Уходя [на службу во дворец], облачаюсь в одеяния цвета молодой травы[934]. И хотя ранг [мой] ничтожен, должность весьма почитаема. Когда возвращаюсь [домой], набрасываю покрывало из тонкого белого полотна, поскольку оно теплее, чем весна, чище, чем снег. [Я] мою руки и полощу рот, а потом сначала вхожу в Западный зал, где возношу молитвы Будде Амида и читаю сутру Благого Закона. После трапезы вхожу в Восточный павильон, открываю книги и общаюсь с мудрецами древности.
Во время, когда правил ханьский император Вэнь-хуан-ди[935], любили бережливость и умиротворяли простой народ. Во время, когда жил танский наставник Бо Лэ-тянь[936], он прославился стихами и обратился к Закону Будды. Семь мудрецов династии Цзинь[937] — соратники своей эпохи, телом находились при дворе, а помыслами в уединении. [Я] встречаюсь и с мудрым правителем, и с мудрым наставником, и с мудрыми друзьями. За один день — три встречи. В одной жизни — три радости. Ну, а среди современников нет никого, к кому можно было бы питать привязанность. [Нынешние] наставники чтят только знатность и богатство, не постигая литературы. Уж лучше совсем без наставников. Друзья ценят только влияние и выгоду. [Такие] прохладные отношения ни к чему, лучше уж совсем без друзей[938]. [Я] запер ворота и закрыл двери, и в одиночестве декламирую стихи. Если же захочу развлечься, то возьму ребенка, сяду с ним в маленькую лодочку, и буду отбивать такты ударами о ее борт и стучать веслами. А если появится свободное время, то позову слугу и пойду на задний двор, где буду его вычищать и поливать. [Я] люблю свой дом и не знаю никаких других.
С тех пор как наступили [годы] «Ова»[939] нынешние люди предпочитают возводить роскошные хоромы. Доходит до того, что [они] вырезают на капителях горы, а брусья под крышей украшают узорами в виде водорослей[940]. Расходов это требует на тысячи и десятки тысяч [монет], хотя живут там всего лишь два-три года. Древние говорили: «Тот, кто строит дом, не живет [в нем]»[941]. Разве не справедливы эти слова?! Я достиг заката жизни и построил маленький дом. Если его оценивать по тому положению, которое [я] занимаю в обществе, то [он] поистине роскошен. Сначала [я] боялся Неба, потом стыдился людей, но ведь даже путники сооружают себе приют, подобно тому, как старая гусеница шелкопряда делает свой кокон. Разве можно так жить?
Совершенномудрые и прозорливые, возводя дома, не утруждают народ и не утомляют демонов. Придерживаясь [норм] человеколюбия и справедливости, делают коньковые балки[942]. Руководствуясь ритуалами, возводят фундамент и опоры. Основываясь на морали и добродетели, ставят ворота и двери. С любовью и лаской строят стены и ограду. Следуя [правилам] бережливости, обзаводятся домашней утварью. Совершая добрые дела, накапливают состояние. Того, кто живет в таком доме, и огонь не сможет сжечь, и ветер не в силах опрокинуть[943]. Оборотни [в такой дом] не захаживают, а беды обходят стороной. Злые духи не будут подстерегать [его обитателей], а разбойники не нападут. Семья будет в достатке, а хозяин проживет долгие годы. Должности и ранги будут пребывать в изобилии, а потомки смогут [их] наследовать. Разве не стоит над этим задуматься всерьез?
Тэнгэн, 5-й год[944], 10-й лунный месяц. Хозяин Ясутанэ. Сам сочинил и собственноручно записал.
Фудзивара-но Акихира (989?-1066)Памятные надписи (мэй)[945]Любимые изречения (дзасамэй)
Служить государю на основании преданности[946], а родителям, руководствуясь сыновним долгом.
Способные доверять друзьям[947] с любовью воспитывают детей и внуков.
В бедности не заискивай, разбогатев, не стань заносчивым[948]. Тот, кто озабочен только выгодой[949], подобен гостю перед хозяином[950].
