ди грудь выпячена. Живот выпирает, как у лягушки. Ходит она неуверенной походкой, припадая на одну ногу, от чего походка ее похожа на крокодилью. Кожа вся шероховатая, как у акулы или сома.
Шея у нее короткая, к тому же ворот «кимоно» [постоянно] велик. Ростом она высока, а потому юбка-«мо»[1022] [всегда] слишком коротка. От нее дурно пахнет, а по всему одеянию скачут блохи. Руки, огромные, как медвежьи лапы, похожи на грабли. Крупные плоские ступни напоминают мотыгу. Напудрится — и ее лицо становится похоже на лисью морду. Чрезмерно нарумяненные щеки выглядят как седалище у бабуина. При всем этом, она до крайности распутна, завязывает отношения с мужчинами без разбора. Она еще и ревнива, да и душа ее особенно ни к чему не лежит. Ни ткать, ни шить она не умеет. Жить по средствам и вести хозяйство также не способна. Все сбережения, что имела — спустила на ветер. [Одно странно]: таких дам все же по ночам посещают мужчины[1023].
Шестнадцатая дочь — глава «асоби» и «яхоти»[1025], предлагающих различные увеселения в Эгути и Кавасири[1026]. Она в совершенстве овладела мастерством обольщения в Каваками и следовала постыдным обычаям Сакамото[1027]. Днем, сбросив за плечи соломенную шляпу, в тени зонтика от солнца она предлагала себя и высшим, и низшим (не разбирая чинов). Вечером садилась в лодку и привлекала внимание проходящих путников, постукивая по борту поверх водной глади. Нельзя сказать, что она неопытна, ибо мастерски использует различные позы для интимных ласк, тело ее и податливо, и упруго, словно струны «кото», а техниками «летающего дракона» и «поступь тигра» она владеет в совершенстве[1028].
Есть у нее и иные таланты: голос ее как у райской птички, а лицо подобно лику небесной девы. Даже Мияги и Кокарасу своим пением не могут сравниться с ней, а голоса Якуси и Наруто[1029] блекнут перед голосом [госпожи]. Разве при таких обстоятельствах непонятно, что любой мужчина оказывается во власти ее чар. Образ ее искушает душу и пленит сердце.
Увы! Коль придется ей продавать всю молодость, всецело отдаваясь ремеслу, как она будет жить потом, когда ее красота померкнет?
Оэ-но Масафуса (1041–1111)[1030]Юдзёки(Записи о юдзё)
Если предпринять однодневное путешествие на запад вниз по реке Удзи от пристани Ёдо, что в провинции Ямасиро, то достигнешь местечка под названием «Кая». Все, кто отправляется [в столичный град] и обратно по дорогам Санъё, Сайкай и Нанкай обязательно минуют это место. Река течет на юг, извиваясь вокруг поселений и проходя меж домами, пока не достигает земельное владение провинции Кавати. Место это и называется «Эгути». Там располагаются кормовые долины Адзифу Аптекарского управления и «сёэн» Оба, принадлежащее Хозяйственному управлению.
Добравшись до провинции Сэццу, достигнешь местностей Камусаки и Касима. Там много жилых домов и постоялых дворов. Группы женщин веслами отталкивают небольшие лодки от берега, устремляясь на встречу входящим в порт судам, и предлагают мужчинам разделить с ними ложе. Их голоса сдерживают облака, плывущие через долины, а ветер разносит их музыку по водной глади. И путники забывают даже о своих семьях. Волны омывают тростник, растущий вдоль берега. Лодки старых рыбаков и торговцев выстраиваются в линию, одна за другой, как будто между ними нет воды. Это и есть самое известное в Поднебесной место для плотских удовольствий[1031].
Старшая в Эгути — Каннон. Ей подчиняются: Нака-но кими, […], Кома, Сиромэ и Тономори. В Касима все подчиняются Мияки. Среди таковых: Нёи, Ко:ро, Кудзяку и Татимай. В Камусаки хозяйка Како-химэ. Косо, Мияко, Рикимэй и Сёни работают под ее началом[1032]. Все они — воплощение Кусира и последовательницы Сотохори-химэ. В свои покои они приглашают всех: и высокопоставленных сановников, и простой люд, одаривая их своим вниманием. Иногда они становятся женами и наложницами [мужчин], которые готовы умереть ради любви. Даже мудрецы и благородные мужи не могут избежать этого[1033].
К югу располагается святилище Сумиёси, а к западу — святилище Хирота, куда они отправляются, дабы вознести молитвы божествам. И все для того, чтобы боги ниспослали им хороших любовников. Главнейшее имя среди их божеств-охранителей — Хяку дайбу. Если бы каждая посетительница [святилищ Сумиёси и Хирота] вырезала бы его изображение, то таковых насчитывались бы сотни, даже тысячи. «Асоби» умело соблазняют мужчин, как и в стародавние времена.
В годы «Тёхо»[1034], когда государыня Хигаси Сандзё отправилась в паломничество в святилище Сумиёси дзиндзя и храм Тэннодзи, ее спутник Фудзивара Митинага благоволил Сёканнон[1035]. В годы «Тёгэн»[1036] во время поездки государыни Дзётомон-ин сопровождающий ее Фудзивара Ёримити осыпал похвалами Нака-но кими[1037]. В годы «Энкю»[1038], когда государь Госандзё удостоил своим вниманием святилище [Сумиёси дзиндзя] и храм [Тэннодзи], Комаину, Коуси и их спутницы приблизились к его кораблю[1039]. Люди называют их «чародейками». Они самое необычное явление нашего времени.
В соответствии с преданиями, когда придворные мужи совершали путешествие из столицы в направлении Кая, дабы насладиться общением с «юдзё», они пользовались услугами женщин из Эгути. Люди, путешествующие по реке из западных провинций, начиная от помощника управителя провинции до простого писца, предпочитали общаться с женщинами из Камусаки. И все это по причине необходимости сделать остановку на первом перевалочном пункте.
Оплата услуг [у «юдзё»] называется «дансю». Когда наступает время распределения заработков, женщины теряют всякий стыд. Старшие и младшие становятся необыкновенно сварливыми, превращая разногласия в настоящую драку. Иногда приходят к единому решению, разрезая длинный отрез шелковой материи на отдельные, равные по размеру куски, или делят весь имеющийся рис на маленькие порции, подобно тому, как Чэнь Пин разделял на одинаковые порции мясо[1040].
Если женщины из наиболее известных родов[1041] «юдзё» поднимаются на борт лодок, курсирующих по реке, это называется — «погрузка в последний момент», либо «выход для развлечения». Получают они немного — это заработок одного дня. Их прическа носит название — «разброс материала». В лодку они берут с собой зонты от солнца, а на одежде каждой из них есть символ в форме полумесяца — таковы их обычаи. Если вы читали предисловие Оэ-но Юкитоки[1042], думаю, что я записал здесь только несколько дополнительных деталей.
Оэ-но Масафуса (1041–1111)Записи и размышления Оэ-но Масафуса«Годансё» (нач. XII в.)
Свиток первый
1. О том, как не смогли провести церемонию повышения в рангах, потому что еще не бывало прецедента, дабы ее проводил «тюнагон»[1043].
Некто рассказывал: «В конце годов „Энтё“[1044] благодаря повышению по службе Фудзивара-но Тадахира[1045] и Фудзивара-но Санэёри[1046] государя при дворе стали называть „священным правителем“[1047]. Но были и те, кто не столь высоко почитал государя. Однажды в день церемонии повышения в рангах Фудзивара-но Тадахира по причине болезни остался дома. В то время он был единственным „министром“. Тогда государь призвал „дайнагона“[1048] Фудзивара-но Митиакира[1049], но тот сказался больным и не пришел. Поскольку ранее еще не случалось примеров, когда церемонию повышения в рангах проводил „тюнагон“, то ее отменили. На следующий день Фудзивара-но Митиакира прибыл во дворец для участия в пиршестве. Государь спросил его: „Прошлой ночью ты ведь сказался больным. Как же ты сегодня сумел явиться во дворец? Поясни мне, прошу тебя“. Когда же Фудзивара-но Митиакира покидал дворец, государь, облегченно вздохнув, сказал: „Причина, видимо, в том, что у Митиакира был свой интерес“. Разве что добавишь к этому. После возвращения домой Фудзивара-но Митиакира опять сказался больным и совсем перестал появляться во дворце, а в скорости скончался».
2. О том, как управляющий делами Дайдзёкана[1050]Фудзивара-но Корэсигэ[1051]сумел осуществить желаемое повышение в ранге.
Некто рассказывал: «Во время интронизации государя Кадзана[1052], перед тем, как колокол и барабан должны были возвестить при дворе о начале церемонии „сокуи“[1053], государь, находясь в Дайгокудэне[1054], сидел на троне и отдавал распоряжения придворному церемониймейстеру. Управляющий делами Дайдзёкана Фудзивара-но Корэсигэ, восхищаясь звоном украшений и колокольчиков на головном уборе правителя, сказал: „Докладная колокольчикам“ и подал государю прошение о повышении в ранге. Государь взял прошение и удалился, а повышение прошло именно так, как и задумывал Корэсигэ».
3. О том, как начинались придворные пиршества.
Далее некто рассказывал: «Первые „внутренние пиры“[1055] начали проводиться во время правления государя Сага[1056]. То был четвертый год „Конин“[1057] — год младшего брата воды и змеи. Говорят, что предисловие к стихотворному собранию „Восхищение цветами сакуры“, составленному на том пиру, написал Оно-но Такамура[1058]. А тему для собрания выбирал Миёси-но Киёюки»[1059].
4. О том, что следует избегать проводить праздник Ясосима в день, неблагоприятный для государя.
Некто рассказывал: «Празднование Ясосима-но мацури[1060] и отправка государевых посланцев в провинции зачастую приходится на „день Курицы“. Если этот день является неблагоприятным, то празднование отменяется, но при этом регламент требует, чтобы отправку государевых посланцев и осуществление празднования проводилось именно в „день Курицы“. Так государь Дайго, когда ему исполнилось четырнадцать лет, все-таки отправил посланцев в провинции, хотя „день Курицы“ был неблагоприятен для правителя. Когда же ему исполнилось двадцать два года, „день Курицы“ опять стал неблагоприятным, и празднование Ясосима-но Мацури отменили. Поэтому неблагоприятных дней избегают».
5. Пример, что проведение того же праздника не следует осуществлять и в дни, неблагоприятные для наследного принца.
Некто рассказывал: «В годы „Эйкю“[1061] если день проведения Ясосима-но мацури не считался неблагоприятным для государя, но понимался как неблагоприятный для наследного принца, то празднования в тот день избегали».
6. О подготовке к проведению чтений сутр «Нинъо»[1062]и «Сайсё»[1063], а также дополнительных чтений буддийских сутр.
Далее некто рассказывал: «Не следует проводить чтения сутр „Нинъо“ и „Сайсё“ при дворе, а также чтения сутры „Дайханнякё“, одинаково, с одной и той же утварью. Зал для чтений сутр „Нинъо“ и „Сайсё“ должен быть больше, чем помещение для чтения сутры „Дайханнякё“[1064]. При этом зал для церемонии чтения сутры „Дайханнякё“ должен быть больше, чем во время ритуала чтения сутры „Обуцумё“»[1065].
7. О том, как началось внеочередное празднование в храме Ивасимидзудэра[1066].
Далее некто рассказывал: «В своде внутриведомственных инструкций для чиновников Куродо докоро сказано: „Внеочередное празднование в храме Ивасимидзу начало проводиться в день Быка в середине третьего лунного месяца… года „Анва“[1067]. Государевым посланцем был Фудзивара-но Канэиэ. Исполнители ритуальных танцев были одеты в ситагасанэ цвета сакуры“. От купившего за деньги свою должность придворного советника из рода Оэ словно пахло медью, а несравненный „тюнагон“ был подобен редкому благовонию».
8. Об использовании шелковых одежд во время праздника Камо преступниками, отпущенными на волю.
