, то оказалось только 70 человек. После назначения [в эту провинцию вашего подданного] Киёюки, снова был произведен подсчет населения данной деревни, но [к тому моменту] оставались лишь два старика и старуха, четверо взрослых и трое юношей и девушек[298].
[Совсем] недавно в 11-м году «Энги»[299], по истечении срока службы [в должности] помощника управителя этой провинции, вернулся в столицу Фудзивара Кимитоси[300] [ваш подданный] Киёюки спросил [его]: «Сколько сейчас жителей в деревне Нима?» Кимитоси в ответ сказал: «Ни одного». Тогда [я] подсчитал [сколько] прошло лет с 6-го года каноэ-но сару правления государыни Когёку и до 11-го года каното-но хицудзи Энги миновало всего лишь 252 года. Насколько же стремительно все пришло в упадок? Взяв [за пример] только одну деревню, следует признать, что ущерб грозит вымиранием всей Поднебесной[301].
Именно сейчас Вашему величеству представилась счастливая возможность, что бывает один раз в тысячу лет[302], осветить вечное чередование расцвета и упадка. Сочувствием [нашего государя] облагодетельствован весь народ. [Его] милосердие и любовь распространяется во всех четырех направлениях. [Он] одевается на рассвете и только в сумерках принимает пищу. [Он] ночью строить планы, а утром претворяет [их в жизнь]. [Он] творит закон по всей стране[303] и следит за мыслями молотильщика зерен и лесоруба[304]. Старинные авторы [писали], что место, где жил Юй[305] Шунь, через три года [уже] стало столицей[306], а при жизни Конфуция всё естественным образом пришло в порядок за один год[307]. Если народ будет обильно плодиться, то не следует ждать пока пройдёт необходимое поколение[308], и [тогда] можно рассчитывать, что провинция возродится в короткие сроки[309].
[В то же время] пренебрежение служебными обязанностями ради развлечений осмелюсь назвать безумной глупостью. Это всё равно, что смотреть через тростниковую трубку на леопарда, и видеть только одно пятнышко [на его шерсти][310] либо рассматривать небосвод со дна колодца и видеть всего лишь в несколько сяку[311]. То, что [я] осмелился здесь изложить, [свидетельствует], что знания [мои также] ограничены. Со смирением ожидаю воли его величества.
[Ваш] подданный почтительно докладывает:
Для государства основой является народ, а для народа — пища[312]. Если не будет народа, на что тогда опираться, а если не будет еды, чем довольствоваться?[313] По этому, чтобы народ пребывал в спокойствии и было достаточно пищи, нужно сделать так, чтобы не было наводнений и засухи, а урожай был обильным.
С этой целью каждый год 4-го числа 2-го лунного месяца, 11-го числа 6-го лунного месяца и 11-го числа 12-го лунного месяца при государевом дворе при помощи Палаты Земных и Небесных божеств[314]. [должно] проводить ритуалы «Тосигои»[315] и «Цукинами»[316]. Помимо того, необходимо строго соблюдать ритуалы очищения, возносить молитвы в Палате Земных и Небесных божеств с пожеланием обильного вызревания [посевов] и выражать благодарность за то, что мольбы будут услышаны [божествами]. Во время этого ритуала служащие ревизионной канцелярии[317] и [прочие] чиновники, возглавляемые высшими сановниками, отправляются в Палангу Земных и Небесных божеств. Там для каждого храма на [специальном] столике выставляют в ряд одну связку «хэйхаку»[318], один сосуд чистого сакэ и одно копьё с железным наконечником. Если есть лошади, пожертвованные храмам (для «Тосигои-но мацури» — одна, а для «Цукинами-но мацури» — две), то служащие левой и правой конюшенных управ[319] выводят священных коней, выстраивая их в ряд. После того, как завершается чтение ритуальных текстов служащими Дзингикана, [вышеупомянутые] ритуальные предметы распределяются между священнослужителями всех храмов с тем, чтобы они поднесли их своей [священной] обители.
