— Ты прав, Корам, — сказал Джон Фаа. — Я видел немало смертей и сам не раз отправлял других во мрак, хоть и всегда в пылу сражения. То, что из мрака мы попадём в такую прекрасную землю, будем свободны, как птицы в небе — да, это величайшая надежда, которую можно дать человеку.
— Надо поговорить об этом с Лирой, — сказал Фардер Корам, — и узнать, как это получилось и что это значит.
Мэри было очень нелегко прощаться с Атал и другими мулефа. Перед тем, как она поднялась на борт корабля, мулефа подарили ей флакончик из древесного лака с маслом колёсного дерева и самое ценное — мешочек семян.
— Они могут не вырасти в твоём мире, — сказала Атал, — но, даже если так, у тебя останется масло. Не забывай нас, Мэри.
— Никогда, — сказала Мэри, — никогда. Даже если я проживу, сколько живут ведьмы, и забуду всё остальное, я всё равно никогда не забуду тебя и доброту твоего народа, Атал.
И они отправились в обратный путь. Дул легкий ветерок, море было спокойно, и хотя путешественники не раз замечали блеск огромных белоснежных крыльев, птицы в этот раз были осторожны и держались на расстоянии. Уилл и Лира не расставались ни на час, и для них две недели плавания промелькнули в мгновение ока.
Ксафания сказала Серафине Пеккала, что, когда все проходы закроются, миры встанут на свои места по отношению друг к другу. Оксфорд Лиры с Оксфордом Уилла наложатся друг на друга, как прозрачные картинки на двух кусочках плёнки, которые сольются, если их сложить вместе, но на самом деле никогда не соприкоснутся.
Но сейчас они были друг от друга далеко, как Оксфорд Лиры от Читтагацци.
Оксфорд Уилла был рядом, на расстоянии разреза ножа. Они приплыли вечером, и когда якорь с плеском упал в воду, заходящее солнце ещё согревало зелёные холмы, терракотовые крыши, весь изящный ветхий порт и маленькое кафе Уилла и Лиры.
Джон Фаа долго рассматривал берег в капитанскую подзорную трубу и не нашёл в городе никаких признаков жизни, но всё же решил на всякий случай взять на берег с полдюжины вооружённых людей. Они не должны были ни во что вмешиваться — только быть рядом на случай, если они понадобятся.
Путешественники в последний раз поужинали вместе, глядя, как вокруг сгущается темнота. Уилл попрощался с капитаном и его помощниками, с Джоном Фаа и Фардером Корамом. Он, казалось, почти не осознавал их присутствия, зато они ясно видели: перед ними молодой, но очень сильный человек, и этот человек чем-то глубоко потрясён.
Наконец Уилл и Лира со своими дэмонами, Мэри и Серафина Пеккала пошли в пустой город. Он и в самом деле был пустым: единственными шагами и единственными тенями в нём были их собственные шаги и тени. Впереди рука об руку шли Лира и Уилл — туда, где им предстояло расстаться, а обе женщины держались чуть позади, разговаривая, как сёстры.
— Лира хочет ненадолго заглянуть в мой Оксфорд, — сказала Мэри. — Она что-то задумала. Потом она сразу вернется.
— Что ты будешь делать, Мэри?
— Я? Конечно, пойду с Уиллом. Сегодня мы пойдем в мою квартиру, ко мне домой, а завтра выясним, где его мать, и посмотрим, чем мы сможем ей помочь. В моём мире так много правил и предписаний, Серафина. Властям нужно, чтобы ты ответил на тысячу вопросов. Я помогу ему в правовых делах, с социальными службами, с жильём и так далее, чтобы он мог посвятить себя матери. Он сильный мальчик… Но я буду ему помогать. К тому же он нужен мне. У меня больше нет работы, денег в банке осталось немного, и я не удивлюсь, если меня ищет полиция… Он будет единственным человеком на всём моём свете, с которым я смогу обо всём этом поговорить.
Они прошли по тихим улицам мимо квадратной башни с дверью, открытой в темноту, мимо маленького кафе со столиками на тротуаре, и вышли на широкий бульвар с рядом пальм посередине.
— Вот тут я вошла, — сказала Мэри.
Сюда открывалось окно, которое Уилл уже видел на тихой дороге в окрестностях Оксфорда, и с оксфордской стороны его стерегла полиция — по крайней мере, когда Мэри хитростью в него проникла. Она увидела, как Уилл подошёл к окну, сделал в воздухе несколько ловких движений руками, и оно исчезло.
— Они удивятся, когда в следующий раз посмотрят, — сказала она.
Перед тем как вернуться домой с Серафиной, Лира хотела зайти в Оксфорд Уилла и Мэри и кое-что показать Уиллу. Нужно было тщательно выбрать место, где прорезать окно. Поэтому женщины шли за ними следом по освещённым луной улицам Читтагацци.
Справа от них посреди большого красивого парка стоял огромный дом с классическим портиком, сиявшим под луной, как сахарная глазурь.
— Когда ты сказала мне, как выглядит мой дэмон, — обратилась Мэри к Серафине, — ты говорила, что, если будет время, научишь меня его видеть… жаль, что у нас не было времени.
