194.
Мехмед III, предприняв «кадровые перестановки» и поставив во главе румелийского войска Хасан-пашу, приказал ему выступить против австро-венгерского войска. Однако вскоре приказ был отменен — всем было велено оставаться на месте и, выставив караулы, ожидать подхода противника. Разведка доносила, что войско неприятеля, чрезвычайно большое по численности, через день-два прибудет к месту расположения турецкой армии. Время позволило туркам занять удобное для дачи генерального сражения место и построить войско в боевые порядки.
26 октября 1596 г. близ венгерского города Мезёкерестеше началось ставшее знаменитым сражение двух армий. Турки начали бой первыми, и сразу же обнаружилась засада противника, устроенная им в развалинах церкви, где были установлены пушки и размещены вооруженные мушкетами солдаты. Ибрахим Печеви пишет, что христиане использовали артиллерию большой дальности. Одно из ядер пролетело над головами колонны, в которой находился сам султан Мехмед III. Это заставило его ретироваться и разместиться в установленном далеко позади турецкого войска шатре своего придворного мютефер-рика Юнус-аги. Мушкетеры и пушкари, первоначально засевшие в развалинах церкви, во время боя незаметно для турок перебрались по болоту, которое турки сочли непроходимым, к слабо охраняемому флангу турецкой армии и открыли по нему огонь. Это заставило турок бросить сюда конницу Чагала Синан-паши и конницу татар, которая попала под артиллерийский и мушкетный огонь и была перебита. Бой продолжался до наступления сумерек, и лишь к вечеру, когда пошел дождь, был дан отбой. Противники разошлись, не выявив победителя.
Наутро бой возобновился. Турки направили теперь свое внимание на развалины церкви, однако, прорвавшись к ней, обнаружили, что она пуста. Противник уже давно успел передислоцироваться и вел пушечный огонь, не подпуская к себе турецкую кавалерию. Наконец христиане пошли в атаку. В ней слаженно участвовали как вооруженная мушкетами пехота, так и конница, также вооруженная огнестрельным оружием. Под их натиском турецкая пехота и конница были смяты, и противник устремился к той части войска, под прикрытием которой находилась ставка султана. Атаке подверглись румелийские сипахи во главе с Хасан-пашой, которые не смогли оказать сопротивления атакующим, рвущимся к месту, где в окружении своих телохранителей находился Мехмед III. При этом противник не забывал на ходу грабить турецкое имущество и багаж. В бой с прорвавшимися солдатами неприятеля были вынуждены вступить несшие охрану султанской ставки янычары и придворные сипахи. Между тем некоторым из наступавших удалось добраться до места, где находились сундуки с турецкой казной. Обнаружив их, они вскочили на них и предались веселой пляске, которую имел возможность наблюдать сам Мехмед III и находившийся при нем его духовный наставник Саадэддин.
Султаном овладел страх, он стал проявлять видимые признаки беспокойства, и Саадэддин принялся успокаивать Мехмеда, убеждая его, что это еще не конец сражения и что следует положиться на помощь и волю Аллаха. Османские хронисты приводят и иные версии поведения Мехмеда III в возникшей ситуации, но все они говорят о большой угрозе, которой подверглась тогда жизнь султана. Обратились в бегство, бросив Мехмеда, султанские ич огланы (пажи), увлекая за собой людей из охраны. Остававшиеся при нем слуги — ашчи, деведжи и другие, — вооружившись топорами, ножами и другими подручными средствами напали на проникших в войсковой лагерь солдат неприятеля и сумели их отогнать. На поле боя, где разворачивались основные события, туркам все же удалось переломить ситуацию в свою пользу, предприняв удачную атаку, и в конце концов одержать победу над противником195.
Очень подробно описавший ход этого сражения Мюнеджим-баши приводит дополнительные детали событий, сообщая, что Мехмед III, увидевший прорвавшихся к сундукам с казной солдат неприятеля, облачился в «плащ Пророка», положил себе на колени «меч Пророка» и горячо молил Всевышнего о спасении. Согласно рассказу хрониста, нападению подвергся и сам шатер султана, который были вынуждены защищать его личные слуги196.
Несмотря на одержанную турками победу, 30 тыс. участвовавших в сражении при Мезёкерестеше турецких сипахи, обратившихся в бегство и покинувших поля боя, ясно указывали на проявленное военно-тактическое превосходство армии противника, которое воочию мог наблюдать сам турецкий султан Мехмед III. Назначенный им за заслуги в бою великим везиром Чагала-заде Синан-паша немедленно объявил об отобрании дирликов (тимаров и зеаметов) у дезертировавших197. Уже на следующий день после сражения новый великий везир произвел проверку-йоклама всего состава войска. Во время этой проверки, проходившей в течение трех дней в присутствии самого Синан-паши, было выявлено 30 тыс. отсутствующих и казнено несколько человек. Имущество дезертиров было конфисковано. Вслед за бежавшими с поля боя был тотчас же послан указ об их казни и конфискации имущества в местах их жительства198. Следует заметить, что дезертирство в турецкой армии началось сразу же после захвата Эгера. Не ожидая, что предполагаются еще какие-то военные действия, войско покидали тысячи. Мустафа Селяники пишет, что захваченные «языки» сообщали, что австро-венгерское войско приняло решение дать бой армии противника, узнав о массовом уходе с театра военных действий турецких сипахи199.