Фудзивара-но Акихира (989?-1066)Новые записи о «саругаку»[951]«Синсаругакуки» (сер. XI в.)[952]
Муж госпожи Нака-но кими был первым воином Поднебесной. Он слыл непревзойденным знатоком военного дела и особенно отличился [в искусствах] «гассэн»[953], «ёути»[954], «хасэики»[955], «матиюми»[956], «томоси»[957], «катиюми»[958], «нориюми»[959], «касагакэ»[960], «ябусамэ»[961], «яцумато»[962], «сандзаку»[963] и «табасами»[964].
Когда он облачался в доспехи и надевал шлем, брал в руки лук со стрелами, алебарду или длинный меч; когда он устанавливал щит; когда над его головой развевалось знамя; когда он разбивал походный лагерь; либо, когда командовал войском[965], было совершенно ясно, что его Путь благословлен Небесами! Выдающийся мастер воинских искусств, с доблестным сердцем выходил он на поле брани, и снискал славу воина, не знающего поражений. Он заставлял противника признать свое поражение и заключить мир подобно тому, как это произошло во время битвы у горы Паньяо[966]. Он никогда не показывал врагу спину, покрывая себя позором. В мастерстве же стрельбы из лука не уступал стрелку И [времен императора] Юя[967]. Поистине его должно именовать воином, равным тысяче! И хотя род его неизвестен, он носит славное имя Тодзи[968].[969]
Главной супруге уже исполнилось шестьдесят лет и черты ее лица, привлекательные когда-то, постепенно утратили лоск и увяли. В то же время ее мужу едва исполнилось пятьдесят восемь лет. Он был поразительно сладострастен и отличался ветреным нравом. В прошлые времена, еще в двадцатилетием возрасте[970], во время службы в одной из управ, узнал он, что родители его будущей жены влиятельны, а семейство богато. И, будучи ослеплен перспективами обеспеченного будущего, решил вступить в брак.
Но с годами, предаваясь размышлениям, он часто сокрушался, понимая, что разница в возрасте с супругой слишком велика. Волосы ее со временем совсем поседели, словно покрылись утренним инеем. Кожу ее испещрили морщины и стали похожи на вечернюю рябь на водной глади. Верхние и нижние зубы стали выпадать, и лицо ее стало похоже на мордочку обезьяны. Левая и правая груди сморщились и совсем обвисли, словно мошонка у быка в жаркий летний день.
И сколько бы ни накладывала она на себя косметики, дабы казаться моложе, никто уже не испытывал к ней любовных чувств. Оттого-то и была она одинока как луна ночью в двенадцатый лунный месяц, когда на небе нет звезд. Те, кто сближался с ней, начинали питать к ней только отвращение и опасением, подобно тому, как боятся палящего солнца в полуденный зной.
Днем и ночью она сетовала на бессердечие супруга, не понимая, что тело ее одряхлело. Все свободное время она посвящала молитвам, умоляя богов, чтобы те вернули ей любовь мужа[971]. Как она только не старалась: всегда носила с собой вырезанного из камня божества в виде нефритового стебля. Она приносит дары Сётэну[972], но божество не внемлет ее просьбам. По этой причине она либо совершает поклонения Божеству-предку Дорог[973], взывая к божествам о ниспослании любви мужчин, где молится усерднее других. Либо она идет на «Праздник мужчин»[974] к «томэ» из Ига[975] на Склон Лиса[976], где «томэ» танцует, выбивая раковины «морское ушко» в форме женских половых органов. Либо ходит к Акомати[977], прислужнице Инари, которая сведуща в любовных снадобьях[978] и развлекается, перебирая кусочки сушеной рыбы пеламиды в форме фаллосов. Либо Божеству-предку дорог с улицы Годзё[979] она подносит дары на рисовом тесте в виде тысячи блюд, а божеству Ясидзин в храме Тодзи жертвует по сто корзин с угощениями из риса. Либо во время процессий Дэнгаку и Сисимай плясала, совершая подношения божествам в виде шелковых лоскутов «митэгура», кружилась в танце