Япония в эпоху Хэйан (794-1185) — страница 18 из 36

ит опасность, какой прок от таких [воинов]? Ведь если они срочно понадобятся, то, даже отправившись бегом, не смогут добраться. В таком случае ни к чему разводить в провинциях волков, раньше чем в гвардии появятся огромные тигры[496].

Почтительно прошу о том, чтобы служащие всех гвардейских управ после того, как получат назначение на должность, не могли возвращаться в родные провинции. А если будут такие, кто наведывается в родные края, чтобы узнать о самочувствии родителей, то каждому из них устанавливать определённое количество выходных дней. Пусть получают официальное направление в свою провинцию и отправляются, приписанными к её управлению. Им не следует задерживаться более установленного срока. Если кто по своей нерасторопности не вернётся, пусть управитель провинции увольняет его с занимаемой должности, регистрирует данный инцидент и с официальным документом отправляет его на родину. [Только] тогда [в столице] на страже ворот будет много искусных воинов[497] и провинциях исчезнет страх перед дикими собаками[498].


12. Нижайше прошу восстановить пристань Уодзума в провинции Харима.

Когда [ваш] подданный почтительно изучил прибрежные коммуникации трёх регионов: Санъё[до], Сайкай[до] и Нанкай[до], то обнаружил, что раньше путь от пристани Муроу[499] до пристани Карасаки[500] занимал [всего лишь] один день, точно так же как от пристани Карасаки до пристани Уодзуми[501], от пристани Уодзуми до пристани Оовада[502] и от пристани Оовада до пристани Кавадзири[503]. Протяженность этих путей рассчитал и установил еще бодхисатва Гёки[504]. Однако в настоящее время [центральные] власти содержит в порядке лишь пристани Карасаки и Оовада, а пристань Уодзуми давно пришла в упадок. Из-за этого государственные и частные суда, преодолевая двойной отрезок пути, плывут по направлению к пристани Оовада в течение целых суток. А ведь с наступлением зимы ветер становится настолько резким, а звезды редкими, что Невозможно ничего разобрать дальше вблизи от корабля, и не понятно — далеко или близко берег. Поэтому корабли со спущенными парусами и не слушающиеся руля часто тонут. Количество судов, разбивающихся ежегодно, доходит до сотни, а число погибающих при этом людей превышает тысячу.

В древности Юй из Ся обладал таким человеколюбием, что проливал слезы, даже когда наказывал преступника[505]. Стоит ли говорить, что все эти люди, [погибшие при кораблекрушении], направлялись по государственным делам.

Смиренно полагаю, что мудрый правитель должен снизойти до проявления сострадания [к этим людям].

[Ваш] подданный, почтительно изучив древние записи, выяснил, что эта пристань была построена еще в годы «Тэмпё», и вплоть до конца годов «Энряку»[506] люди могли ею пользоваться. В период «Конин» обрушилась волна, разбила каменную стену и засыпала все песком. В годы «Тэнтё»[507] Правый министр Киёвара-но Махито [Нацуно][508], в докладе государю, пообещал, что восстановит пристань[509], но к концу периода «Дзёва» она всё ещё была разрушена.

В начале годов «Дзёган» монах храма Тодайдзи [по имени] Кэнна, следуя путём бодхисатвы, раскрыл своё бескорыстное сердце. Он сам носил на спине камни и держал на плече заступ, отдавая все свои силы, и добился результата[510]. Это был искренний порыв одного человека, и хотя работа его осталась незавершенной, долгие годы все без исключения пользовались её благими плодами. Но вот уже более сорока лет прошло, как удалился Кэнна. И не счесть людей, погибших при кораблекрушениях. Убыток государству был нанесен огромный.

Смиренно прошу, чтобы чиновники всех ведомств отправили искусных мастеров, приказав им восстановить эту пристань. Средства на ремонт [надлежит] выделить из запасов провинций Харима и Бидзэн.

Надеюсь протянуть руку помощи [нашему] мудрому правителю[511], дабы народ нашей страны избежал горестной участи превращения в рыб.

