78.
Писавший почти через сто лет после этих событий османский хронист Мустафа Наима указывает, что при выдаче жалованья сипахи им предложили получить свои деньги по частям, из-за чего они, по его словам, и подняли бунт79. По существу это совпадает с тем, что сообщает современник событий историк Мустафа Селяники. Мустафа Али, в своем труде «Кюнх аль-ахбар», много внимания уделяющий придворным интригам, пишет, что мятеж сипахи заранее готовился Синан-пашой, в прошлом неудачливым сердаром, уже занимавшим ранее пост великого везира. После своего смещения с должности он безвылазно жил в своем поместье в Малкаре неподалеку от столицы, где его навещали многие его сторонники — в том числе ага придворных сипахи Сулейман. Именно он и явился, по мнению Мустафы Али, вдохновителем бунта и автором требования «голов» двух высших сановников государства80.
На то, что бунт был заранее спланирован, указывает то обстоятельство, что бунтовщики не удовлетворились выданными им из личной султанской казны мешками с деньгами и даже не притронулись к ним. У организаторов бунта были и иные цели. На переговоры с бунтующими вышли члены султанского дивана и, передав им слова приветствия от имени султана, сообщили, что Мурад готов удовлетворить любую их просьбу, если они покинут территорию султанского дворца и не прольют здесь ничьей крови. Сипахи ответили на это градом камней, и не подумав расходиться. Время шло, и к бунтовщикам стали присоединяться, по выражению Мустафы Селяники, «злоумышленники и бродяги», т. е. многочисленные люмпены, которыми всегда была полна столица. Толпа росла на глазах, привлекая внимание множества зевак. На помощь правительству поспешили улемы. Ваиз (проповедник) мечети Сулейманийе и младший ваиз мечети Айа София вышли к бунтующим с Кораном в руках: «Мы принесли вам книгу божественных предписаний. Подойдите, коснитесь ее, пожалуйста..; сие есть слово, полезное для вашей веры и жизни», — торжественно провозглашали они. «И без вас знаем, вы тут нам не втолковывайте», — ответили сипахи. «Упаси Господь от таких кощунственных слов и помилуй. Нехорошо это. Ваше поведение ужасно. Оно гибельно для мусульман», — увещевали улемы. «Мы давно уже превратились в неверных. Немедленно подать нам головы деф-тердара и кетхюда-хатун!»
Требовать головы женщины — это было нечто из ряда вон выходящее. Между тем речь шла о распорядительнице гарема, имевшей большое влияние при дворе — Джанфеда-хатун81. При этом улемы, ведшие переговоры с бунтующими, приходили в ужас от самой мысли об убийстве сеййида, потомка Пророка, каковым был дефтердар Мехмед-эфенди. Однако это нисколько не смущало бунтовщиков. В толпе присутствовавших сановников взывали к помощи Аллаха. Положение все более обострялось и становилось кретическим. Внезапно разнесся слух о приближении султанских вооруженных стражников-бостанджи, балтаджи и дворцовых ич огланов, а также янычар. В толпе сипахи раздались призывы прорываться к Арсеналу и вооружаться. Однако в этот момент дворцовые охранники, похватав жерди на дровяном дворе султанского дворца, а также камни, брошенные бунтовщиками, с возгласами проклятья атаковали ряды бунтовщиков, вынудив их отступить. В воротах началась страшная давка — многие падали, их давили бегущие вслед за ними, в результате чего погибло множество людей. Лишь некоторым удалось укрыться в помещениях для дворцовых стражников, в конюшне и на дворцовой кухне. Те же, кто смог выбраться из ворот наружу, встретились с янычарами, вооруженными палками, и были ими рассеяны.
Несмотря на то что бунт удалось подавить, главный казначей все же был заключен в тюрьму крепости Йени Хисар, а на следующий день были смещены со своих должностей и два других дефтердара — Хасан-эфенди и Яхья-эфенди. Бунтовщики, сумевшие спрятаться во время их разгона на территории султанского дворца, были выловлены и казнены. Вскоре после этого специальным указом султана главный дефтердар был освобожден из тюрьмы Йени Хисара82.
В результате этих событий великий везир Сиявуш-паша лишился своего поста, а на его место вновь был назначен Си-нан-паша, которого считали тайным вдохновителем всех произошедших событий. Если интрига и была, то она вполне удалась. С приходом к власти Синана партия войны с Габсбургами усилила свое влияние. Близилась весна, а с ней и возможность открытия военной кампании в Европе. Синан-паша, некогда неудачно закончивший карьеру в качестве сердара восточного похода, жаждал взять реванш на европейском театре военных действий. Он убеждал султана начать войну в Венгрии, которая на тот момент не имела сильной армии и могла выставить против турок лишь частные войска аристократии и солдат крепостных гарнизонов. Возможно, по соглашению с Синаном летом 1593 г. бейлербей Боснии Хасан-паша с 30-тысячным войском открыл военные действия против австрийцев в Хорватии, однако потерпел поражение. Получив известие об этом, Мурад III приказал Синан-паше выступить со 130-тысячным войском против Габсбургской Венгрии, открыв начало пятнадцатилетней австро-турецкой войне (1593–1606)83. Австрийский посол и члены австрийской миссии, находившиеся в Стамбуле, были заключены в тюрьму. Румелийскому бейлербею был отдан приказ собирать румелийское войско. Султан, не желавший войны, при полной пустоте казны, был вынужден подчиниться обстоятельствам и открыть военную кампанию. Возможно, в этом решении большую роль сыграло желание удалить из столицы придворное войско. Война предоставляла для этого прекрасные возможности.
