Изменился к этому времени и характер султанской власти. Власть верховного правителя — султана — все менее нуждалась в идеологической поддержке старых представлений о функциях хакана (хана), распространяющего свою власть на «четыре стороны света», отрывалась от скреп личного военного авторитета и личных достоинств правителя, основываясь теперь не на «демократических» меритократических принципах, а исключительно на религиозно-политических представлениях ислама о правителе и на лозунгах ведения «войны за веру». «Небоизбранность» верховного правителя уже не доказывалась военными победами — султанская власть рассматривалась теперь как абсолютно богоданная и неоспоримая. Уже сын Сулеймана, Селим II, не нуждался в подкреплении своего авторитета правителя личным участием в военных походах и спокойно препоручал военные функции своим сердарам (главнокомандующим). Лишь в конце первой четверти XVII в. энергичный Осман II попытался возродить подзабытую практику верховного военного предводительства в лице султана, апеллируя к старой традиции и архетипам сознания. Однако для их успешного возрождения требовались победы, добиться которых в новых условиях было почти невозможно. Поражение же, как по старым тюркским, так и по мусульманским представлениям, являлось признаком некой богоотверженности правителя и ни в коей мере не укрепляло его власть и авторитет.
Идея экспансии жила и поддерживалась со второй половины XVI в. карьерными интересами высшей административной прослойки, превращавшейся в самостоятельную институциональную силу, работавшую саму на себя. Сановный мир административной верхушки, державшей бразды правления в своих руках как в столице, так и в провинции, кормившейся от своего должностного положения, был кровно заинтересован в активной военной политике. Ее проведение в жизнь предоставляло нововыдвиженцам, которых продолжала поставлять система девширме, административные должности и связанные с ними земельные и иные пожалования. От власти султана, оценивавшего «эффективность» деятельности своих должностных лиц, зависела вся цепочка государственных назначений, их ротация, иерархические передвижки и связанные с ними перераспределение должностных полномочий и доходов. Причем частота этих передвижек и величина доходов во многом зависели от военных успехов этой военной и военно-административной верхушки, к которой постепенно переходили функции военного предводительства. Существование системы девширме питало почву постоянной административной конкуренции, сохраняя и подкрепляя турецкий вектор государственной политики. К середине XVI в. в этой конкуренции начали активно участвовать представители наследственной бюрократии. Смещения и назначения, борьба за должности — часто тайная — с подкупами, почти легализованными, с использованием придворного войска и гарема — вот характерные черты наступавшей эпохи. Ристалищем для этой борьбы, где выяснялось соотношение сил соперников, продолжал оставаться театр военных действий. Успешный военачальник мог рассчитывать на большую долю доходов и власти. Орудием этой конкурентной борьбы все чаще становились янычары. Столичная придворная бюрократия и янычары (через девширме) долгое время были выходцами из одного и того же источника — инонациональной (нетурецкой) среды подданных Османского государства и, порвав со своими корнями, не имели никаких иных социальных подпор, кроме султанской власти, которой служили. Тесно соприкасаясь и взаимодействуя, высшая бюрократия и армия составляли тот внутренний мотор, с помощью которого осуществлялось движение политической машины Османского государства. При этом некогда главная военно-политическая сила османской государственной системы — класс сипахи, принадлежавший к турецкой массе населения Османской империи и сохранявший элементы национального сознания и модели поведения, в условиях новых войн и экономических обстоятельств начал терять свое политическое значение, — безусловно, сохраняя военное. У сипахи хотя и сохранялись собственные интересы, связанные с ведением войн, однако уже не было рычагов для прежнего политического влияния в силу изменившихся обстоятельств. Вся власть и влияние постепенно перетекали в иную социальную среду — среду придворной бюрократии.
К таким итогам пришла Османская империя к середине XVI в. Необходимость защищать и укреплять свою власть на огромных захваченных территориях отныне становится главной чертой существования государства. В 1551 г. этой задаче были подчинены военные акции турок в венгерских землях. В военной кампании этого года, целью которой стала осада ряда венгерских крепостей, сам султан Сулейман уже участия не принимал. В поход было отправлено румелийское войско сипахи во главе с румелийским бейлербеем Соколлу Мехмед-пашой, получившим в подкрепление несколько тысяч янычар и артиллерию. В 1551 г. турки овладели Бече, Бечкереком и Чанадом. Осады длились недолго. Уроженец венгерских земель Печеви рассказывает, что, когда турецкие солдаты подкатили повозки с осадными орудиями под стены Чанада, устрашенные защитники крепости предпочли сдаться64. Этим же летом 1551 г. турецкая армия овладела крепостью Липпа и подошла к Темешвару. Однако осада этой крепости затягивалась умелой обороной ее защитников. Между тем близились осеннее-зимние холода, погода резко ухудшилась, пошли затяжные дожди, и турки, непривычные к ведению осад в таких условиях, отступили. Летняя кампания закончилась, войско было распущено по домам, а румелийский бейлербей получил приказ зазимовать в Белграде.
