В 1920-х годах шло массовое заселение японцами Квантунской области и Маньчжурии. К сентябрю 1931 г. в Квантунской области проживали около 800 тысяч японцев, и еще 200 тысяч — в Маньчжурии.
Заранее был подготовлен и глава будущей марионеточной администрации — последний китайский император Пу И. В 1908 г. императрица Цыси объявила наследником престола двухлетнего принца Пу И. В том же году Цыси скончалась, и почти три года малолетний Пу И числился китайским императором. В октябре 1911 г. в Китае произошла буржуазно-демократическая революция, и Пу И оказался фактически под домашним арестом. В 1924 г. он по наущению японской разведки бежал из императорского дворца в японскую миссию в Пекине.
Пу И и eгo младший брат Пу Цзе (1908 г.)
Китайская общественность сразу же раскусила подоплеку этой японской акции. В газете «Цзин бао» был расписан довольно точный и подробный сценарий дальнейшего развития событий: «Самая мрачная цель заговора заключается в том, чтобы держать его (Пу И. — А.Ш.) до тех пор, пока в одной из провинций не произойдет какой-нибудь инцидент и определенная держава не пошлет его туда и не восстановит при вооруженной поддержке титул его далеких предков. Провинция будет отделена от республики и защищена этой державой. Затем с ней станут поступать так, как поступают с уже аннексированной страной. Побег Пу И — результат преднамеренного запугивания и постепенного вовлечения его в сети далеко идущих планов. Заинтересованные лица согласны ради его обеспечения идти на любые расходы. Страна купила дружбу всех его последователей; сами того не подозревая, они попали под ее контроль и в будущем будут служить для нее орудием»[88].
В ночь на 2 ноября 1931 г. Пу И, перебравшийся с помощью японцев в Таньцзин, был разбужен японским полковником Доихарой[89], который предложил экс-императору выехать в Шэньян и встать во главе новообразованного Маньчжурского государства. Пу И мечтал об императорской короне, да, впрочем, у него и не было выбора.
10 ноября Пу И бежал из японской миссии в Тяньцзине, спрятавшись в багажнике легкового автомобиля. Все было в лучших традициях детективного кино. Машина доставила претендента в порт, где его переодели в форму японского офицера. Пу И вместе с группой японцев сел на маленький пароходик «Хидзияма-Мару», который с погашенными огнями двинулся к устью реки Дагу. На пароходе были установлены бочки с бензином. В случае нападения китайцев японская охрана должна была убить претендента и сжечь пароход.
В устье Дагу Пу И пересел с «Хидзияма-Мару» на морской пароход «Авадзи-Мару», который утром 13 ноября вошел в порт города Инкоу, занятый японцами.
Однако сразу сделать Пу И маньчжурским императором японцы не решились. 9 февраля 1932 г. созданный японцами Административный комитет северо-востока принял решение учредить в Маньчжурии республику. А 18 февраля один из членов этого комитета по указке японского резидента Итагаки объявил о принятии решения о создании республики. Затем была опубликована «Декларация независимости Маньчжурии и Монголии», в которой говорилось: «Несколько месяцев пролетели, как миг, со дня возникновения инцидента на северо-востоке. Народ всегда стремился иметь над собой власть, как жаждущий утолить свою жажду. В настоящее время, в период крупных преобразований, стремление народа к возрождению становится особенно искренним… Создан новый орган власти, состоящий из высших руководителей каждой провинции Особого района Восточных провинций и Монголии, с присвоением ему названия „Северо-восточный Административный комитет“. О создании этого Комитета было оповещено повсеместно. Этим всякая связь с правительством Чжан Сюэляна была прервана, и Северо-восточные провинции приобрели полную независимость»[90].
Манипуляции с «республикой» потребовались японцам, чтобы ввести в заблуждение иностранные государства, в первую очередь США и СССР, а также «поставить на место» претендента. И действительно, Пу И был страшно напуган и стал беспрекословно выполнять все указания японцев.
По указанию 4-го отдела штаба Квантунской армии в городе Шэньян была собрана «Всеманьчжурская ассамблея», которая 29 февраля 1932 г. приняла «Декларацию о независимости нового Монголо-Маньчжурского государства». Там говорилось:
«Маньчжурия и Монголия начинают новую жизнь. В древние времена Маньчжурия и Монголия не раз были аннексированы и разъединены, но теперь природная связь восстановлена.
Эти земли обладают колоссальными природными богатствами, и народы, здесь живущие, отличаются прямодушием и простотой нравов.
С течением лет народонаселение Маньчжурии и Монголии увеличилось, и параллельно этому растет и крепнет народное хозяйство, увеличиваются рынки сбыта сырья и пушнины.
