События не логичны — они фантазийны. Ты видишь не умудренного опытом взрослого писателя-мудреца, но ребенка.
И это, конечно, поразительно. От взрослости убегает в детство не просто человек, и даже не педагог, но — писатель.
Это, конечно, удивительное, уникальное, может быть, единственное в мировой литературе сочетание, с одной стороны, восторженной, детской фэнтези, а с другой — мощной сатиры на суть государства. Плюс безусловная, искренняя исповедальность автора.
Как показать никчемность взрослого мира так, чтобы это было смешно и оригинально?
Надо поставить во главе государства нормального, не опошленного взрослым миром, маленького человека, и показать, что с ним будет делать государство.
Кто может быть таким человеком?
Разумеется, только ребенок — десятилетний король, которым движет естественная, если угодно — Божественная логика, а не социальная.
Что делают взрослые, поняв, что ими начинают править по естественным, человеческим законам?
Немедленно объявляют ребенку войну.
Очень конкретная и понятная метафора: как только маленький человек начинает что-то всерьез делать в мире взрослых, с ним тотчас начинают воевать.
И это ведь речь не о Матиуше, но о любом ребенке, который пытается как-то проявиться в мире взрослых.
Дети — милые и трогательные.
Взрослые — конкретные и злые.
Кто победит?
В стране Матиуша наступает хаос, три короля, сговорившись, завоевывают его королевство. Матиуша приговаривают к смертной казни, которую потом заменяют высылкой на необитаемый остров.
Ребенок бессилен против силы взрослых. И это, конечно, вывод очень трагический.
Но прежде чем умереть — причем по случайной вине своего ближайшего друга, — Матиуш пройдет еще один этап: он станет философом.
Корчак так и пишет: «Матиуш стал философом, то есть человеком, который размышляет обо всем, что видит. Сидит целый день и думает. Но это вовсе не значит, что философы — бездельники. Мышление тоже труд и очень тяжелый»[145].
Поскольку две повести о Матиуше исповедальны (по-другому Коорчак просто не умеет), то здесь — очень грустный, личный вывод: нормальный человек в мире взрослых ничего не сможет сделать, у него один выход — заняться нелегким трудом размышлений.
Теми самыми наблюдениями, о которых, если помните, писал Корчак: не для выводов о жизни, а для радости процесса.
И тут выясняется: взрослость человека определяется не количеством выпитого пива, но умением остановить свой бег по жизни и задуматься.
Ни один взрослый человек в двух повестях о Матиуше никогда ни о чем не задумывается. Глагол «размышлять» в отношении взрослых просто не употребляется.
И это тоже характеризует отношение Корчака к миру взрослых: это люди, которые инертно живут по социальным законам.
Зачем же им еще размышлять? О чем? Ради чего?
Неожиданно, как всегда, вдруг — сделав Матиуша философом, Януш Корчак выразил свою мечту: ему самому хотелось бы жить, занимаясь раздумьями, мечтами и как можно меньше соприкасаться с этим жестким миром взрослых.
Это было бы просто чудесно…
Но — детский дом… второй детский дом… Дети, которые нуждаются в твоем участии и помощи. И которым никто, кроме тебя, не поможет.
Король Матиуш Первый слишком хорош и искренен для этого мира, чтобы не проиграть.
Придумавший его Януш Корчак не может себе позволить поражения.
Однако молчать по поводу черно-белого — взросло-детского — мира он тоже не будет. Он пишет повесть, в которой четко и внятно говорит о своей невероятной любви к детям, и о своем довольно пренебрежительном отношении ко взрослым.
Он осмелится.
И не остановится.
Окружающий мир слишком часто выражает свой восторг в отношении взрослых и одновременно пренебрежение в отношении детей.
«Мы учим на собственном примере пренебрежительно относиться к тому, что слабее»[146], — заметил Корчак.
Дети слабее взрослых?
Да — если мы говорим о физической силе.
Нет — если рассуждаем о силе души.
Дети достойны серьезного отношения. Взрослые — не всегда.
Это важно.
И Януш Корчак продолжит разговор об этом.
Глава двадцать первая. «Никогда не стану маленьким»
Однажды Корчак заметил, что он — врач по образованию, педагог по воле случая, писатель по призванию и психолог по необходимости.
Не будем спорить с человеком, когда он оценивает себя сам. Заметим лишь, что своим призванием Корчак считал все-таки писательство.
Надо сказать, что в своих книгах наш герой, действительно, проявлялся мощно и полно. Каждое его произведение, вне зависимости от того художественное оно или публицистическое, конкретно, жестко и очень искренно выражает взгляды писателя.
Повесть «Когда я снова стану маленьким» — не просто не исключение, а серьезное подтверждение этих слов. Кажется, книга написана специально для того, чтобы выразить отношение Корчака к миру детей и миру взрослых.