Государь спросил Оэ-но Масафуса: «Что тебе известно о том, что преступники, отпущенные на волю и служащие при Кэбииситё[1068], во время праздника Камо надевают шелковые одежды?» Оэ-но Масафуса отвечал: «Вы спросили меня о причинах этого, но сейчас я не могу дать пояснения». Во время праздника Камо на помосте я спросил об этом у Фудзивара-но Такаиэ[1069] и Фудзивара-но Таданобу[1070]. Такаиэ сказал мне, что они носят прекрасные шелковые одежды, как и все служащие Кэбииситё. Таданобу добавил, что они уже не являются обычными людьми, а потому им нечего стесняться носить запретные цвета. Если это так, то можем ли мы запретить носить роскошные одежды даже тем, кто совершает поджоги и убийства? Для остальных преступлений наказания только увеличиваются. «На что вы ссылаетесь, когда они одеты в прекрасные одежды?» — спросил Фудзивара-но Кинто[1071]. Таданобу ответил: «Мы получаем ткань из хранилищ для конфискованных вещей, красим и шьем одежду и „хакама“[1072], а на праздник Камо одеваем ее, так как она яркая и бросается в глаза». «„Дайнагон“ Фудзивара-но Кинто был доволен таким ответом», — сказал государь.
9. О проведении чтений сутры «Сайсё».
Говорят, что чтения сутры «Сайсё» начали проводиться при дворе во время правления государя Итидзё[1073]. Такие чтения стали проводить после 7-го дня 5-го лунного месяца 4-го года Тёхо[1074]. Не проводились они только при государе Сандзё.
10. О том, как сановникам стали выдавать сезонное жалование во время соревнования борцов сумо[1075].
11. О том, как во время правления государя Тэмму начали осуществлять празднование «госэти».
Говорят, что празднование «госэти» началось во времена правления государя Киёмихара. Рассказывают, что когда начали играть на кото на берегу реки Ёсино, в сад спустились небесные девы и стали декламировать стихотворения. Именно после этого стали известны примеры «госэти». Небесные девы сочинили такое стихотворение: «Девы весело играют. Девы весело играют с китайской яшмой. О! Как прекрасна эта яшма!»
12. Об устройстве пиршества для дворцовой охраны во время церемоний «госэти».
Некто спросили: «Почему во время церемоний „госэти“ для дворцовой охраны обычно устраивают особое пиршество?» Оэ-но Масафуса отвечал: «Мне известно, откуда этот обычай берет свой исток. Но поговаривают, что управитель провинции Суо Фудзивара-но Митимунэ[1076], старший брат Мититоси[1077], договорился с придворной охраной, чтобы во время представления девочки-танцовщицы „госэти“ каждый подарил ей по комплекту прекрасной одежды. Пир понимался как плата дворцовой охране за несение службы во время проведения церемоний „госэти“».
13. О началах особых ритуалов в святилище Камо.
Говорят, что особые ритуалы в святилище Камо появились во времена правления государя Уда[1078]. А во время правления государя Мураками[1079] с мелкими чиновниками Сютэнрё зачастую советовались о том, как особые ритуалы осуществлялись при государе Дайго[1080].
14. О том, необходимо ли устраивать специальные места для сидения, дабы наблюдать за церемонией оглашения имен Будды.
Говорят, что в свое время уже скончавшиеся ныне Фудзивара-но Суэнака[1081] и Минамото-но Сукэцуна[1082] спорили, стоит ли устраивать места для сидения, дабы наблюдать за церемонией оглашения имен Будды. Но это ведь очень просто. К чему здесь спорить? А еще говорят, что уже скончавшиеся Минамото-но Цунэнобу[1083] и Минамото-но Такатоси[1084] спорили, нужно ли использовать ударные инструменты. Тогда они так и не сумели договориться.
15. Об истоках занятий китайской классической литературой для отпрысков аристократических семей и представителей государева рода.
Говорят, что для начала занятий китайской классической литературой следует выбирать день старшего брата металла и тигра в двенадцатый лунный месяц. Если в текущем году нет такого дня, то церемонию не проводят.
16. О том, что на церемонии лицезрения лошадей государем должны присутствовать все служащие Конюшенного управления.
Говорят, что в древности на церемонии лицезрения лошадей государем присутствовали все служащие, начиная с помощника главы Конюшенного управления. Глава Министерства Народных дел Фудзивара-но Тадафуми[1085], когда он еще был заместителем главы Конюшенного управления, присутствовал в восточной части сада на церемонии лицезрения лошадей государем Дайго. Лошади тогда шествовали в северном направлении. Вдруг две строптивые лошади встали на дыбы, но никто не решался к ним подойти. Тогда Тадафуми подбежал к лошадям и увел их поодаль от государя. Когда церемония завершилась, и Тадафуми собирался отправиться домой, к нему подошел старый слуга из конюшни и тихо прошептал: «В какое жалкое время мы живем. Во времена прежнего государя такого не бывало». Рассказывают, что государю было стыдно услышать об этом.
17. Об обряде чтения сутры, вызывающей дождь, в саду Божественного источника.
Говорят, что обряд чтения сутры, вызывающей дождь, в саду Божественного источника проводится четыре раза. «Дайсодзу»[1086] Кукай[1087] проводил обряд семь дней, но дождь не шел. Тогда он молился еще два дня. На девятый день из сада Божественного источника вырвался дракон и поднялся на небо. Тотчас же пошел дождь и смочил сухую землю. Оммёси Сигэока-но Кавахито[1088] молился пяти драконам, и, говорят, что старался подобно Кукаю. Еще рассказывают, что семнадцать дней не было дождя и «дайсодзу» Гэнко продлил обряд еще на два дня и на девятый день пошел дождь. Про «сёсодзу»[1089] Гэнсина говорят, что дождя не было семнадцать дней, и хотя он продлил обряд на два дня, дождь все равно не пошел. Поэтому он затворился в храме Анракудзи на Кюсю. «Адзяри»[1090] Нинкай начал проводить обряд 4-го дня 6-го лунного месяца 2-го года Каннин[1091]. Дождь шел пять дней. Его должны были назначить «рисси»[1092], и 11-го дня 8-го лунного месяца он получил повеление государя о назначении его «гон-рисси»[1093].
18. О том, как гадатель Абэ-но Ёсихира[1094]молился три раза пяти драконам[1095].
19. О том, что произошло, когда государь Дайго был во дворце, дабы совершить особые подношения божествам.
Один человек рассказывал, что однажды государь Дайго пребывал во дворце Сисиндэн, дабы совершить особые подношения божествам. И тут поднялся ветер. Государь взял жезл, надел туфли и собрался поклониться божествам, как налетел ветер и повалил ширму. Государь молвил: «Какой неприятный ветер! Зачем же ты поднялся, когда я собирался поклоняться божествам?» И ветер тут же прекратился. Когда государь начал поклоняться божествам, его волосы касались земли и были видны сзади из-за туфель. Государь так долго лежал недвижимым, словно он слился воедино с землей, говорили люди. Об этом мне рассказал Фудзивара-но Ёримити[1096].
20. О том, что после восшествия на престол государя Кадзана в управе Дадзайфу никто не носил на поясе оружие.
А еще рассказывают, что па десятый день после восшествия на престол государя Кадзана в управе Дадзайфу не было никого, кто носил бы на поясе оружие. Это знак того, как далеко распространяется преобразующее влияние государя.
21. О том, как специальные чиновники разгоняют толпу, освобождая дорогу государю.
Один человек рассказывал: «Как-то спрашивали о специальных чиновниках, освобождающих дорогу государю. О них упоминается в „Вэнь сюань“[1097]. Почему же обычные подданные использует то, чем должен пользоваться только государь? На это отвечают: „Высшие сановники должны быть невидимы народу, остальные придворные тоже. Все должно происходить в тайне“. Еще говорят: „В „Вэнь сюань“ сказано: „Когда кто-то выезжает, нужно охранять, а перед въездом — расчищать дорогу“. Можно ли так сказать о встрече государя?“ На это отвечали, что долг охраны государя — сдерживать толпу. Высших сановников и придворных защищает от толпы то, что они невидимы. Это все рассказал сам Оэ-но Масафуса».
22. О том, что три группы ближних слуг, прислуживающих за столом государю, стали именоваться «Тремя горами, где обитают бессмертные».
Говорят, что состав ближних слуг, прислуживающих за столом государю, начал устанавливаться при государе Кадзан. Во время обсуждений попытались объяснить, почему у государя именно шесть групп слуг. Управляющий делами Дайдзёкана Корэсигэ предложил: «Первые три группы пусть называются гигантскими черепахами с горами Фанчжан, Пэнлай и Инчжоу[1098] на спине. Четвертая будет именоваться „Безграничное спокойствие в доме“. Так были созданы три группы ближних слуг. Подробнее об этом написано в „Хань шу“[1099]. Токимунэ знает об этом больше других. Табличек с именами придворных из ближайшего окружения государя также три. Причина в том, что в „Вэнь сюань“ упоминаются три гигантские черепахи».
23. О происхождении ближних слуг, прислуживающих за столом государю[1100].
24. О том, как при дворе перестали служить девочки из уезда Кадоно[1101].
25. О деревьях «сакура» и «татибана», растущих в южной части двора Сисиндэн.
Говорят, что в южной части двора Сисиндэн сохранились части «сакура» и «татибана», которые росли там с давних пор. До переноса столицы в Хэйан на этом месте была усадьба сановника из дома Татибана[1102]. Дерево осталось, и оно дожило до конца годов Тэнтоку[1103]. Еще говорят, что раньше на месте дворца была усадьба Кавакацу. Но это мне рассказывал один человек.
26. О духе, который живет в надписи на воротах Анкамон и наступает на прохожих.
Фудзивара-но Сапэнака[1104] рассказывал: «Дух надписи на воротах Анкамон похож на мальчика, у которого волосы растут задом наперед. Он одет в туфли. Раньше иногда случалось, что люди, проходившие мимо этих ворот, были повалены на землю, потому что дух наступил на них. Поэтому туда тайком пробрались и закрасили центр ворот».
27. О тех, кто сделал надписи на дворцовых вратах.
Меня спросили: «Кто сделал эти надписи?» Я сказал, что на южных воротах — Кобо дайси, на восточных — государь Сага, на северных — Татибана-но Хаянари[1105]. В надписи на внутренних вратах Кокамон живет особый дух. Он вредит прохожим, поэтому и появляется так, чтобы его не было видно. Надпись в Троимом зале сделал «тюдзё»[1106] Фудзивара-но Тосиюки[1107]. Но до пожара[1108] там была какая-то другая надпись.
28. О том, почему выезд регента или канцлера в святилище Камо сопровождают сыновья высших сановников.
«С каких же пор повелось так, что выезд регента или канцлера в святилище Камо сопровождают сыновья высших сановников. Перед паланкинами регента и канцлера управляющие делами Дайдзёкана и „сёнагоны“[1109]. Сзади шествуют кэбииси?»[1110] Оэ-но Наримицу говорил, что с годов «Тэнгё»[1111] не было такого, чтобы отец с сыном занимали должности министра двора[1112], это записано и в «Кудзё доноки»[1113]. Так, во времена Фудзивара-но Тадахира регенту прислуживали оба министра, Фудзивара-но Санэёри и его младший брат Моросукэ[1114]. Нет свидетельств, что выезд регента в святилище Камо осуществляется во время четвертого лунного месяца. Правый министр Минамото-но Морофуса сказал: «Во времена регента Фудзивара-но Канэиэ многие его дети и внуки занимали при дворе должности „министров“ и „дайнагонов“. Возможно, с тех времен все и началось? Процессию завершали человек пять-шесть воинов, не с той ли поры начался нынешний обычай использовать „кэбииси“? Фудзивара-но Санэёри, став министром, выезжал в святилище Камо рано утром, возвращаясь, он останавливал паланкин где-нибудь на Первой линии дворцового комплекса или па берегу реки Хорикава и наблюдал оттуда за процессией. Впереди него шло всего-то человек десять. Так сильно он не любил демонстрировать свое превосходство. Да и внутридворцовых слуг он не принуждал прислуживать на празднике Камо».
Знаете ли вы что-нибудь о том, чтобы придворных заставляли участвовать в празднике Камо до этого времени? Говорят, что дети и внуки участвовали как слуги, выступая в качестве подношений божествам. Раньше такое было бы невозможно. Но регент говорил, что он хочет сделать от своего имени подношения божествам. Фудзивара-но Юкинари[1115] участвовал в такой процессии, когда был еще мальчиком. Впереди шло более двадцати слуг. Все они были роскошно одеты. Разве можно называть такую роскошную процессию подношением божествам от имени простого подданного?