Указы о конфискации имущества коснулись не только дезертировавших сипахи, но и многих лиц, в том или ином качестве участвовавших в походе. Слухи о предстоящей конфискации просочились в Стамбул, и семьи провинившихся начали прятать самые ценные из принадлежащих им вещей. Конфискация вызывала сочувствие к пострадавшим у всех. Селяники пишет о «воплях и плаче» жен и детей виновных, о том, что их семьи оказались на улице, потеряв дома, являвшиеся их мюльковой (частной) собственностью. При этом конфискованное было передано приближенным султана200.
Широкие конфискации в столице привели в движение механизм связей, и очень скоро великий везир Чагала-заде Синан-паша, под грузом многочисленных жалоб и протекций, был снят с должности. Османская верхушка была шокирована радикальными мерами главы правительственного дивана. Печать великого везира была передана в руки энергичного зятя султана — Ибрахим-паши. После возвращения армии из похода многие из провинившихся получили прощения в результате приведения в действие дворцовых связей.
Между тем лишение дирликов, т. е. средств к существованию, тысяч феодалов-сипахи — тимариотов и заимов — имело тяжелые последствия для государства и привело к крупнейшим социальным беспорядкам, какие только знала история Османского государства. Отлаженная система военной службы и отношений между султанской властью и массами сипахи дала сбой. Разразившиеся в результате восстания лишь через несколько лет были с невероятным трудом подавлены с помощью регулярных войск. По словам Ибрахима Печеви, многие из наказанных, лишившись своих тимаров, вынуждены были скитаться по стране и, не имея средств к жизни, пополняли собою ряды восставших против правительства201.
По-видимому, не слишком хорошо проявило себя в сражении при Мезёкерестеше и янычарское войско. Об этом можно судить хотя бы по тому, что сразу же после окончания с трудом выигранного сражения во главе янычар был поставлен новый ага — Тырнакчи Хасан202.
Битва, произошедшая при Мезёкерестеше 26 октября 1596 г. и едва не закончившаяся для турок разгромом, произвела огромное впечатление на верхи османского общества. Турки в своих военных действиях привычно полагались на свое всегдашнее превосходство в численности армии и историю предыдущих побед. Австрийские Габсбурги, сражаясь с турецкими войсками, могли противопоставить противнику гораздо меньшее по численности войско, составленное главным образом из крестьян и наемников. Ибрахим Печеви в своем труде замечает, что численность турецкого войска была столь велика, что невозможно было и подумать о поражении. Анализируя ход состоявшегося сражения, он пишет, что турецкие воины не проявили в бою необходимой доблести в отличие от своего противника, сражавшегося с исключительным энтузиазмом, т. е. необходимым условием победы, как полагает историк, являлись индивидуальные высокие боевые качества сражавшихся. Однако даже традиционно мыслящий Печеви отмечает бросившиеся ему в глаза особенности построения и ведения боя австрийцами. Он пишет, что христиане наступали на мусульман столь плотными рядами пехоты и конницы, что это производило устрашающее впечатление203. Турки, давно не встречавшиеся с европейцами в генеральных сражениях на открытой местности, столкнувшись с новой для себя тактикой ведения боя, увидели лишь внешние ее приметы. Разглядеть европейские тактические новшества, о которых говорилось выше, оценить и проанализировать их они не смогли, описывая ситуацию в привычных им понятиях численности войска и личной отваги сражающихся.
С трудом достигнутая победа при Мезёкерестеше, едва не ставшая для турок позорным поражением и даже грозившая пленением самого султана, была расценена вассалами Османского государства как явное ослабление его военного могущества. Показательно, что сбежавший из стамбульской тюрьмы Йеди Куле один из членов семьи йеменского имама аль-Мутаххара, поднимая в Йемене антитурецкое восстание, заявлял, что турки во главе с Мехмедом III потерпели поражение и едва спаслись бегством204. Во многом следствием военных событий при Мезёкерестеше объясняется и появление инсургентов в турецком Ираке, которых османские авторы привычно называли не иначе, как разбойниками205.
Сами турки предпочитали оценивать произошедшее как бесспорную и блистательную победу. Цена ее, похоже, волновали немногих. В столице, куда возвратился султан в конце декабря 1596 г., были устроены пышные празднества с широкой раздачей милостыни бедным. Лавочники, ремесленники и торговцы Стамбула получили указ украсить свои лавки и мастерские разноцветными тканями, в городе была зажжена праздничная иллюминация. Однако это праздничное настроение было испорчено янычарами, принявшими участие в турецкой морской экспедиции, проходившей одновременно с военной кампанией в Венгрии. Они потребовали выдачи им вознаграждения (инама) за их успешную службу. Явившись в диван, они отказались от приготовленной для них похлебки-чорба и потребовали немедленной выплаты денег. Вступившие с ними в переговоры должностные лица заявили, что 4 тыс. янычар, посланных на флот, не участвовали ни в каких боевых действиях, а потому не имеют права на получение инама. Кроме того, янычарам объясняли, что из-за засухи и недорода государственная казна оказалась пуста, а выплата инама потребовала бы не менее 40 юков акче