Вышло это произведение через два года после «Матиуша», в 1925 году. Считается, что это одна из самых лучших и самых зрелых книг писателя. Всякий, кто пишет о Корчаке, повесть эту непременно упоминает. Всякий, кто упоминает, обязательно приходит к выводу, что «Когда я снова стану маленьким» — гимн детству.
Например, Бетти Джин Лифтон — автор чудесной биографии Корчака «Король детей» (книги, к которой мы не раз обращались и еще будем обращаться) — дает повести такую оценку: «„Когда я снова стану маленьким“ — это зрелый, классический Корчак, который водит читателя по игровым площадкам и минным полям детства»[147].
Красиво, ничего не скажешь… И главное — правда. Но только не вся, а лишь ее часть.
Да — гимн детству.
Но при этом еще и «антигимн взрослости»: абсолютное неприятие мира взрослых, резкое и однозначное.
Две повести о Матиуше — это своего рода метафора отношений взрослых и детей. Мир взрослых абсурден, и этот абсурд раскрывается с помощью героя — нормального человека, ребенка. Метафора, которая сразу не бросается в глаза, до нее надо дочитать, догадаться.
«Когда я снова стану маленьким» — повесть, в которой оценки взаимоотношений взрослых и детей раздаются прямо и однозначно. Безо всяких метафор. Резко. Что называется — открытым текстом.
Повесть начинается с обращения ко взрослому читателю:
«Вы говорите:
— Дети нас утомляют.
Вы поясняете:
— Надо опускаться до их понятий.
Опускаться, наклоняться, сгибаться, сжиматься.
Ошибаетесь.
Не от этого мы устаем. А оттого, что надо подниматься до их чувств.
Подниматься, становиться на цыпочки, тянуться…»[148]
Помните, почти эти самые слова вложил Вадим Коростылев в уста Учителя, прообразом которого стал Корчак, — героя пьесы «Варшавский набат»?
Не дети должны тянуться ко взрослым, а взрослые — к детям. Потому что дети лучше и естественней. Дети ближе к Богу и дальше от социальной суеты.
Если в двух повестях о Матиуше, Корчак все больше предоставляет самим читателям возможность делать выводы о том, что за мир построили взрослые, то в «Когда я снова стану маленьким», автор делает выводы сам, причем выводы резкие и нелицеприятные для взрослых.
«А за окном туча еще больше стала, черная. И мне пришло в голову: „Ребенок словно весна. То солнце выглянет — и тогда ясно и очень весело и красиво. То вдруг гроза — блеснет молния и ударит гром. А взрослые словно всегда в тумане. Тоскливый туман их окружает. Ни больших радостей, ни больших печалей. Все как-то серо и серьезно. Ведь я помню. Наша радость и тоска налетает как ураган, а их — еле плетутся“»[149].
Вот такие, абсолютно ясные, внятные и однозначные оценки.
С ними можно соглашаться или спорить — дело не в этом. Наша задача ведь не в том, чтобы переспорить Корчака или, наоборот, согласиться с ним.
Нам важно его понять.
И вот вам, пожалуйста, два важнейших и четких вывода.
Первый. Абсолютное обожествление детей, что мне лично весьма близко.
Второй. Столь же абсолютное неприятие взрослых. Здесь бы я, конечно, поспорил. Взрослые тоже бывают разные, и многое прекрасное в этом мире создано, как никак, именно взрослыми.
Однако спорить не будем — будем стараться понять нашего героя.
Неверно было бы утверждать, будто дети и взрослые существуют в повести Корчака, постоянно конфликтуя. Речь, пожалуй, даже не о конфликтах, а о двух, совершенно разных, мирах, которые органически не могут сосуществовать вместе.
«Матиуш» — это фэнтези и сатира. Иногда отчаянная, порой — веселая, подчас страшная.
«Когда я снова стану маленьким» — это лирика. Часто грустная, печальная, едва ли не безысходная.
«Почему люди всегда живут так скученно? Сколько на свете пустого места, а в городе тесно! Эх, пожить бы среди эскимосов, или с неграми, или с индейцами… Как красив, должно быть пожар в степи…»[150].
Говоря современным языком: окружающие достали. Увидеть бы других, непохожих. Или в одиночестве посмотреть пожар в степи…
Мизантроп — человек, не принимающий мир, не ждущий от людей ничего хорошего. Печально? Отчасти. Но, с другой стороны, это позиция человека, который всегда готов к плохому.
Жизнь никогда не могла поставить Корчака в тупик (пока в дело не вмешалась смерть), потому что он всегда был готов к плохому, готов к предательству, готов к тому, что детей придется защищать еще активнее.
Наш герой настолько… скажем так… сложно относился к окружающему миру, что никогда не ждал от него никакой помощи. Надеялся только на себя. И не особо расстраивался, когда взрослый мир начинал с ним воевать, потому что ждал именно такого боя.