Фудзивара-но Корэфуса[1116] сказал: «Когда Фудзивара-но Ёримити занимал пост младшего военного чина в управе столичной охраны, Министр Фудзивара-но Акимицу[1117], выезжая в святилище Камо, посылал впереди себя слуг. Когда Ёримити стал регентом, Фудзивара-но Акимицу уже возглавлял Гисэйкан[1118]. Однажды на заседании Гисэйкана докладная для „найрана“[1119] была доставлена на несколько часов позже, и люди, присутствовавшие там, говорили, что Акимицу сказал про человека, доставившего докладную: „Раньше этот слуга был более расторопен“».
Еще Фудзивара-но Ёримити говорил: «Если регент по болезни не Может присутствовать на празднике, вместо него должен обязательно присутствовать министр или старший советник двора. Но сейчас такое правило уже не соблюдается. Нынче стало трудно собрать слуг, которые бы шли впереди процессии. Передовых перестали использовать, потому что это похоже на подражание регенту». Фудзивара-но Корэфуса отметил: «В наставлении[1120] Фудзивара-но Моросукэ писал, что все его потомки обязательно должны присутствовать на праздниках в святилищах Камо и Касуга, а если кто-то заболеет, то вместо далекого святилища Касуга можно отправиться в святилище Охарано. Но сейчас и в святилище Охарано почти никто не ездит». Все это хранится в секрете, в «Наставлении» не сказано, что эти правила можно предавать огласке. Хотя, быть может, об этом и написано где-то. Когда Фудзивара-но Ёримити был регентом, из придворных отобрали танцоров, и они два раза выступали на празднике Камо. Один раз во времена государя Гоитидзё, второй раз — во время государя Горэйдзэя, когда присутствовали все придворные, от министра двора Фудзивара-но Мородзанэ и до «тюнагона» Сукэхира, а все придворные третьего ранга, начиная с Фудзивара-но Канэёри, ехали на лошадях. Праздник в тот день проходил по-особенному. К западу от конюшен в нижнем святилище Камо построили дом для регента, покрыв крышу деревом хиноки, и там был пир для придворных. Сначала процессия прибыла на место для совершения обряда очищения, а после обряда очищения они перешли в тот дом, отправили гонца в святилище с подношениями божествам, так как регенту было запрещено входить внутрь святилища. Обряд очищения в верхнем святилище Камо, наверное, проходил также.
Придворные верхом на конях стали выступать в качестве передовых во времена Фудзивара-но Канэиэ[1121]. «Сёхё»[1122] Фудзивара-но Тадатоки, не будучи посвящен в подробности проведения церемонии, был назначен участником процессии. Вдруг оказалось, что предстоит одна церемония, в которой он должен будет прислуживать регенту, и ему дали лошадь. Все было продумано заранее. И хотя это порой неприятно, а все равно приходится прислуживать.
Во времена регентства Фудзивара-но Норимити[1123] не было такого, чтобы придворные были передовыми у регента. Все благодаря мудрому правителю Госандзё[1124], который справедливо решал все дела. Во втором или третьем году Энкю[1125] стали проводить церемонии, следуя указаниям господина регента, поскольку старались во всем уподобляться времени правления Фудзивара-но Ёримити. В древности люди поговаривали: «Сначала нужно приехать во дворец, затем, учитывая настроение государя, доложить ему о своем прибытии. Если не делать так, то не причинишь ли ты этим себе вред?» Государь не захотел разрешить регенту использовать передовых, и удалился из зала, так и не подписав указ. Придворные, услышав об этом, тоже не согласились быть передовыми во время визита регента в святилище Камо. Так и стали смеяться над ним все, даже далекие путники.
Фудзивара-но Тамэнака сказал: «Во времена государя Горэйдзэя[1126] никто из придворных не присутствовал на празднике Камо. Тогда говорили: „Это противоречит прецедентам. Причина в том, что раньше придворные тоже не выезжали на праздник Камо“. Фудзивара-но Ёримити, услышав это, сказал: „Все придворные должны непременно присутствовать на этом празднике“. Хотя во времена ныне уже скончавшегося Фудзивара-но Митинага[1127] были и придворные, которые не участвовали в празднике. Но такие придворные, как, например, „тюнагон“ Фудзивара-но Токимицу[1128], собирались в усадьбе Фудзивара-но Митинага, откуда начиналась праздничная процессия, и после того, как из дворца выезжал государь, придворные наблюдали за происходящим из своих паланкинов. Фудзивара-но Митинага как-то сказал Фудзивара-но Токимицу: „Как красиво одеты эти танцоры, а как хорош Тадамару!“[1129] Токимицу в шутку ответил ему: „Да уж как не хорош, если вы сами назвали его красивым!“ Так уж повелось с давних пор, что красивые мальчики, даже если они и не потомки какого-нибудь влиятельного придворного, служат при дворе государя. Когда Ёримити стал регентом, Фудзивара-но Митинага послал в святилище Камо нового гонца, и повелел остальным придворным, если только болезнь не мешает им, обязательно сопровождать регента в паломничестве по святилищам, и все придворные последовали его словам. Это было естественно, ведь они все принадлежат к одному и тому же роду. Позднее такие паломничества вошли в обыкновение. И нет ничего позорного, в том, чтобы вместе совершить паломничество или прислужить кому-нибудь, даже если ты не принадлежишь к роду регента».
Что касается паломничеств в святилище сыновей высших сановников, то во времена Фудзивара-но Канэиэ в них участвовал Министр двора Фудзивара-но Мититака[1130], а во времена Фудзивара-но Митинага — Министр двора Фудзивара-но Ёримити. Во времена регентства Фудзивара-но Ёримити этот обычай прекратился, но в 4-й год Кохё[1131] опять возобновился. Так делал Министр двора Фудзивара-но Мородзанэ[1132], а выезды Левого и Правого министров к супруге регента, Фудзивара-но Рэйко, начались во времена уже скончавшегося ныне регента Фудзивара-но Мородзанэ.
29. О том, как господин регент ехал на лошади за государем.
Говорят, что во времена правления государя Гоитидзё[1133] во время высочайшего выезда господин регент ехал на лошади за паланкином правителя.
30. О том, как господин регент в паланкине прислуживал государю во время церемонии очищения от скверны, что было накануне празднества Великого вкушения урожая[1134].
Говорят, что во время церемонии очищения от скверны, что было накануне празднества Вкушения первого урожая господин регент Фудзивара-но Ёримити в своем паланкине прислуживал государю Госудзаку[1135]. Позднее это вошло в обычай.
31. О сне Фудзивара-но Канэиэ.
Говорят, что Фудзивара-но Канэиэ, будучи еще простым советником, видел такой сон: словно он пересекает заставу Осака и начинает падать снег, так что дорога вся становится белой. Испугавшись, Канэиэ проснулся, и, ибо снег во сне считается плохим предзнаменованием, решил вызвать толкователя сновидений и попросить его произвести необходимое гадание. Толкователь снов выслушал Канэиэ и сказал: «Это очень хороший сом, такой хороший, что просто удивительно. Поэтому необходимо преподнести кому-нибудь пегого быка». Канэиэ так и сделал, и преподнес толкователю снов пегого быка. Когда к Канэиэ пришел Оэ-но Масахира[1136], Канэиэ рассказал ему про сон, Масахира очень удивился и сказал: «Толкователя снов можно было бы попросить вернуть назад пегого быка. Застава Осака означает иероглиф „сэки“, а снег — иероглиф „хаку“, вместе — „кампаку“, вы обязательно станете канцлером». Канэиэ был поражен, а на следующий год он, действительно, получил повеление государя о назначении его канцлером.
32. О том, как Фудзивара-но Канэиэ хотел передать должность канцлера своим сыновьям.
Говорят, что Фудзивара-но Канэиэ, почувствовав свой конец, призвал Фудзивара-но Арикуни[1137] и спросил, кому из сыновей следует передать пост канцлера. Арикуни назвал Фудзивара-но Митиканэ[1138]. Тогда Канэиэ спросил о том же у Корэнака. Корэнака сказал, что следовало бы передавать сыновьям по старшинству. Тогда Канэиэ спросил еще и у старшего делопроизводителя Дайдзёкана Кунихира, и он ответил то же, что и Корэнака. Послушав их совета, Канэиэ передал пост канцлера Мититака. Получив этот пост, Мититака сказал: «Я стал канцлером, потому что я старший сын и законный наследник. Мне повезло, но все так и должно было произойти. Так что и радоваться-то мне особенно и нечего. Только если порадоваться тому, что Арикуни услышит о моем назначении канцлером». Вскоре нескольких чиновников лишили постов, и с тех пор стали поговаривать: «Отец у сына пост отнимает».
33. О болезни Фудзивара-но Мититака.
Когда Фудзивара-но Мититака серьезно заболел, Фудзивара Арикуни сказал ему: «Следует написать прошение об отречении от должности канцлера и о передачи ее достойному». Но Мититака решил, что не будет писать прошение о передаче поста канцлера кому-то другому.
34. О начале прохождения отпрысками дома Фудзивара выпускных экзаменов в Дайгаку.
Отпрыски дома Фудзивара начали проходить выпускные экзамены во времена Фудзивара-но Сукэё[1139]. Он служил в домоуправлении Фудзивара-но Мотоцунэ. Семья же его была тесно связана с Сугавара-но Митидзанэ[1140]. Но все конфуцианские мужи того времени без особого почтения относились к Сукэё, и Мотоцунэ это очень печалило. Тогда Мотоцунэ спросил у Фудзивара Санэканэ: «Почему остальные ученые мужи не признают успехи Сукэё на экзаменах?» Санэканэ отвечал: «Этому есть свои причины. Ки-но Хасэо[1141] и Мияко-но Ёсика[1142] говорят, что если ветви глицинии заглушат все остальные цветы, другим родам не останется места. Поэтому если не остановить рост дома Фудзивара, то наш род никогда не возвысится. Если авторитет Фудзивара-но Сукэё станет общепризнан, то влияние рода Фудзивара достигнет небывалых высот». Вскоре Сукэё успешно прошел экзамены. Экзаменатором был Мияко-но Ёсика. В день экзаменов Фудзивара-но Мотоцунэ расстелил во дворе своего дома простую циновку и молил об успехе Сукэё небесное божество.
35. О происхождении трех священных гор Кумано.
Одного человека спросили, откуда появились три священные горы Кумано. Он ответил, что три священных горы Кумано — это воплощения божеств из святилища Исэ. Главное и новое святилища в Кумано соответствуют двум святилищам в Исэ, святилище в Тина — главному святилищу в Исэ, где почитается дух богини Аматэрасу. Еще говорят, что божество святилищ Исэ — это перевоплощение бодхисатвы Каннон. Об этом поведал Минамото-но Тосиаки[1143].
36. О том, как Минамото-но Ерикуни[1144]совершал паломничество в Кумано.
Говорят, что Минамото-но Ерикуни был очень знаменитым и незаурядным человеком. Как-то раз ему довелось совершить паломничество в Кумано, будучи в трауре по близкому человеку. Когда он возвращался из святилища, с ним произошло что-то дурное.
37. О том, что в святилище Китано тэммангу запрещено заниматься игрой на музыкальных инструментах в день траура по Сугавара-но Митидзанэ.
Минамото-но Цунэнобу рассказывал: «В святилище Китано тэммангу запрещено заниматься игрой на музыкальных инструментах в день траура по Сугавара Митидзанэ. Потому что в собрании сочинений дома Сугавара в предисловии к поэме „Возлияние сакэ и любование хризантемами в 9-м лунном месяце“ сказано: „Если любоваться полной луной в восьмом лунном месяце, забыв о трауре по отцу, весь род придет в упадок“[1145]. Поэтому следует воздерживаться от игры на музыкальных инструментах». Если хорошо подумать, трудно согласиться с этим, поскольку непросто предугадать волю божеств.
38. О паломничестве представителей рода Ки в храм Хасэдэра.
Рассказывают, что Ки-но Хасэо, желая получить должность «дайнагона», совершил паломничество в храм Хасэдэра и стал там усердно молиться. Во сне ему явился человек и сказал, что Ки-но Хасэо — выдающийся ученый, которого надо бы отправить в другие страны. Получив это известие, Ки-но Хасэо в скором времени скончался.
39. Статуи Будды, расположенные в залах храма Кофукудзи.