Люди, названные «хафурибэ»[320] должны бы, приняв подношения, с почтением передать [эти предметы] в свои святилища. Однако все они в присутствии влиятельных особ хватают шёлк из жертвоприношений и кладут себе за пазуху. Древки копий выбрасывают, оставляя лишь наконечники. Склоняются над сосудами [со священным напитком], разом выпивая его содержимое. Раньше не бывало такого, чтобы кто-нибудь выносил дары за ворота Дзингикана. Со священными конями и того хуже, торговцы за воротами Икухомон[321] тут же скупают их всех и уводят.
Как же в таком случае почитаемые божества могут принять эти подношения? А коли они не получат подношений, разве мы можем ждать от них процветания и изобилия?
Почтительно прошу во всех провинциях повторно издать государев указ, согласно которому направить служащих [в должности] не ниже «сисё»[322], чтобы они, совместно с «хафурибэ», получили подношения и правильно доставили их в [надлежащее] святилище. Только так ритуал сохранится в исконном виде.
Кроме того, в первую луну каждого года повсеместно, начиная с Дайгокудэн и вплоть до провинций семи регионов, проводят [ритуал] Киссё кэка[323]. Мудрые правители ежегодно устраивали ритуал «Нинъоэ»[324], испрашивая обильный урожай для всего народа и избавления от болезней[325]. Только тогда возрадуются и небо и люди, а простой народ был охвачен чувством благодарности. Причина, по которой ныне не прекращаются наводнения и засухи, заключается в следующем: многие монахи не достойны своего наименования.
[Ваш] подданный обратился к китайским историческим трудам и просмотрел записи нашей династии [и оказалось, что] среди последователей Чань лишь немногие владеют учением полностью и вряд ли есть те, кто удвоил свои разум и силу прозрения. Тем не менее, одни твёрдо охраняют заповеди буддизма и не нарушают их до самой смерти, другие во всём следуют пути Бодхисатвы, забывают о себе и приносят пользу прочим людям. Поэтому чаньским монахам легко постичь искренность государя, а их сознание непременно достигает состояния Будды[326].
Однако сейчас среди всех, начиная с высших буддийских иерархов[327] и заканчивая простыми — монахами, приглашаемыми для чтения заупокойной службы в небольших монастырях, строго соблюдающих заповеди мало, а нарушающих обеты много. Разве могут подобные благие деяния [монахов] соответствовать «трем истинам»?[328]
Если впредь такого соответствия обнаружено не будет, [на нашу страну] обрушатся огромные бедствия. Смиренно надеюсь, что впредь все монахи, о чьём беспутном поведении ходят слухи, не будут допускаться до вознесения молитв.
Управители провинций чрезмерно заняты служебными обязанностями, решают множество вопросов и не имеют свободного времени. Поэтому все дела, касающиеся буддизма в провинции, должны быть возложены на «кодокуси»[329]. Однако многие из «кодокуси» сами не соблюдают заповеди, к тому же встречаются и такие, кто получил должность в обход основного продвижения. Более того, из двадцати монахов государственных провинциальных монастырей [подвергнутых проверке] ни один в этом не раскаялся. [Они] обзаводятся женами и детьми, содержат семьи, работают в поле, занимаются торговлей и ростовщичеством. Но и сейчас управители провинций требуют [от этих монахов], чтобы [они] возносили молитвы. Однако ждать от них помощи всё равно что ловить рыбу, взобравшись на дерево[330] или собирать цветы, обернувшись к очагу[331]. Вновь обращаюсь с просьбой о том, чтобы во всех провинциях не могли получить назначение на [должность] «кодокуси» те, кто, хоть и занимаются делами, соответствующими их рангам[332], но не практикуют подвижничество. Если же монахи из государственных провинциальных монастырей чрезмерно предаются скверне, а «кодокуси» их не призывает к порядку, такого наставника увольнять с должности. Если сделать так, то благодаря молитвам и деяниям мудрого правителя бедствия прекратятся, налоговые поступления уподобятся высоким холмам, дожди будут идти каждые десять дней и народ будет радостно славить [богов], собирая обильные урожаи[333].