Все выгоды я подробно изложил в докладе, который преподнёс в начальный год «Энги». Нет необходимости увещевать ещё раз.

Подана [чиновником] четвертого младшего ранга нижней ступени, старшим помощником главы Министерства Церемоний Миёси-но Асоми Киёюки.


Минамото-но Фусаакира (?-940)[512]Увидев два [седых] волоска«Нимо-о миру»[513] (нач. X в.)

Мне 35 лет, и пока [я] не ощущаю истощенности тела и упадка сил. Однако сегодня утром, вешая светлое зеркало, в его сиянии заметил [у себя] два [седых] волоска. [Сперва я] усомнился, [все ли в порядке с] зеркалом и не поверил. Потер глаза и еще раз перебрал усы в поисках [седых волосков]. Достойными презрения серебряными щипчиками выдернул несколько седых волосков. Осенней порой [меня] часто посещают грустные мысли, и это вызывает печаль. Размышляя о том, как развеять тоску, понимаешь, что нужно выяснить ее причину.

В шестнадцать [лет я] был пожалован четвертым рангом. В семнадцать [лет я] получил должность «сии»[514]. В величественные годы «Энтё»[515] [я] быстро продвигался по ступеням из белой яшмы[516]. В эпоху «недеяния» «Сёхэй»[517] [я] нередко держал гвардейский флаг[518]. [Меня] милостиво включили в списки государева рода и [я] сохранял достойное положение в ранговой и должностной [иерархии][519]. [Известно, что] чжоуский мудрец Янь Хуэй[520] поседел, когда ему не было еще тридцати, а циньский ученый Пань Юэ[521] к этому времени уже написал свое стихотворение «Осеннее вдохновение». Одно [меня] несказанно радует, что оба они были моложе меня и [я] так поздно заметил первую [седину].


Последующий ученый [из рода О]э[522](Оэ-но Асацуна, 886–957)Первый доклад господина Саданобу[523] с прошением об отставке с поста регента[524] (930 г.)

[Ваш] подданный [Фудзивара-но] Тадахира молвит: «Почтительно ознакомился с высочайшим указом об отречении от престола прежнего государя[525], обнародованным 22-го числа прошлого лунного месяца[526], в котором [подданным] предписывалось оказывать поддержку нынешнему государю[527] и принять на себя часть его обязанностей пока он ещё не может лично заниматься множеством дел управления государством[528]. Благосклонность переполняла его, а внимание к чаяниям народа выходило за пределы его сердца. Многократно размышлял об этом и понял, что недостоин такой должности[529]. Когда впервые удостоился аудиенции государя, сразу же написал прошение об отставке, но мои заветные помыслы никак не могли достичь его слуха[530]. Внезапно случилось так, что государь отправился к девяти источникам[531]. Скорбь озера Динху[532] была глубока, и его вскорости погребли в государевой усыпальнице. Покрываясь испариной от страха, я провел двенадцать дней. Меня терзало сознание того, что нет больше воздушной смоковницы[533], а мои способности намного хуже. Необдуманно выбрали немощного меня[534] и по ошибке поручили почетную должность. Это все равно, что отсечь голову хромой черепахе и подняться на вершину горы Пэнлай[535]. Либо, подоткнув подол одеяний карлика, пересечь море Бохай. Тщедушному даже клочок волос сложно ухватить. Как он сможет достичь вершины скалы, возвышающейся в облаках на многие-многие ри. Крошечные ножки неизбежно потеряются в волнах, брызги от которых рассеиваются на тысячи ри[536]. Да я и сам понимаю, что это, несомненно, повлечет людские пересуды.

Почтительно изучил исторические труды и выяснил, что когда престол наследовал малолетний государь, к делам управления обращалась его мать — императрица. Отыскал древние прецеденты дома Хань, оказалось, что такая практика и после императрицы Хэ Си[537] не пришла в упадок. Изучил обычаи династии Цзинь, правление императрицы Чун Дэ