Говорят, что статуи Будды в храме Кофукудзи символизируют собой Чистую землю бодхисатвы Мироку: статуя Сяка в Золотом зале, две статуи бодхисатвы Каннон, исцеляющие сердца людей, рядом со статуей Мироку. В зале для лекций расположены статуи Будды Амида, бодхисатв Каннон и Кокудзо. В Южном круглом зале — бодхисатва Каннон Фуку и четырех небесных царей-хранителей буддизма. В Западном золотом зале с надписью перед входом стоят статуи Сяка и одиннадцатиликой Каннон. В Восточном золотом зале — статуи Будды Якуси и двенадцати божеств-охранителей буддизма, бодхисатвы Солнечного и Лунного света. В Северном золотом зале стоят статуи Будды Мироку, четырех божеств-охранителей буддизма, Ананды и Махапашьяка. В трапезной располагается статуя тысячерукой Каннон.
40. Родовые храмы дома Фудзивара.
Фудзивара начали [создавать родовые храмы] еще в древности. Говорят, что Фудзивара-но Каматари[1146] участвовал в возведении храмов Кофукудзи и Хокэдзи, а также больницу для бедных Сэякуин. Фудзивара-но Фухито[1147] руководил постройкой усадьбы Саодоно. При Фудзивара-но Фуюцугу[1148] была создана Кангакуин — родовая школа дома Фудзивара и началось строительство Южного круглого зала в храме Кофукудзи. При Фудзивара-но Ёсифуса[1149] началось возведение зала для длительных чтений сутр в храме Кофукудзи. Фудзивара-но Мотоцунэ выбрал место для родового кладбища в Кохата. Фудзивара-но Фусасаки[1150] своими руками создал статуи бодхисатвы Каннон Фуку и четырех небесных царей-защитников буддизма. Фудзивара-но Тадахира приказал возвести храм Хосёдзи, Фудзивара-но Моросукэ — храм Рёгонъин, Фудзивара-но Канэиэ — храм Хокоин, а Фудзивара-но Мититака — храм Сякудзэндзи. Фудзивара-но Митинага повелел построить пагоду в Кохата и зал для чтения сутр, а также храм Ходзёдзи. Фудзивара-но Ёримити участвовал в постройке Бёдоин.
41. Надпись на мече Сётоку-тайси[1151]в четыре иероглифа.
«Лес имбиря Огненной крысы» — инкрустация на обратной стороне меча. Это значит — перережем горло министру Мононобэ-но Мория[1152].
42. Надпись на дощечке, сделанная Кобо дайси и указывающая, что здесь захоронена чудотворная жемчужина, исполнительница обета.
Говорят, что на дощечке, указывающей, что здесь захоронена чудотворная жемчужина, исполнительница обета, Кобо дайси написал: «Гора в Муро устремляет все свои помыслы к пикам, бамбуку, глазам, дну, земле, сердцу и воде». Эту надпись невозможно понять и в наши дни.
43. Десять учеников Кобо дайси.
Говорят, что из десяти учеников Кобо дайси пять остались в его храме, а остальные перешли служить в другие храмы. «Содзё»[1153] Синдзэй отправился в храм Сингодзи, «содзё» Синга — храм Дзёгадзи, «содзу»[1154] Дзицуэ — в Тодзи, «содзё» Синдзэн — в Кимбусэндзи, а принц Синнё — в Тёсёдзи.
44. О том, как бродячий монах Дзога бежал впереди «содзу» Дзиэ, чтобы провозгласить о радости[1155].
45. О том, как в храме читали трактат «Вэй ши лунь»[1156].
Когда монахи читали наизусть трактат «Вэй ши лунь», начав с первого свитка и дойдя до последнего, десятого, под сосной у кельи монаха пресветлое божество святилища Касуга начало танцевать. Было это так трогательно и интересно.
46. О том, как Гэнхин оставил пост «рисси».
Говорят, что Гэнхин впервые был назначен «рисси» в пятом году Конин[1157]. Уходя с поста, он сложил стихотворение: «Умылся в чистом течении реки Мива, дабы к рукавам опять не пристала скверна».
47. О том, как он же уходил с поста «дайсодзу».
Говорят, что Гэнхин, уходя с поста «дайсодзу», сложил такое стихотворение: «В далекой от столицы стране горы и реки чисты, много всего, но не жить мне в твоей столице государь». Еще рассказывают, что когда Гэнхин, покинув столицу, направлялся в провинцию, по дороге ему повстречалась женщина и преподнесла свое одеяние, приложив к нему стихотворение: «Не я дала тебе эти китайские одежды, прекрасные, словно берега реки Мива, и не я их получила от кого-то».
48. О силе веры моего умершего отца Оэ-но Нарихира[1158].
Некто рассказывал[1159]: «Мой отец был верующим человеком. Каждый день, не ленясь, он усердно молился и читал сутры. Это так и одновременно не так. Вера его была очень крепкой, об ином отец и не думал. Еще нужно сказать, что отец часто молился. Обычно он был одет в простую, словно у монаха одежду — каригину с мягким воротником, в руках у него были четки с пятьюдесятью жемчужинами. Он не спорил о том, что нельзя есть рыбу, а необходимо употреблять только овощи. Хотя он и ел источающее противный запах мясо, он всегда говорил своим ученикам: „Помогите учителям — Конфуцию и его ученику Янь Юаню[1160]. Отец всегда раскрывал один из древних свитков и начинал подправлять какой-нибудь уже затертый участок. На каждом свитке он оставлял свою печать, и относился к ним с необыкновенным почтением. Кто-то спросил у него, почему он все так делает, и отец ответил, что ему поручена вся библиотека дома Оэ“».
49. О том, как Оэ-но Токимунэ[1161]не мог прочитать сутру.
Некто рассказывал: «Токимунэ совсем не мог читать сутры. Он только научился читать пятый, седьмой и восьмой свитки сутры „Ханнякё“. Да и то произносил имя Каннон как Канъин, а зачастую называл Каннон „Хотарасан“».
Свиток второй
Глава 1.
1. О том, как государь Монтоку[1162]хотел передать правление принцу крови Корэтака[1163].
Говорят, что государь Монтоку хотел передать правление принцу крови Корэтака. Всеми делами Поднебесной руководил тогда Главный министр Фудзивара-но Ёсифуса, он был первым среди подданных государя. Рассказывают, что прошло несколько месяцев, пока Ёсифуса смиренно думал над этим, не смея высказать свое мнение. Он молился божествам, прибегал к тайным обрядам, взывал к всесильному Будде. «Содзё»[1164] Синдзэй молился за воцарение принца крови Корэтака, а «содзу»[1165] Синга молился о здоровье наследного принца Корэхито[1166]. Они отдавали все силы молитвам, испытывая, одновременно, друг к другу ненависть.
2. О том, что государь Ёдзэй[1167]держал тридцать лошадей.
Говорят, что государь Ёдзэй построил у себя во дворце конюшню, там он обычно держал тридцать лошадей. Эта конюшня называлась Северный павильон.
3. О том, как государь Рэйдзэй[1168]пытался развязать веревочку от ящичка с яшмовым ожерельем.
Правый министр Фудзивара-но Санэсукэ[1169] рассказывал, что однажды, во времена правления государя Рэйдзэя, Фудзивара-но Канэиэ что-то словно тянуло во дворец. Когда он выехал из своей усадьбы, к нему навстречу был отправлен человек, который и поторопил его скорее прибыть во дворец. Во дворце Канэиэ спросил у «нёбо»[1170], что же случилось, и «нёбо» поведала, что государь сейчас в своих покоях и что он пытается развязать ящик с «магатама». Канэиэ испугался и приказал открыть двери в высочайшие покои. Оказалось, что государь, как и сказала «нёбо», пытался развязать веревочку, завязывающую ящик с яшмовым ожерельем-«магатама». Канэиэ подошел к правителю, отобрал ящичек и завязал веревочку как прежде[1171].
4. О том, как в конце правления государя Энъю[1172]было неспокойно.
Говорят, что в правление государя Энъю было очень неспокойно. Ко 2-му году Канва[1173] все постепенно успокоилось. Поговаривали, что это было во многом благодаря Фудзивара-но Корэсигэ. Поднебесная до сих пор благодарит его за это.
5. О том, как государь Кадзан покинул дворец и отправился в храм Кадзандэра.
Говорят, что Фудзивара-но Митиканэ был вместе с государем Кадзаном, когда тот покинул дворец и отправился в храм Кадзандэра. Его отец, Фудзивара-но Канэиэ отправил Тайра-но Корэтоси[1174], чтобы тот не дал Митиканэ постричься в монахи вместе с правителем. Люди, видевшие Корэтоси, говорили: «Он не обидит и мухи».
6. О том, как государь Кадзан запретил всем дворцовым прислужницам, начиная с «нёбо», носить несколько «хакама».
Говорят, что во время правления государя Кадзана «нёбо» и другим дворцовым прислужницам было запрещено носить несколько «хакама». Разрешалось одевать только одни «хакама» со шлейфом.
7. О том, как дочь Фудзивара-но Наритоки[1175]попала во дворец к государю Сандзё[1176].
Тамэнака рассказывал: «Вечером того дня, когда дочь Наритоки[1177] должна была предстать перед государем Сандзё, который к тому времени еще не вступил на престол и был еще наследным принцем, Садатоки отправился в усадьбу к Фудзивара-но Канэиэ, и сказал ему: „Вы ведь распоряжались, чтобы подготовили паланкин, не так ли? Я вам чрезмерно благодарен“. Канэиэ ответил уклончиво: „Да, не скажешь, что не распоряжался. Но это не моя особенная благосклонность к тебе, я хочу сделать приятное государю“. Наритоки, вне себя от радости, исполнил благодарственный танец и удалился. Когда дочь Наритоки прибыла во дворец, она ожидала некоторое время оглашения воли государя, но так и не услышала ни звука. Она вошла во внутренние покои по специальной дорожке. Люди тогда тайком называли Наритоки „кобай“ — „красная слива“, поскольку во дворе его усадьбы росло такое дерево. А еще слово „кобай“ значит „благодарственный танец, исполненный напрасно“».
8. О том, как перед смертью государя Хорикава[1178]его судьба была предопределена движением небесных светил.
Рассказывают, что незадолго до смерти государя Хорикава его судьба была предопределена движением небесных светил. Правление нынешних государей редко превышает двадцати лет[1179]. Кончается время, которое отведено ему высшими силами. Причина длительного правления государей кроется в том, что до сих пор все само собой поддерживается. Фудзивара-но Санэканэ вопрошал: «Как подсчитать, сколько государю отпущено править?» Ему ответили: «Это очень важный вопрос. Когда астрологи первый раз преподносят государю его гороскоп, судьба правителей и в Китае, и в Японии отличается от судьбы простых подданных. Поэтому и говорят, что правитель должен прожить сто лет, из них править пятьдесят, но государь восходит на трон в шестьдесят. Из отпущенных ста лет ему остается править сорок. Государь рассчитывает на пятьдесят, но ему отпущено только сорок, у него отняли десять лет. Но если он взойдет на престол в шестьдесят один год, он сможет править пятьдесят лет. Его жизнь превысит сто лет. Но когда он достигнет ста лет, он может серьезно заболеть. Если правителю хватит решимости, он будет верить предсказаниям астрологов и будет рассчитывать на смену престола в соответствии со своим долголетием, не пройдет и десяти лет, как ему опять будет дарован длительный срок. Если не отказываться от власти пятьдесят лет, то можно находиться на престоле еще дольше, и годы твои продлятся. Да и от престола просто так не отречешься. Но бывает так, что власть государя велика, но годы, отпущенные ему, ничтожны. Поэтому получается не так, как у простых людей. Если получается, что демоны чинят препятствия знатному человеку, можно продлить жизнь, отказавшись от службы. В этом тайное наставление астрологов. У каждого человека есть свой закон. Нужно держать его в тайне, нельзя предавать его огласке. Оэ-но Масафуса хочет отказаться от службы и затвориться дома. Если он останется служить в свите Фудзивара-но Санэканэ, он будет нужным человеком на собраниях придворных. Масафуса должен набраться смелости, чтобы решиться остаться ли ему при дворе».
9. О том, как из-под полога Фудзивара-но Сёси[1180]выбежал щенок.
