия.
– Понятно, – говорю я Эффи.
Лидия прикладывает к губам салфетку. Опять притворство. Она даже не притронулась к этому недоразумению на тарелке.
– Я знаю, ты злишься, Тесси. Но идеальные убийства не случаются сами собой. Тут важно подгадать время. И я сохранила футболку – прямо в духе Оу Джея, правда?
– Так это… его кровь на футболке, – медленно произношу я.
– Ты что, не дочитала дневник? – спрашивает Лидия. – Я дала тебе сорок пять минут!
Мой разум отгораживается от нее. Подобно лазерному лучу наводится на то единственное, что еще важно. Что еще можно исправить. Террел.
Кровь врача на розовой футболке. Плод в могиле. ДНК Авроры.
Все связано. Наука поможет освободить Террела. Если Лидия говорит правду, кровь на футболке все объединит. Врач был отцом не только дочки Лидии, но и ребенка убитой Сюзанны.
– Ты что же, не спросишь, зачем я приехала? – обижается Лидия, точь-в-точь как в десять, двенадцать и шестнадцать лет. – В сарае хранятся все мои исследования, связанные с твоим доктором. Я посвятила этому три года жизни. Узнала, где он раньше преподавал. И кто там исчезал без вести. Конечно, это не прямые доказательства, но картинка вырисовывается. И потом, полиция ведь прочешет озеро. Я разрешу им допросить меня, но буду слишком потрясена и раздавлена, чтобы выдать все. – Видно, что она прямо-таки упивается собой. – Я приехала не просто так, Тесси. Эффектное появление в последнюю минуту – отличная концовка для книги, не находишь? Роман будет про другую чудом уцелевшую Сюзанну. Про меня. Повествование в духе современной феминистской сказки. Тебе понравится. Смысл в том, что монстр получает по заслугам.
– Я начинаю подозревать, что вы не из исторического сообщества, – цедит Эффи сквозь зубы.
Лидия втыкает вилку в ее кекс. Почти доносит до рта.
Не стану ей мешать.
Впервые за долгое, долгое время во мне просыпается надежда. Словно прохладный ветер выдул из моей головы всю пыль и копоть.
Третье октября, год тысяча девятьсот девяносто пятый, 13.00.
Да здравствует Оу Джей Симпсон, сегодня он вышел из здания суда свободным человеком.
У нас была последняя встреча. На щеках Тесси я заметил характерный румянец – она расстроена.
Ее крошечный шрамик светится на загорелом лице, словно луна среди россыпи звезд-веснушек. Сегодня она не потрудилась его замазать. Это хорошо: к ней возвращается уверенность. Глаза-изумруды смотрят ясно и решительно. Великолепная копна медных волос убрана в тугой пучок, словно перед соревнованиями. Мышцы лица подтянуты – не то что в наш первый день, когда она была похожа на дряблый мешок. Она все еще грызет ногти, однако сегодня накрасила их приятным лавандовым лаком.
Я столько всего хочу ей сказать.
Как я намеревался порвать ее на куски, но собирать ее по кусочкам было гораздо, гораздо интереснее.
Как Ребекка оказалась случайной ложью, которую я выдумал прямо во время интервью – и одновременно красивой метафорой моей жизни. Ребекка – призрак, что помог мне пережить худшую ночь в моей жизни. Воплощение всех жен и дочерей, которых у меня никогда не будет, и всех девушек, что сидели на моих лекциях, смотрели на меня во все глаза и не видели своей участи.
Я хочу сказать Тесси, что иногда – часто – мне бывает стыдно и больно.
Я хочу закончить ту историю про бедного мальчика, который возвращался из школы в пустой дом и включал отопление.
Тесси пожалела мальчугана, я сразу это понял. Когда ей грустно, лицо у нее так красиво морщится – складывается, точно бумажная модель оригами.
Мать того мальчика каждый день оставляла ему какой-нибудь страшный сюрприз. Мертвого птенца на подушке. Живую змею в унитазе. Кошачью какашку в коробке с «Твинкис». «Мои проделки», так она это называла.