Эти военные действия послужили началом цепи осад и сдач крепостей, которые с переменным успехом осуществляли как турецкие, так и австро-венгерские силы. Турецкая власть, никогда не чувствовавшая себя в Венгрии хозяйкой положения, тратила огромные силы и средства для поддержания здесь своей власти. В Венгрии турки столкнулись с затянувшейся на длительный период борьбой за сохранение своего присутствия, сопровождавшейся частыми вылазками и атаками небольших военных отрядов противника. Это постоянное военное противоборство заставляло султана вновь и вновь организовывать рутинные военные экспедиции в Венгрию, которые в действительности уже не преследовали крупных завоевательных целей и осуществлялись без личного участия султана. В силу характера турецких боевых действий, предполагавших овладение крепостями противника, в венгерских кампаниях неизменно принимали участие янычары. Попытки расширить границы завоеванного в Венгрии хотя по-прежнему и предпринимались, но они носили, как правило, локальный, частный характер.
Летом 1552 г. турки вновь осадили Темешвар. На захват его было послано войско под командованием второго везира дивана Ахмед-паши, осаждавшего крепость 35 дней. В осаде принимали участие янычары и янычарские пушкари, присланные из Эдирне, а также четыре бёлюка придворных сипахи. Среди осаждающих было и румелийское войско во главе с зимовавшим в Белграде Соколлу Мехмед-пашой. В конце концов Темешвар был взят. Этим же летом туркам удалось овладеть и рядом других небольших венгерских укрепленных пунктов, в результате чего под турецкой властью оказалась южная область Трансильвании. В то же самое время будинский бейлербей Хадым Али-паша вел военные операции севернее Буды, также сумев овладеть рядом венгерских городов — Шаг, Дьярмат и др. 4 сентября 1552 г. объединенное войско Али-паши и Мехмед-паши взяли Сольнок и двинулись к Эгеру, однако не смогли взять его по причине начавшейся осени. Последний штурм Эгера, закончившийся неудачей, был предпринят 14 октября 1552 г.65 Под стенами хорошо укрепленного Эгера турки потеряли много убитыми и ранеными. Турецкое войско компенсировало свою неудачу совершением набегов на окрестные земли, захватив при этом богатую добычу. Значительную часть ее, как всегда, составили пленники (юноши и девушки).
Летом и осенью того же 1552 г. обострилась ситуация на восточной границе империи, где шах Тахмасп предпринял захват принадлежащей туркам крепости Ахлат, разрушив ее. Затем им был взят в осаду Арджиш, защищавшийся его гарнизоном до глубокой зимы. В конце концов крепость была вынуждена сдаться. Нападение было совершено и против Адиль-дживаза, где также находился турецкий гарнизон.
Активные военные акции Тахмаспа заставила Сулеймана задуматься об ответных действиях. Против иранского шаха было решено направить всю военную мощь Османского государства. В турецкое войско вошли анатолийские и румелийские сипахи во главе с великим везиром Рустем-пашой, янычары, а также бёлюки придворных сипахи. Однако султан не счел необходимым (или уже физически не мог) возглавить войско. Его отсутствие не лучшим образом сказалось на внутреннем состоянии армии. На стоянке в Аксарае великий везир послал султану письмо, в котором сообщил о распространившихся в войске слухах, что янычары желают видеть во главе кампании сына Сулеймана Мустафу. Он писал, что войско требует, чтобы сам Сулейман не брал на себя труд водительства и оставался в Дидемотике из-за своего «преклонного возраста»66.
Уже современники подозревали в отправке письма затеянную интригу, направленную на то, чтобы вызвать гнев султана против своего старшего сына Мустафы. В его устранении была заинтересована, как предполагалось, жена султана Хуррем Султан, мать двух других сыновей Сулеймана — Селима и Баязида. Возможно, так оно и было. В данном случае привлекает внимание попытка использовать янычарское войско в дела престолонаследия с целью устранения с политической сцены еще здравствующего султана, т. е. повторить сценарий политических событий, имевших место при переходе власти от султана Баязида II к Селиму I. Однако автором попытки возглавить армию мог быть и сам шехзаде Мустафа, прекрасно осведомленный о хлопотах султанши в пользу своих сыновей. Воспользовавшись недовольством янычар, отправившихся в далекий и трудный поход без султана, Мустафа, являвшийся правителем Караманского вилайета, сумел направить это недовольство в нужное ему русло.
Сложившаяся ситуация встревожила Сулеймана, и он изменил свое решение о неучастии в походе, отправившись вдогонку своему войску. В результате Рустем-паша был лишен звания главнокомандующего — сердара, а Мустафа жестоко поплатился за свои притязания на власть. На одной из стоянок армии в местечке Актепе он был приглашен в шатер отца и задушен одним из придворных ага