Когда Фудзивара-но Сёси стала «нёго»[1181] государя Итидзё[1182], под полог к ней неожиданно забежал щенок. Все переполошились, обнаружив его, и доложили обо всем Фудзивара-но Митинага. Митинага призвал к себе Оэ-но Масахира и тайно рассказал ему о происшествии. Масахира ответил, что Митинага ждет необыкновенная радость. Когда же Митинага поинтересовался, что это за радость, Масахира сказал: «Это знак, что Сёси родит принца. Если последнюю черту в иероглифе „собака“ написать сверху, а не снизу, то получится иероглиф „толстый“. А если эту же черту написать сверху чуть длиннее обычного, то получится иероглиф „небо“. Если над этим поразмыслить, станет понятно, что должен родиться принц. И может случиться так, что он поднимется до наследного принца и станет государем». Фудзивара-но Митинага был несказанно рад, а тем временем стало известно о беременности Сёси. Она родила мальчика, который позднее стал государем Госудзаку. Все это хранилось в секрете. Оэ-но Масахира, вернувшись в усадьбу, долго размышлял над смыслом иероглифов и поведал о происшедшем своим потомкам[1183].
10. О том, как Фудзивара-но Моросукэ высекал кремнем огонь[1184].
11. О том, как Фудзивара-но Санэёри был пожалован второй ранг[1185].
12. О том, как Правый министр Фудзивара-но Санэсукэ насмехался над Тайра-но Норикуни[1186], когда ему пожаловали пятый ранг и назначили на пост «куродо».
Тайра-но Норикуни был повышен с поста прежнего управителя провинции Каи до поста «куродо» пожалованием ему пятого ранга по совершенной ошибке.
Ныне уже скончавшийся Фудзивара-но Санэсукэ тогда присутствовал на заседании Гисэйкана. В тот день Тайра-но Норикуни получил повышение с поста прежнего управителя провинции Каи до поста «куродо» с пожалованием ему пятого ранга. Правый министр никак не мог с этим согласиться и начал насмехаться над Норикуни, говоря: «Кому же тогда достанется пост бывшего управителя провинции?» Фудзивара-но Ёримити, услышав это, сказал: «Не должно министрам насмехаться над остальными чиновниками, присутствующими на заседании Гисэйкана». Ошибка была сразу же исправлена, и говорят, что гонцом, который должен был объявить об этом, был назначен Минамото-но Цунэёри[1187]. На пост «куродо» назначили Фудзивара-но Цунэсукэ[1188]. Он рассказал Фудзивара-но Ёримити, что Фудзивара-но Санэсукэ был против повышения Тайра-но Норикуни до должности «куродо», и Ёримити осудил Санэсукэ. Из-за этого Санэсукэ обиделся на Цунэсукэ.
13. О докладной «тюнагона» Тайра-но Корэнака[1189].
Когда Тайра-но Корэнака был управителем провинции Хиго, он подал докладную. Можно справиться о содержании этой докладной, так как я забыл ее вернуть назад в архив. Он преподнес ее на заседании Гисэйкана. Тогда председательствовал Левый министр Минамото-но Масанобу[1190]. Придворные стали осуждать эту докладную. Корэнака пришел в ярость. Тогда один из высших сановников ему сказал: «Эта докладная постыдна для столь высокого собрания придворных. Она годна только для употребления в собственной усадьбе. Пусть это послужит тебе уроком». Говорят, что Корэнака удалился в смущении.
14. Ошибка управляющего делами Дайдзёкана Фудзивара-но Корэсигэ.
Говорят, что Фудзивара-но Арикуни, когда возглавлял Куродо докоро, допустил оплошность, перепутав докладную записку о подношении трех телег с тыквами с прошением. Несмотря на то, что управляющий делами Дайдзёкана Фудзивара-но Корэсигэ знал об этом, он все же зачитал ее перед придворными по представлению Арикуни[1191].
15. О том, как Корэмунэ-но Кинката[1192]спорил о том, должно ли преступление трактоваться как нарушение закона или как нарушение государева указа.
Один человек спросил: «Чем же закончился спор Кинката о том, как должно толковаться преступление — как нарушение закона или как нарушение государева указа?» Ему ответили: «Во времена государя Мураками однажды управители провинций, недобиравшие налоги, стали подавать отчетные бумаги. Люди, принимавшие налоги и сверявшие количество налога с тем, что указано в сопроводительных документах, стали думать, как следует наказать провинившихся, и обратились за советом к Кинката. Кинката, поразмыслив, сказал, что это нарушение закона. Государь возразил Кинката: „Все начинается с государева указа. Поэтому ты неправ, их проступок — это нарушение моего указа“. Кинката начал доказывать, почему это не так. Государь призвал Фуминори[1193] и подробно расспросил его: „Разве в комментариях к сводам законов написано, что все вы называете нарушение клятвы, данной правителю, нарушением закона? Фуминори ведь говорит, что если на лицо расхождения с законом, то необходимо считать это преступление нарушением государева указа, поскольку в своде законов есть такое положение“. На это Кинката ответил: „Если задуматься над этим положением, то разве то, что все вы вдруг стали называть это преступление нарушением государева указа, не есть ли само по себе нарушением государевой воли? Следует написать новый указ, по которому нарушение закона будет толковаться как нарушение государевой воли“. Фуминори, осуждая его, сказал: „Раз уже речь идет о таком указе, то в его тексте должно прописать, что нарушение повеления государя — это уже преступление. Неужели нет необходимости в таком указе?“ На это Кинката так и не сумел ничего ответить».
Вскоре его сослали из-за этого нелепого спора.
После того, как Кинката скончался, его сын Масасукэ[1194], считая постыдным произошедшее с отцом, стал усердно учиться, и по прошествии семи-восьми лет, заготовив необходимые документы, он отправился домой к Фуминори, собираясь вступить с ним в дискуссию. Фуминори же ответил Масасукэ, что и государя, затеявшего этот спор и самого Кинката уже нет в живых, да и сам он уже стар, так что разговор этот не принесет никому пользы. Масасукэ, положив заготовленные документы за пазуху, удалился, и на этом все и закончилось. Кто-то спросил: «Похож ли этот спор на спор о том, преследует ли обвиняемый свои интересы или он только поступает несправедливо, или же он одновременно совершает и то и другое?» На это отвечали: «Сей спор важен для многих, а не только для Кинката».
16. О том, как Накахара-но Морото[1195]один переписал дневник секретаря, а потом он был украден служащими из библиотеки.
Говорят, что в те времена дневник старшего секретаря Дайдзёкана вел один лишь Такатоки[1196]. Сейчас такого практически не случается. Из-за особого прилежание Такатоки был повышен до пятого ранга. Свитки бумаги ему всегда приносили погонщики быков или мелкие дворцовые служащие. Тогда Санэканэ спросил: «Есть ли такие люди, у которых есть дневники секретаря?» На это отвечают: «Иногда доводится слышать, что у кого-то есть дневники секретаря, но это бывает очень редко. Когда дед Накахара-но Моротоо, Морото, был старшим секретарем, он всем давал переписывать свои дневники. После того, как Морото переписал дневники, их украли служащие из библиотеки. Когда стали искать, куда могли подеваться дневники, они обнаружились в доме у покойного Морохира[1197]. Редкостное происшествие. Удача государю еще не изменяла. Но если бы Морото перед этим не переписал дневники, возможно, они были бы утрачены навсегда. Все из-за того, что сейчас стало мало тех, кто бы имел такие дневники. Человек, проявивший такую преданность на благо государства, достоин того, чтобы его род не прерывался, и потомки вечно процветали. И Морото, и Морохира были необыкновенно щедрыми людьми. Никак не назовешь их жадными. Моротоо пошел в деда, он никогда ничего не терял. Это был редкостный человек. Он слыл незаурядным человеком».
17. О том, как Оэ-но Отондо[1198], будучи главой особого управления Кэбииси, перенес тюрьму из Нагаока в столицу.
Говорят, что причина быстрого продвижения Оэ-но Масафуса до поста придворного советника в его предке Оэ-но Отонда, который преданно служил государю, исполняя обязанности главы особого управления «кэбииси». Санэканэ спросил: «Почему вы говорите так?» Ему ответили: «До того, как Отондо занял пост главы особого управления Кэбииси, тюрьма была в Нагаока, местность вокруг нее опустела, и преступники легко могли убежать. Но после того, как Отондо построил в столице новые тюрьмы, откуда сбежать было невозможно. В этом одна из заслуг перед государством. С тех времен в обыкновение вошло, чтобы добрые люди стали подносить заключенным пищу. В конце своей жизни Отондо говорил, что его потомки будут преданно служить на благо государства, и потому получат высокие посты. Даже преступнику, совершившему тяжелейшее преступление, будет нелегко убежать из тюрьмы. И если прохожие будут давать им пищу, по новому закону они не смогут просто проникнуть на территорию тюрьму. В отплату за эти нововведения род мой не пресечется». У Отондо были все основания говорить так. Масафуса, заняв пост первого заместителя главы охраны дворцовых врат, старался не уступить Отондо, и строго следил за ночными прохожими. Все потому, что он преданно служил на благо государству. Благодаря Масафуса во времена государя Госандзё о кражах не было и слышно.
Тем, что я преуспел в учебе, я обязан моему покойному отцу. Хотя его часто называют неумелым, он часто переписывал свитки, передававшиеся из поколения в поколение в нашей семье. Отец ставил в комнате четыре ширмы из цветной бумаги, в образовавшейся комнатке он сушил переписанные свитки, потом на каждом свитке он ставил свою печать. Узнав, что где-то есть свиток в плохом состоянии, отец обязательно переписывал его. Он всегда говорил: «Я отвечаю за библиотеку дома Оэ». Отец брал с собой четверых молодых слуг, клал свиток в ту комнатку, один слуга делал рисовый клей, другой раскрывал свиток, третий приклеивал свиток на бумагу, четвертый переписывал его. Так отец и прожил свою жизнь. Он стал знаменитостью для потомков. Наверное, нужно о нем рассказать, не правда ли?
18. О том, что непонятно, почему из двадцати восьми созвездий на карте неба, используемой для гаданий, часть расположена на земле, тогда как они должны быть на небе.
Некто спросил: «Как постигнуть науку Оммёдо?» Ему ответили: «Читая книги, можно узнать много всего, но постигнуть ее невозможно. Поэтому я встречаюсь со знатоком Оммёдо Мунэнори[1199] и учусь у него понемногу искусству гадания». Ему ответили: «Искусство гадания самое важное для нас. Но можно ли постичь порядок светил? Этот порядок непонятен нам. На небе должно быть двадцать восемь созвездий, а они находятся на земле. Как объяснить то, что двенадцать богов должны находиться на земле, а они находятся на небе? Надо изучать эту науку».
19. О том, как старший секретарь Дайдзёкана Накахара-но Морото преуспел в науках.
Кто-то спросил: «Правда ли, что старший секретарь Большого государственного совета Накахара-но Морото преуспел в науках? В наше время таких людей уже нет. Он своими талантами не уступал наставникам древности»[1200].
20. О том, как преподаватель Дайгаку Хирохито[1201]преуспел во всех науках, умел исполнять различные танцы и очень любил всевозможные искусства.
Преподаватель Хирохито мог хорошо читать «Чунь цю», преуспевал во всяческих науках, умел исполнять различные танцы, очень любил всевозможные искусства. Наверное, люди, видевшие его, считали его безупречным. Но Хирохито был слеп на один глаз. Второй глаз, правда, у него был совсем здоровый. Некий Такамура должен был принимать у Хирохито экзамены на звание профессора изящной словесности, но Хирохито допустил много ошибок в стихотворениях и провалился на экзаменах. Когда государь Сага призвал всех чтобы объявить имена прошедших экзамен, Такамура сказал Хирохито: «Я даже и не знаю, как человек с одним глазом может сдать экзамен». Хирохито ему отвечал: «Одним глазом я смотрю в ваш текст, но не чувствую, что мне нужно смотреть на него. Наверное, и с двумя глазами будет то же самое». Думая о Хирохито, понимаешь, что нужно много учиться, постигая и «Ши цзи», и «Вэнь сюань», и «Сяо цзин»[1202], и «Лунь юй»[1203].
21. О том, как государь Мураками спрашивал у Оно-но Митикадзэ[1204], кто самый лучший каллиграф.
Государь Мураками призвал Митикадзэ-но Асоми и спросил его, кто при дворе лучший каллиграф. Митикадзэ назвал Кукая и Бинко. Люди тогда, говорят, критиковали его за то, что он назвал их по-китайски. «Великому наставнику» Кукаю больше бы пристало японское имя, да и Тосиюки лучше подходит, чем Бинко.