— Ну, время у нас было, — сказала Серафина, — и разве мы с тобой не разговаривали? Я научила тебя кое-каким ведьминым премудростям. По старым обычаям моего мира это запрещено, но ты вернёшься в свой мир, да и обычаи изменились. Я тоже многому у тебя научилась. Так вот: когда ты говорила с тенями по своему компьютеру, тебе ведь приходилось поддерживать определённое внутреннее состояние?
— Да… как и Лире, когда она использовала алетиометр. То есть мне попробовать это сделать?
— Да, только одновременно с обычным зрением. Попробуй прямо сейчас.
В мире Мэри были такие картинки: на первый взгляд они состояли из беспорядочных цветных точек, но если посмотреть на них особым образом, они как будто раздвигались в три измерения. На бумаге проступало дерево, или лицо, или что-нибудь ещё, чего там раньше не было, и картинка была на удивление объёмной.
Серафина научила Мэри чему-то подобному. Нужно было продолжать видеть нормальным зрением и одновременно войти в сон наяву, похожий на транс, в котором Мэри могла видеть тени. Но сейчас ей нужно было использовать одновременно оба зрения: обычное и трансовое, так же как нужно смотреть сразу в двух направлениях, чтобы увидеть среди точек трёхмерные картинки.
И, точно как с картинками, она вдруг увидела.
— Ах! — вскрикнула она и схватила Серафину за руку, чтобы не упасть: на железном заборе парка сидела птица — черная, блестящая, с красными ногами и загнутым жёлтым клювом — альпийская галка, в точности как её описала Серафина. И она — то есть, он — был всего в паре футов от Мэри. И глядел на неё, слегка наклонив голову набок — Мэри готова была биться об заклад, что всё это его забавляло.
Но она так удивилась, что утратила сосредоточенность, и птица исчезла.
— Ты это сделала это один раз, в следующий раз будет легче, — сказала Серафина.
— Когда вернёшься в свой мир, ты научишься видеть и чужих дэмонов. Но они не будут видеть твоего дэмона и дэмона Уилла, если только ты не научишь их видеть, как я научила тебя.
— Да… О, как это удивительно! Да!
Мэри подумала: «Лира ведь разговаривала со своим дэмоном, получится ли у меня не только видеть, но и слышать эту птицу?» Она шла дальше, предвкушая этот момент.
Уилл уже прорезал окно и подождал, когда пройдут женщины, чтобы снова закрыть его.
— Вы знаете, где мы? — спросил Уилл.
Мэри огляделась. Они были в её мире, на тихой улице, обсаженной деревьями. По обе стороны дороги стояли большие викторианские дома, и рядом с каждым был сад с подстриженными кустами.
— Где-то в северной части Оксфорда, — ответила Мэри. — Вообще-то это недалеко от моей квартиры, хоть я и не знаю, какая это улица.
— Я хочу пойти в Ботанический сад, — сказала Лира.
— Хорошо. Думаю, это минутах в пятнадцати ходьбы. Нам сюда…
Мэри снова попыталась использовать двойное зрение. На этот раз всё получилось легче: галка была с ней, в её мире и сидела на ветке, низко свесившейся над тротуаром. Мэри протянула руку, чтобы посмотреть, что будет, и птица тут же шагнула на неё. Мэри ощутила на руке небольшую тяжесть, почувствовала когти, цепко ухватившие её палец, и осторожно пересадила птицу к себе на плечо. И он так привычно устроился на новом месте, будто всю жизнь там и сидел.
«А он и сидел», — подумала Мэри и пошла дальше.
На Хай-стрит было малолюдно, а спустившись по ступеням напротив колледжа Магдалены к Ботаническому саду, они и вовсе остались одни. Мэри и Серафина сели на каменную скамью внутри богато украшенной арки, ведущей в сад, а Уилл и Лира перелезли через железный забор внутрь. Их дэмоны проскользнули сквозь прутья забора и поплыли в сад перед ними.
Лира потянула Уилла за руку:
— Сюда.
Она провела его мимо развесистого дерева, под которым был бассейн с фонтаном, потом свернула налево и пошла между клумбами к огромной сосне с несколькими стволами. Там, куда она направлялась, в дальней части сада, за дверью в массивной каменной стене, деревья были моложе и растительность выглядела более дикой, чем везде. Лира повела Уилла почти в самый конец сада, через мостик, туда, где под большим, развесистым деревом стояла деревянная скамейка.
— Да! — сказала она. — Я так надеялась, и вот она — всё точно так же… Уилл, я приходила сюда в моём Оксфорде и сидела на этой самой скамейке, когда мне хотелось побыть одной, только с Паном. Вот я и подумала, что если бы ты, может, хоть раз в год… если бы мы могли приходить сюда в одно и то же время, всего на какой-нибудь час, мы могли бы представлять, что мы снова рядом, потому что мы и были бы рядом… если бы ты сидел здесь, а я — тут, в своём мире…
— Да, — сказал он. — Я буду приходить сюда всю жизнь. Где бы в мире я ни был, я приду сюда…
— В день летнего солнцестояния, — сказала она, — в полдень. Всю мою жизнь. Всю мою жизнь…
Он вдруг перестал видеть из-за горячих слёз, но дал им волю и только крепко прижал Лиру к себе.
— А если потом, — дрожащим голосом шептала она, — мы встретим тех, кто нам понравится, и поженимся с ними, тогда мы должны быть к ним добры, и не сравнивать всё время, и не мечтать о том, чтобы лучше мы с тобой поженились… Но всё равно раз в год приходить сюда. Всего на час, пр