В 1911 г. в Китае произошла революция. С первого же момента по образовании республики деспотическая военщина захватила три восточные провинции.
Военные тираны около 20 лет преступно попирали международное и государственное право, демонстрируя на весь мир исключительную жадность, откровенный грабеж населения и отвратительный разврат.
Все это болезненно отзывалось на народных массах.
В результате дикого управления государством край сделался ареной экономического кризиса. Торговля и промышленность пришли в застой.
Тираны часто выступали за пределы Великой стены и этим вызывали междоусобные кровопролития. В конце концов горе-правители потеряли всякий авторитет и вызвали ненависть всех соседних государств…
К великому счастью тридцати миллионов, рука соседней державы ликвидировала варварскую военщину, освободила измученный край от тирании. Заря новой жизни призывает все народы Маньчжурии и Монголии пробудиться ото сна и начать построение новой жизни во имя лучезарного будущего.
Когда мы вспоминаем, что было внутри Китая и на его окраинах раньше, с момента революции до самых последних дней, перед нами встают картины междоусобных войн, начатых беспринципными военными партиями, не имевшими ничего общего с народными массами, от имени которых они выступали.
Эти партии заботились лишь о своем частичном благе, и разве можно назвать их „национальными“? Конечно, нет, так как государственная власть в руках Гоминьдана была синекурой диктаторов — сребролюбцев и бездельников…
Основываясь на том, что Маньчжурия и Монголия раньше были независимыми государствами, мы теперь решили создать мощное независимое государство Маньчжоу-Го из двух этих составных частей…
Новое правительство будет опираться на широкие народные массы, а не на эгоистические интересы правителей.
Все граждане нового государства будут иметь равные права; всякие привилегии — личные, классовые и национальные — отменяются.
Кроме коренных жителей ханьского, маньчжурского и монгольского племен, все другие народности, как ниппонцы (так называли японцев), корейцы, русские и другие, будут пользоваться в нашей стране всеми правами»[91].
Император Пу И. 1917 г.
Главой правительства Маньчжоу-Го стал Пу И. Его резиденцией и столицей государства стал город Чанчунь, переименованный в Синьцзин, что означает «новая столица». Изменилось административное деление страны: теперь вместо трех крупных провинций — Хэйлунцзян, Гирин и Фэнтянь — образовалось двенадцать мини-провинций.
Формально власть в Маньчжоу-Го принадлежала Верховному правителю Пу И, впоследствии названному императором. Он же считался главнокомандующим «национальных вооруженных сил». Государственный совет состоял из министров, только формально назначаемых Пу И, поскольку требовалось предварительно согласовать каждую кандидатуру с японцами. Президентом же Государственного совета был назначен Чжан Цзинхуй, раньше сотрудничавший с Чжан Цзо Линем в интересах Японии. Начальники управлений и департаментов также назначались Пу И, но с одобрения японцев.
Фактически же власть в Маньчжоу-Го принадлежала чрезвычайному и полномочному послу Японии в Маньчжоу-Го. Он же был и главнокомандующим Квантунской армией. Ему подчинялись все японские офицеры-советники в армии Маньчжоу-Го и все японцы, занимавшие любые должности в правительственном аппарате и местных провинциальных органах власти.
При японском посольстве был создан так называемый Департамент общих дел, который контролировал деятельность всех министров и начальников департаментов правительства. Начальник этого департамента (естественно, японец) собирал координационные совещания вице-министров, на которых рассматривались проекты законов и постановлений, и только потом они формально утверждались Государственным советом.
К концу 1932 г. в госаппарате Маньчжоу-Го находились специально подготовленные и командированные из Токио 3000 заместителей и советников-японцев, которые-то и правили государством Маньчжоу-Го.
13 марта 1932 г. министр иностранных дел Маньчжоу-Го послал наркому иностранных дел М.М. Литвинову телеграмму, в которой извещал о создании государства Маньчжоу-Го, заявлял о признании этим государством международных обязательств Китайской республики и предлагал установить «формальные дипломатические отношения».
Москва в ответ промолчала. Но, с другой стороны, советское Генконсульство в Харбине продолжало нормально функционировать. Мало того, правительство СССР разрешило маньчжурским властям открыть пять консульств, в том числе и в Москве. В Маньчжоу-Го также было пять советских консульств. Наркомат иностранных дел объяснял это «практической необходимостью поддерживать фактические отношения с той властью, которая существует в настоящее время в Маньчжурии, где имеется наша дорога, где мы имеем десятки тысяч наших граждан, где мы имеем пять наших консульств и где, кроме власти Маньчжоу-Го, нет никакой другой, с кем можно было бы разговаривать и вести дела»[92]