22. О том, как Митикадзэ и Асацуна[1205]поспорили, кто лучше владеет кистью.
Во времена государя Мураками Оно-но Митикадзэ и Оэ-но Асацуна затеяли обычный спор, кто лучше из них владеет кистью, и решили попросить рассудить их спор государя. Когда они пришли к государю, он им сказал: «Кисть Асацуна настолько уступает кисти Митикадзэ, насколько талант Митикадзэ уступает таланту Асацуна».
23. О равном мастерстве каллиграфии Канэакира[1206], Сукэмаса[1207]и Юкинари.
Принц крови Канэакира, Фудзивара-но Сукэмаса и Фудзивара-но Юкинари были равны в искусстве каллиграфии. Хотя стиль каждого отличался друг от друга. Потомкам, наверное, будет трудно определить, кто из них лучше всех владел кистью. Покойный Минамото-но Морофуса[1208] говорил: «Неужели есть и такие, кто думает, что Юкинари уступит Митикадзэ?» Но люди, наверное, будут считать его равным Сукэмаса и Канэакира.
24. О том, как Мориёси[1209]считал Вэй Цзе[1210]умелым каллиграфом.
Кто-то спросил: «Как вы смотрите на то, что Мориёси устраивает собственные домашние ритуалы по образцу умелого каллиграфа, Вэй Цзе?» На это отвечали: «Вэй Цзе умелый каллиграф. Наверное, поэтому он устраивает домашние ритуалы по его образцу». Это не назовешь четким ответом.
25. О том, как «тюнагон» Тайра-но Токимоти[1211]гадал по лицу Левому министру Минамото-но Масанобу.
Уже скончавшийся Удайбэн Тайра-но Токинори рассказывал: «Когда Левый министр Масанобу был еще мальчиком, его привели к покойному „тюнагону“ Тайра-но Токимоти. Отец Масанобу, принц Ацуми[1212], призвал мальчика и попросил Токимоти погадать ему. Физиономист сказал: „Ты должен обязательно подняться до первого ранга и поста Левого министра. Если моим детям или внукам будет нужен совет, обязательно выслушайте и помогите им“. Принц Ацуми был так тронут, что не мог прийти в себя несколько часов». После смерти Токимоти Левый министр Масанобу в благодарность ему проявил щедрость, когда управитель провинции Бинго Тайра-но Корэнака подавал докладную, поскольку Корэнака — внук Токимоти, сын Ёсики[1213]. Об этом рассказал покойный Тайра-но Тиканобу[1214]. В доме Тайра этот рассказ передается из уст в уста, так как его рассказал сам Токимоти.
26. О том, что представители рода Тайра издревле становились физиономистами.
Говорят, что Тайра издревле из поколения в поколение становились физиономистами. Мать «тюнагона» Корэнака происходила из провинции Сануки. Он должен был родиться, когда Ёсики назначили помощником управителя провинции Сануки. Поэтому Ёсики отправился на службу, а когда вернулся, призвал к себе Корэнака, и сказал, глядя на его лицо: «Ты должен обязательно стать „тюнагоном“. Но твоя жадность будет тебе мешать, тебе следует сдерживать ее». Действительно, через некоторое время Корэнака достиг должности «тюнагона», а потом стал главой Дадзайфу. Тогда он закрыл третью сокровищницу святилища Уса Хатиман, и из-за этого его лишили должности. Вот об этом-то и говорил его покойный отец.
27. О том, как старший государственный советник Фудзивара-но Юкинари поехал во дворец, несмотря на то, что он должен был соблюдать воздержание «моноими»[1215].
Говорят, что Фудзивара-но Юкинари однажды затворился у себя в усадьбе, поскольку ему было предписано строгое воздержание. И вдруг его неожиданно вызвали во дворец по какому-то важному делу. Когда Юкинари прибыл во дворец, он почувствовал, что ему становится плохо. Страх охватил Юкинари, но он все равно проследовал в Сэйрёдэн. Государь Итидзё, услышав, что кто-то вошел, осведомился: «Кто там?». Юкинари ответил: «Асахира»[1216]. Слова государя привели Юкинари в себя. Он долго просил прощение у государя. На самом же деле это Асахира и покойный военачальник Корэмаса[1217] стремились навлечь беду[1218] на Фудзивара-но Юкинари.
28. О том, как во время годов Энги[1219]прошло два-три года, пока одному придворному пошили «сокутай».
Говорят, что во время годов Энги в рабочей одежде чиновников избегали изяществ. А во времена правления государя Судзаку один придворный отправил нёбо письмо: «Прошли годы, с тех пор, как я получил „ситагасанэ“ в подарок еще от прежнего государя, и оно порядком износилось. Прошу прислать мне новое платье». Пока сшили роскошный наряд-«сокутай», прошло два-три года. Наверное, этот придворный облачился в него на сезонном празднике или на собрании придворных. Да, что уж и говорить, сейчас от управителей провинции перестали поступать налоги, а придворного можно уподобить нищему, сидящему под тутовым деревом и просящим подаяние.
29. О том, как Фудзивара-но Санэёри не получил пост главы Куродо докоро.
Говорят, что Минамото-но Фусаакира[1220] однажды во время детских игр повалил Фудзивара-но Санэёри на землю. Поэтому позже он не получил пост главы Куродо докоро.
30. О том, как Тайра-но Норикуни насмехался над Минамото-но Акисада[1221].
Говорят, что Тайра-но Норикуни, чиновник пятого ранга, будучи служащим Куродо докоро, насмехался над Минамото-но Акисада. Насочиняв всяких небылиц, он выдал это за приказ самого канцлера Фудзивара-но Ёримити, добавив, что тот просил это лично передать Минамото-но Акисада. Фудзивара-но Ёримити узнал об этом, вызвал к себе Норикуни и примерно отчитал его: «Не должно смеяться над регентом или канцлером». Поговаривают, что Норикуни после этого на полгода затворился в своей усадьбе. А Акисада стал преданным слугой Фудзивара-но Ёримити. Норикуни же перешел на сторону его недруга — Фудзивара-но Норимити. Наверное, у него были на то какие-то свои соображения. В наши дни тоже бывает, что и чиновников Куродо докоро увольняют за какие-то провинности[1222].
31. О том, как [Тайра-но] Норикуни было приказано некоторое время не появляться во дворце.
Это было, когда [Тайра-но] Норикуни служил «куродо» пятого ранга. Как-то раз Норикуни выполнял свои служебные обязанности, а Правый министр Фудзивара-но Санэсукэ и другие сановники собрались на заседание «кугё»[1223]. Когда стали рассматривать одно из прошений, Минамото-но Акисада сидел в Восточной части дворца Сисиндэн, приспустив «хакама»[1224]. Норикуни, не в силах удержаться от этого зрелища, рассмеялся. Правый министр, ничего не подозревая, отчитал Норикуни и даже доложил обо всем государю. Из-за этого Норикуни было приказано некоторое время не появляться в государевом дворце[1225].
32. О том, как однажды Санэсукэ, Кинто, Тосиката[1226] и Юкинари спорили о государственных делах, и что каждый из них предлагал свой способ решения.
Сукэнари рассказывал, что однажды Санэсукэ, Кинто, Тосиката и Юкинари были отправлены государем в усадьбу Фудзивара-но Ёримити. Когда разговор зашел о государственных делах, каждый из них предложил свой способ решения. Правый министр Санэсукэ стал искать место в дневнике, которое бы подтвердило его слова. Тосиката раньше него нашел нужное место в дневнике, запомнил эти слова, и использовал их в качестве аргумента. Кинто говорил о том, почему нужно поступить так, как считает нужным Ёримити. Все четверо предлагали разные варианты. Еще о Санэсукэ, Кинто, Тосиката и Юкинари говорят, что они все были сведущими людьми в государственных делах, но что касается придворных правил, то большинство из них созданы Кинто. Именно благодаря Кинто род его знаменит. Однако описание ритуалов дома Фудзивара и правил их осуществления не сравниться с обширными познаниями всех придворных служащих в дворцовом церемониале.
33. О видах ширм.
Говорят, ширмы бывают следующие: со сценами из «Хань шу»; с изображениями игры в мяч; с китайскими пейзажами; с изображениями ада; с ликами китайских мудрецов; с видами гор и вод и так далее. Ширму ставят при необходимости. Подробнее об этом сказано в «Записях управления по пошиву одежды»[1227].
34. О том, во время церемонии надевания «хакама» не следует одевать «сасинуки».
Глава министерства Народных дел Минамото-но Цунэнобу рассказывал: «Когда покойный Фудзивара-но Митифуса[1228] был еще ребенком, вечером того дня, на который была назначена церемония первого надевания „хакама“, от государыни Сёси получили полное одеяние для этой церемонии, так как ее просили ранее об этом. Но вместо „хакама“ там были „сасинуки“, и одеяние не могло использоваться для проведения церемонии. Люди, которых просили преподнести „хакама“, то говорили, что они совсем забыли о просьбе, то сообщали, что лучше обратиться к другим. Ёримити тоже ничего не предпринимал, и было непонятно, состоится ли вообще церемония надевания „хакама“. Настал назначенный час, а мальчик все никак не мог надеть „хакама“. Экс-государь, услышав позже об этом, сказал: „В такой ситуации не следует одевать „сасинуки“. Неужели люди сейчас об этом ничего не знают?“ В то время государю служили много ближних слуг, придворных и различных людей, которых можно было бы назвать сведущими в различных церемониях. Почему же они не объяснили Ёримити порядок проведения церемонии? Им, наверное, было еще более стыдно, чем Ёримити. И Сукэнари, и Акинобу не знали об этом. Да, нам не дотянуться до древних мудрецов».
35. О том, как было решено дело Томо-но Ёсио[1229].
В день, когда выносили приговор Томо-но Ёсио[1230], придворный советник старшего ранга Минафути-но Тосина[1231] и придворный советник Сугавара-но Корэёси[1232] по государеву повелению допрашивали Ёсио в управе Кагэюси[1233], но долго не могли решить, какой вынести приговор. Тогда они сговорились и попросили одного человека сказать: «Надо бы закончить дело, а заодно привлечь и сына Ёсио, Такацунэ. Разве это дело, что Ёсио один получит наказание?». Ёсио, услышав это, подумал: «Какой неприятный человек», и на этом судьба его была решена. Позднее монах из Хорюдзи Дзэнкай докладывал, что Левый главноуправляющий делами Дайдзёкана принц Масами[1234] и другие чиновники совершили десять проступков. О двадцати злодеяниях, совершенных Ёсио и Масами говорили: «Только когда писк комара будет настолько громким, что уподобится молнии, Ёсио сможет отдать свою жизнь на благо родной страны».
36. О том, что прикреплено к ножнам государева меча.
Говорят, что к ножнам государева меча была примотана небольшая вещица, размером в пять-шесть сунов. Людям про нее ничего не известно. В свитках, которые Сукэнака преподнес государю, есть такие слова: «Об этом говорится в наставлениях покойного „дайнагона“ Фудзивара-но Сукэхира. Давным-давно, еще во времена правления государя Сандзё, он был вхож во дворец. Однажды он отправился во дворец через Безымянные ворота, а государь в том момент восседал на стуле, опираясь на спинку. Представ перед правителем, Сукэхира смиренно стал на колени. Государь приказал ему подняться на дощатый помост, и он послушно поднялся. Тогда государь его спросил: „К моему мечу примотана небольшая вещица. Что это такое? Тебе, наверное, приходилось слышать об этом“. Сукэхира ответил: „Откуда же мне, глупцу, знать об этом?“ Но государь настаивал, сообщить Сукэхира все, что ему известно. Тогда Сукэхира поведал: „Точно я ничего не знаю, но один человек говорил, что это должен быть ключик от китайского ящичка государя“. Правитель, услышав это, был очень доволен. По прошествии нескольких дней он обсуждал этот разговор с Кагэмаса-но Асоми, и сказал, что государь приказал хранить все в секрете, не рассказывать простым людям. Но больше всего Сукэхира был растроган оттого, что его предположения оказались правдой. Рассказ о ключике он слышал от Правого министра Фудзивара-но Санэсукэ. Это также было и в наставлениях Фудзивара-но Санэёри». В рассказах Оэ-но Наримицу[1235] говорится: «Ключик от ящичка с государевой яшмой примотан к ножнам императорского меча. Почему он так хранится, можно узнать из дневников государя Дайго[1236]. Но это нужно хранить в тайне. В дневниках других правителей об этом ничего не сказано. Об этом написано только в дневнике, который тайно передается».