Честолюбивый Синан-паша, заботясь об интересах семьи, назначил своего сына Мехмеда, будинского бейлербея, бей-лербеем Румелии, который встал во главе румелийский сипахи. Это было знаком времени. Меритократия уходила в прошлое, на высшие должности в государстве все чаще назначались выходцы из высших административных слоев, решающее значение при этом имели связи при дворе. Наследственность и непотизм способствовали появлению родственных кланов в османской верхушке. В семействах, жаждавших высших административных должностей, сосредоточивались и большие богатства. Описывая выезд сына Синан-паши из столицы, Селяники отмечает, что в его свите находились 150 пеших стрелков (секбанов) и 150 всадников, одетых в дороге бархатные одежды. Стоимость каждого их одеяния Селяники оценил в 2400 акче, а их боевое снаряжение — в тысячу акче84.
Осада боснийским бейлербеем Хасан-пашой хорватской крепости Сисак (48 км к юго-востоку от Загреба) на р. Сава сыграла важную роль в запуске механизма длительного военного конфликта. Австро-венгерское войско, состоявшее всего из нескольких тысяч человек, направилось на помощь осажденным. В это время Хасан-паша, пребывая в полной уверенности в успехе своего военного предприятия, удалился из-под стен крепости, перебрался через реку на другой берег и спокойно ожидал сдачи гарнизона. Он ничуть не встревожился, когда узнал о подходе на помощь Сисаку австро-венгерского отряда, и послал навстречу ему своего доблестного боевого командира Коджа Меми-бея. Однако тот обладал достаточным здравым смыслом, чтобы по численности противника понять, что будет разбит. Со своими опасениями он явился к Хасан-паше, который в тот момент играл в любимые им шахматы. Бейлербей Боснии, высмеяв Меми-бея, заявил: «С каких это пор следует волноваться по поводу численного превосходства неверных!» Меми-бей был вынужден подчиниться, а сражение с неприятелем, как он и ожидал, было проиграно. Во время произошедшего боя погибло много турецких беев, в том числе сам Хасан-паша85. И с той и с другой стороны в сражении участвовала конница, при этом прославленные турецкие сипахи не сумели одолеть противника. Турецкие историографы приписали поражение численному перевесу соперника. Однако, как показали последующие события австро-турецкой войны 1593–1606 гг., дело было в качественном военном превосходстве австро-венгров с их тщательно разрабатываемой тактикой боя, становившейся самостоятельной наукой. В сражении при Сисаке им удалось прижать турецкую конницу в угол, образуемый двумя рукавами реки86, что не позволило туркам в полной мере проявить свое традиционное искусство конного боя.
Любое начало войны у турок всегда сопровождалось гаданиями и всевозможными предсказаниями. Историк и бывший османский сановник Мустафа Али, не любивший Синан-пашу, соперника его бывшего патрона Лала Мустафа-паши, записал в «Кюнх аль-ахбар», что предсказания относительно австрийского похода Синана были крайне неблагоприятными87. Турецкий султан Мурад III предусмотрительно не встал во главе своей армии, в состав которой вошли бёлюки придворной гвардии, 9 тыс. янычар во главе с кетхюда-беем, загарджи-баши и другими офицерами янычарского корпуса, 2 тыс. 800 джебеджи, топчи, топ арабаджи, 2160 придворных чавушей, а также янычары-артиллеристы. Для участия в походе было приказано явиться даже янычарам, служившим в Дамаске. На войну были призваны также анатолийские сипахи88. Долгий сбор армии и отправка ее в поход на исходе лета были весьма неразумными с военной точки зрения, ибо армия отправилась к европейскому театру военных действий единственно для того, чтобы зазимовать в пограничной области. Впрочем, возможно именно это, как уже указывалось выше, входило в намерения султана, желавшего удалить из столицы беспокойное и опасное придворное войско. В летний сезон 1593 г. Синан-паша успел предпринять минимум возможного. Подойдя к стенам Вишеграда (Штульвайсенбурга), он провел смотр войска и выдал ему жалованье. Оставив под стенами крепости бейлербея Боснии, он направился к Веспрему, гарнизон которого уже через три дня турецкой осады сдался на условиях свободного выхода из крепости (13 октября 1593 г.). Сдалась туркам и осажденная Палота, гарнизон которой, вопреки заключенному договору, был турками перебит. Затем армия отправилась на зимние квартиры. Янычары были размещены на зиму в Буде89.
Короткая летняя кампания не обошлась без неприятностей. Придворное войско, пешее и конное, потребовало у сердара прибавки к жалованью в 2 акче — за «взятие крепостей». Синан-паша был вынужден удовлетворить это требование, в связи с чем Мустафа Али записал в «Кюнх аль-ахбар»: «Не сослужа службы и на два акче, они принесли казне мусульман огромный убыток»