37. О вражде Фудзивара-но Тадахира и Фудзивара-но Митиакира.
Говорят, что Фудзивара-но Тадахира стал Правым министром, будучи совсем молодым. В то время Фудзивара-но Митиакира был единственным «дайнагоном». Поэтому Тадахира отказался от повышения до поста Левого министра. Но вскоре после того, как Митиакира скончался, Тадахира был назначен Левым министром, а Садаката[1237] стал Правым министром. Похоже, что между Тадахира и Митиакира была вражда[1238].
38. О том, что в древние времена люди использовали китайские имена.
Говорят, что в древности люди использовали еще и китайские имена. Миёси-но Киёюки звали «Кёицу»[1239]. Симада-но Тадаоми[1240] — «Тацуон»[1241], Ки-но Хасэо — «Хаттё»[1242], Минамото-но Ситаго[1243] — «Синкё»[1244], Ёсисигэ-но Ясутанэ[1245] — «Тэйдзава»[1246], а после пострижения в монахи — «Синкаку»[1247], Оэ-но Такатика[1248] — «Тако»[1249], Фудзивара-но Акихира[1250] — «Анран»[1251], Оэ-но Масафуса — «Мансё»[1252].
39. О древних именах и о буддийских именах.
Когда говорят о древних именах, которые невозможно прочитать, или о буддийских именах, называют следующие имена: «Оэ-но Садамото, его буддийское имя — „Дзякусё“, его также называют вступившим па Путь из Микава, его китайское имя — „Эицу“. „Содзё“ Хэндзё, он же Ёсиминэ-но Мунэсада. Монах Ноин, он же Татибана-но Тагаясу. Добродетельный Имаэбису — Ёситика. Асахира. Корэсигэ (монашеское имя — „Гомё“). Экс-государь Кадзан (монашеское имя „Нюкаку“). „Тюнагон“ Ёситика (монашеское имя — „Госин“). Великий господин, вступивший на путь [Фудзивара Канэиэ] (монашеское имя — „Нёдзицу“). Накахира — „Дзёкаку“. Митинага — „Гёкан“. Такамицу сёсё. Нёкаку — „Дзякусин“. Министр двора Фудзивара-но Осикацу — „Накамаро“ и „министр Эми“. Еще говорят: „Токэй“ — это имя „дайнагона“ Митиакира, которым он пользовался, пока учился в Дайгаку. „Тобун“ — так в Дайгаку называли Арихира, „Токэн“ — Арикуни, „Сикидай“ — Корэнари».
40. О смерти Минамото-но Цунэёри.
Говорят, что Минамото-но Цунэёри заболел и умер вскоре после того, как его допросил Фудзивара-но Ёримити.
41. О том, как Минамото-но Фусаакира ехал в повозке «бинро»[1253].
Говорят, что однажды Минамото-но Фусаакира выехал в повозке «бинро» на моления о здоровье государя в храм Хоссёдзи. Многие придворные тоже выехали в этот храм. Акихира сказал: «Среди повозок придворных стоит повозка „бинро“. Чья бы она могла быть?» Фусаакира ответил: «Это повозка вашего покорного слуги. Если вы будете настаивать, то я объясню вам причины, по которым я был вынужден использовать эту повозку. Если вы докажете, что я не могу использовать эту повозку, я смиренно выслушаю вас». Но в сводах церемоний в случае Фусаакира не было запретов использовать повозку «бинро».
42. О том, как Фудзивара-но Тадафуми было оказано расположение при дворе[1254].
43. О том, как Фудзивара-но Тадафуми не мог работать в сильную жару.
Говорят, что Тадафуми осенью и зимой охранял собрания придворных. Он не знал отдыха ни днем, ни ночью. В сильную жару он просил выходные и удалялся в свою усадьбу в Удзи в поисках прохлады. Однажды он купался в реке Удзи прямо с распущенными волосами.
44. О том, как Мотоката[1255]хотели назначить «великим полководцем».
Говорят, что Мотоката был государевым посланником на востоке страны в годы Тэнкё[1256], когда при дворе обсуждали окончание кампании против Тайра-но Масакадо, решили назначить Мотоката «великим полководцем»-«дайсёгуном». Мотоката же, услышав об этом, сказал: «Слово военачальника должно приносить пользу всей стране. Если вы назначите меня „дайсёгуном“, то я прошу обязательно назначить моим помощником одного из сыновей Фудзивара-но Тадахира». По этой причине Мотоката так и не был назначен «великим полководцем».
45. О навесе в жилых строениях.
Некто спросил: «Говорят, что навесы в жилых строениях раньше были не такие. Не знаете ли вы, кто их придумал?» Ему отвечают: «Не знаю». Тогда некто рассказал: «Во время высочайшего выезда государя Коко в Носаки процессия начиналась из усадьбы государыни с Пятой линии. Когда подносили паланкин, произошло совещание по этому вопросу, и в усадьбе построили специальный навес. Вот с тех пор в усадьбе строят такие навесы».
46. О том, что человеку, съевшему оленину, нельзя появляться во дворце в этот же день.
Говорят, что причину, почему человеку, съевшему оленину, нельзя появляться во дворце в этот же день, можно узнать из ширм, посвященным годовому циклу. Однако на протяжении первых трех дней нового года государю преподносят лечебное вино с тремя травами, специальные блюда, а также мясо оленя и кабана. В последнее время стали преподносить и фазана. Первые три дня нового года подданные тоже едят мясо, но нужно ли воздерживаться от этого обычая? С другой стороны, если император ест мясо, не нужно ли ему проводить воздержание? Я, глупый человек, думаю, что в обычае древних людей есть мясо, нет ничего постыдного. Ведь на столе мудрых правителей древности всегда были мясные блюда. И говорят, что на больших пирах их тоже подавали. Наверное, запреты на мясо появились позже. Я не знаю точно, когда. Я не знаю, когда точно появились ширмы с изображением годового цикла. Надо бы узнать об этом поподробнее.
47. О том, как актеры «сюсо» и «саругаку»[1257]стали одеваться в изысканные одежды.
Говорят, что актеры «сюсо» и «саругаку» стали одеваться в изысканные одежды с тех пор, как государь Госандзё сделал подношение храму Энсюдзи, одарив людей одеяниями для танцев. Тосицуна-но Асоми[1258] первый придумал это.
Свиток третий
Глава 2.
1. О том, что приключилось с Киби-но Макиби[1259], когда он прибыл в Китай.
Когда министр Киби Макиби прибыл в Китай, он изучал даосизм, был сведущ во всяческих искусствах и был необычайно сообразительным. Китайцы поняли, что они даже уступают Макиби. Поэтому они тайно сговорились: «Никак не успокоишься из-за него. Нельзя же уступать даже в самых простых вещах. Когда к нам прибудут японские послы, мы попросим их поселиться в высоком доме. Не следует спрашивать о мелочах. Почти все, кто оставался жить на высоком доме, погибали. Поэтому сначала необходимо попросить его попробовать пожить в этом доме. Будет несправедливо, если мы его просто убьем. Если он захочет выбраться из высокого дома, то он все равно не сможет, а если и сможет продержаться там, мы сумеем поиздеваться над ним». Когда Макиби привели в высокий дом, уже была поздняя ночь. Дул ветер и лил дождь, и в этот момент пред ним предстал демон.
Макиби совершил особое заклинание и стал невидимым для демона. Макиби обратился к демону: «Кто ты такой? Я посланец японского государя. Я не пожалею судьбы ради него. Зачем ты, демон, явился сюда?» Демон в ответ сказал: «Я безмерно рад. Я ведь тоже посланец японского государя. Расскажи о себе». Макиби поведал следующее: «Коли так, то входи поскорее. Мне даже интересно посмотреть на облик демона», пока он так говорил, перед ним появился демон в полном служебном облачении. Демон обратился к Макиби: «Я тоже был послан в Китай. Не служит ли сейчас при дворе мои дети, из рода Абэ? Всегда хотел узнать об этом, но мне никак не удавалось. Я приехал сюда министром, потом меня привели в это высокое здание, где я и умер, так как мне не давали еды. После этого я превратился в демона. Я не причиняю вреда тем, кто находится здесь, они сами виноваты. Я появляюсь перед людьми, хочу спросить о том, что происходит в Японии, но они все умирают, не успевая ответить на мой вопрос. Есть ли мои потомки среди нынешних чиновников?» Макиби сказал демону, что припоминает семь или восемь потомков демона, служащих при дворе. Демон, выслушав его рассказ, чрезвычайно удивился, и сказал, что его радость невозможно выразить словами. В благодарность за это он подробно расскажет Макиби о Китае. Макиби тоже был очень рад, так как подумал, что это именно то, что ему и нужно. На рассвете демон исчез.
Утром двери отворили, дабы принести Макиби еду и оказалось, что он совсем не пострадал от демона. Китайцы, узнав об этом, очень удивились, сказав, что это нечто необыкновенное. Вечером же опять появился демон, сказав: «В этой стране замышляют одно дело. Здесь относятся с подозрением к талантливым японским послам. Их заставляют читать некую книгу, намереваясь посмеяться над ошибками посла». Макиби спрашивает у демона, что же это за книга. Демон говорит: «Это очень трудная для японцев книга. Она называется „Вэнь сюань“, в ней тридцать свитков, это антология лучших сочинений из разных собраний». Тогда Макиби обратился к демону: «А не мог бы ты разузнать, как читают эту книгу сами китайцы и пересказать услышанное мне?» Демон ответил: «Тут я не могу тебе помочь. А не хочешь ли ты сам послушать, как разучивают эту книгу?» Макиби говорит: «Да как же я выйду из этого дома? Двери-то закрыты». Тут демон и говорит: «Я могу полететь, если захочу. А когда мы окажемся на месте, можно и подслушать». Так они просочились через замочную скважину и оказались там, где разучивали «Вэнь сюань». При дворе китайского императора тридцать ученых-конфуцианцев всю ночь разучивали эту книгу, Макиби внимательно слушал, а потом вернулся назад. Демон спросил Макиби: «Все ли ты слышал?» Макиби отвечает, что все, и просит у демона десять свитков старых календарей. Демон пообещал ему, и вскоре появился с десятью свитками. Макиби принял их и на трех-четырех листах записал первый раздел [«Вэнь сюань»]. Прошел день или два, вся «Вэнь сюань» была записана. Посланники китайского императора, увидев это, удивились и спросили Макиби, есть ли у него другие свитки. Макиби ответил, что у него их много и он часто передает их все чиновникам [японского посольства]. Когда об этом доложили императору, тот спросил, что неужели «Вэнь сюань» уже есть у японцев. Макиби ответил: «Прошло уже много лет с того времени, как она попала в Японию. Эта книга называется „Вэнь сюань“, и японцы часто читают ее». Китайцы стали спрашивать, та ли эта книга, которую читают в Китае. Макиби предложил сравнить все тридцать свитков, и благодаря хитрости Макиби «Вэнь сюань» попала в Японию.
Говорят, что китайцы замышляли еще одну гадость. «Пусть он обладает талантами, но не обязательно, что у него есть сноровка. Надо попробовать поиграть с ним в го», — решили они. Белые камешки стали Японией, черные — Китаем. «Если Япония проиграет, то наш гость будет убит», — решили китайцы. Демон узнал об этом и рассказал Макиби. Тот разузнал у демона все об игре в «го». Когда Макиби прибыл на туда, где должны были играть в «го», пересчитал все доски на потолке и насчитал триста шестьдесят и стал особенно следить за девятью черными точками на доске. Наступила ночь и игра окончилась вничью. Китайцы выставили самого лучшего игрока и заставили Макиби играть снова. Игра опять закончилась вничью, судьба Макиби не была решена. Тогда тайком от китайцев Макиби проглотил один черный камешек, и в самый решающий момент черные проиграли. Китайцы стали говорить: «Странно. Как-то все подозрительно». Стали пересчитывать камешки, и оказалось, что не хватает одного черного. Стали гадать, оказалось, что кто-то проглотил камешек. Стали спорить, а камешек уже опустился в желудок. Макиби стали поить разными слабительными, но он прочитал заклинание, и лекарства не подействовали. Так все и кончилось победой Макиби. Но китайцы еще больше рассердились и перестали давать Макиби пищу. Каждую ночь демон приносил Макиби еду, и так прошло несколько месяцев.
И вот как-то раз приходит к Макиби демон и говорит: «Опять китайцы замышляют нечто новое. Я не смогу помочь. Ты предстанешь перед знаменитым и мудрейшим монахом, который практикует тайные обряды. Демон или человек, умеющий общаться с духами, не может проникнуть к нему. Он напишет текст, и ты должен будешь прочитать его. Я не в силах оказать помощь тебе». Пока Макиби собирался с силами, к нему, как он и думал, пришли китайцы, и препроводили его к императору. Когда его заставили читать текст, перед глазами Макиби потемнело, и сколько он не всматривался в текст, он не мог рассмотреть знаки. Тогда он повернулся в сторону Японии и стал молиться японским Светлейшему божеству Сумиёси, Будде и Бодхисатве Каннон из Хасэ. Перед глазами Макиби немного просветлело, он смог разглядеть знаки. Но Макиби не знал, как они читаются, и тогда на текст упал паучок и, следя за его нитью Макиби смог прочитать текст. И император, и монах, придумавший текст, были сильно удивлены, и Макиби снова отправили в высокий дом. Теперь ему вообще перестали давать еду, надеясь таким способом уморить голодом, решив, что теперь они никогда не отворят двери. Демон, узнав об этом, все поведал Макиби. Макиби сказал: «Это весьма печальная новость. Не мог бы ты достать для меня китайский стакан и доску для игры в кости, которым уже более ста лет?» Демон согласился и принес ему. Макиби положил кости на доску, накрыл их стаканом, и в Китае пропали лупа и солнце. Прошло два-три дня, и в Китае заволновались все, начиная от императора и заканчивая простым народом, словно вся земля взывала о помощи. Стали гадать, и оказалось, что Макиби удерживает луну и солнце. Стали гадать о направлении, и гадатель указал на дом, в котором был заключен Макиби. Стали допрашивать Макиби, тот отвечает: «Ничего я не знаю. Может быть, это ответ японских божеств и будд, которым я молюсь каждый день, я, которого вы тут мучаете безо всяких на то оснований. Пока вы не разрешите мне вернуться в Японию, луна и солнце не вернуться на небо». Китайцы сказали: «Ну что ж, мы позволим тебе вернуться. Скорее выпусти на небо луну и солнце». Он поднял стакан, луна и солнце вернулись на небо и благодаря этому, говорят, Макиби смог отправиться обратно в Японию.
Некто говорил: «Я нигде об этом не читал, но рассказываю вам эту историю потому, что слышал ее от моего прадеда, покойного Татибана-но Асоми Такатика. Уж он-то знал ее не понаслышке. Что-то о Киби Макиби, наверное, можно узнать и из книг. Единственный выдающийся человек в Японии — это министр Киби. „Вэнь сюань“, „го“, предсказания из Яматай — это все его заслуги».
2. О том, как Киби-но Макиби продвигался по службе.
Киби Макиби — сын младшего командира Правой управы дворцовой охраны Симомити-но Асоми Куникацу. Настоящее родовое имя Киби-Симомити. 11-го дня 9-го лунного месяца 8-го года Тэмпё ходзи[1260] ему был присвоен третий младший ранг и наградной ранг второй ступени. Он был назначен придворным советником и старшим командиром Центральной управы охраны дворца. В 4-м лунном месяце 7-го года Тэмпё[1261] он был отправлен в Китай учиться. [По возвращении] ему был присвоен шестой младший ранг нижней ступени и Киби был назначен помощником главы столичной школы чиновников. Начал же Киби чиновничью службу с восьмого младшего ранга нижней ступени. По возвращении в Японию Киби преподнес государю сто пятьдесят свитков различных сочинений, лук и стрелы. Полный список можно найти в двадцатом свитке «Сёку нихонги». В день младшего брата металла и быка 1-го лунного месяца 8-го года Тэмпё[1262] ему был пожалован внешний пятый младший ранг нижней ступени. Он стал наставником будущей государыни Кокэн. В день старшего брата земли и мыши 2-го лунного месяца 9-го года Тэмпё[1263] ему был пожалован внутренний пятый младший ранг нижней ступени. В день старшего брата огня и тигра 12-го лунного месяца того же года ему был пожалован пятый младший ранг верхней ступени. Киби-но Макиби назначили на должность в Управлении делами государыни, где он заместителем управляющего. Киби получил от наследного принца текст «Хань шу», принц очень любил его, и даровал ему родовое имя Киби-но Асоми. Вот так он продвигался и за семь лет поднялся до четвертого младшего ранга верхней ступени и поста Управителя Правой половины столицы, а также Главы Правой управы дворцовой охраны. В 11-м году Тэмпё[1264] он был назначен старшим помощником наместника на Дадзайфу. Во 2-м году Тэмпё сёхо[1265] Киби-но Макиби был сослан на Кюсю, а позднее получил назначение на пост управителя провинции Бидзэн. В 4-м году Тэмпё сёхо[1266] он был назначен заместителем посла в Китай. В 6-м лунном месяце 6-го года Тэмпё сёхо[1267] ему был пожалован четвертый старший ранг младшей ступени. Он был назначен наместником на Дадзайфу и ответственным за строительство храма Тодайдзи. Позднее Киби-но Макиби назначили придворным советником. В 8-й день 1-го лунного месяца 2-го года Тэмпё дзинго[1268] он был назначен средним советником двора, в 16-й день 3-го лунного месяца того же года — «дайнагоном», а в 22-й день 10-го лунного месяца — Правым министром. В день младшего брата воды и зайца 2-го лунного месяца 3-го года Дзинго кэйун[1269] государь совершил высочайший выезд в усадьбу Киби и пожаловал ему второй младший ранг. Это стало для Киби большой радостью. Он также был назначен ответственным за постройку храма Тодайдзи. В 10-м лунном месяце 1-го года Хоки[1270] Киби-но Макиби отказался от поста старшего командира Центральной управы дворцовой охраны, а в 3-м лунном месяце 2-го года Хоки[1271] оставил службу. Тогда ему было семьдесят девять лет. Во 2-й день 10-го лунного месяца Киби-но Макиби скончался. Некоторые утверждают, что он умер в 22-й день 10-го лунного месяца, в возрасте восемьдесят одного года. В хрониках же написано, что в возрасте восьмидесяти трех лет. Он родился в год старшего брата дерева и лошади. Надо поискать в хрониках, в каком году он вернулся из Китая.
3. О стихотворении Абэ-но Накамаро[1272].
«Во втором году Рэйки[1273] Накамаро был назначен послом в Китай, прибыв туда, он уже не вернулся в Японию. Он умер с голода в высоком доме. Когда Киби-но Макиби приехал в Китай, он предстал перед ним в облике демона, беседовал с министром Киби, рассказал ему о Китае. Накамаро более не возвратился в Японию. Говорят, что сочинять стихотворения запрещено, но как же ему должно быть тоскливо там». Накахара-но Морокиё ответил на это стихотворением:
«Смотрю в даль Небесной равнины
О, луна, поднявшаяся с гор Микаса в Касуга!»
Считается, что это стихотворение сочинил сам Накамаро. Он ведь отправился из Японии в качестве посланника. Но мог ли он сочинить такое стихотворение, пока находился в Китае? Почему же он умер? Наверное, были какие-то запреты на сочинение стихотворений. Так в 3-м лунном месяце 4-го года Эйкю[1274] говорил Моротоо.
4. О том, как государь Кадзан впрягал в паланкин собаку и ездил на ней по городу[1275].
5. О том, что экс-государь Сэйва был в прошлой жизни монахом.
Говорят, что экс-государь Сэйва[1276] в прошлой жизни был монахом и хотел стать одним из десяти священнослужителей, которые прислуживают во дворце. Государь Ниммё[1277] был согласен с его назначением. Так получилось, что монах этот был уволен со службы, так как прислуживал Томо-но Ёсио. В сердцах монах прочитал сутру лотоса три тысячи раз. В своем обете он написал: «Пусть сила тысячи сутр сделает меня в следующей жизни государем. Пусть сила тысячи сутр помешает Ёсио сделать это. Пусть оставшаяся сила тысячи сутр уничтожит мои привязанности, удалит страдания и позволит мне обрести путь». И вскоре после своей смерти он переродился в образе государя Сэйва. Хотя государь еще был совсем маленьким, благодаря карме, накопленной в прошлых перерождениях, он по разным причинам невзлюбил Томо-но Ёсио. Ёсио, узнав об этом, посоветовался с ямабуси и стал исполнять обряд Бодхисатвы Нёриин. Благодаря этому он завоевал любовь правящего государя. И хотя говорят, что все есть проявление кармы. Тем не менее, совершив преступление, всегда получишь соответствующее наказание.
6. О том, что род Сугавара происходит от рода Хадзи. О том, что хотя потомки Сугавара[1278]многочисленны, но они не могут занимать высокие посты.
Говорят, что потомки Сугавара многочисленны, но они не могут занимать высокие посты. Этому есть свои причины. Первоначальное родовое имя Сугавара — Хадзи. Родовое святилище Хадаидэра находится в провинции Кавати. Бывало так, что, когда умирал правитель, вместе с ним хоронили еще кого-нибудь. Это китайский обычай. В Японии раньше было тоже так. И вот мастера из рода Хадзи стали делать глиняные фигурки и хоронить их вместо живых людей. Это можно найти и в своде внутриведомственных инструкций-«кяку». Хадзи спасли жизни многим простолюдинам. Но если это так, то нельзя сказать, что это была верная служба на благо государства. Поэтому-то род Сугавара хоть и многочислен, но лишь немногие дослуживаются до высоких постов. Рассказывают и о других секретах знаменитых родов.
7. О происхождении «дайнагона» Томо[1279].
Некто спросил: «Знаете ли вы о предках „дайнагона“ Томо?» На это ему ответили: «Разве существуют записи рода Томо?» Бывает, что говорят: «Я слышал кое-что, но это расходится с написанным в „Записях рода Томо“. Будто бы „дайнагон“ Томо был выходцем из простолюдинов, проживающих в провинции Садо, и был слугой управителя провинции». Однажды Ёсио увидел сон. Словно он стоит, широко расставив ноги, так что внизу простерлись западный и восточный храмы столицы. Ёсио поведал этот сон своей жене, и та сказала: «Смотри же, чтобы ноги твои не разорвались, пока ты смотришь такие сны». Ёсио испугался, поняв, что рассказал жене лишнее, и отправился к управителю провинции. Этот управитель провинции был замечательным физиономистом. Случилось так, что Ёсио отправился к управителю провинции прямо на следующее утро после того, как ему приснился сон. Управитель провинции вышел к Ёсио, усадил его на соломенную подстилку. Ёсио удивился такому обращению и подумал, что управитель провинции, наверное, скажет ему такую же нелепость, что и его жена. И тут управитель провинции говорит: «Ты видел сон, предвещающий, что ты станешь знаменитым человеком. Но ты рассказал о своем сне неподобающему человеку. Ты обязательно поднимешься до высокого поста, но что-то неожиданно случиться и ты будешь вовлечен в какое-то дело». Прошло некоторое время, и Ёсио, как и предвещал сон, переехал в столицу. Через семь лет он поднялся до «дайнагона», но как и следовало из толкования его сна, Ёсио был сослан в провинцию Идзу. Об этом я слышал от моего деда, Оэ-но Такатика. После этого, и Хиротоси[1280], и мой отец, Тосисада[1281], и другие жители нашей страны рассказывали об этом.
8. О том, как «дайнагон» Томо переродился в «Кагэю сёко».
Говорят, что нынешний «Кагэю сёко»[1282] — это перевоплощение «дайнагона» Томо. В провинции Идзу сохранился портрет «дайнагона» Томо. Человек, изображенный на этом портрете, неотличим от Арикуни. Да и сам Ёсио перед смертью говорил: «В будущей жизни я хотел бы опять служить государю».
9. О том, что государь Ниммё жил в Грушевом павильоне.
Говорят, что Грушевый павильон находится к западу от Левой управы личной охраны государя. Там жил государь Ниммё. Об этом сохранились достоверные записи.
10. О том, как государь Кадзан после пострижения в монахи жил в дальнем павильоне у западной башни на горе Хиэй[1283].
11. Дом Левого министра Минамото-но Тоору[1284] — Кавараин[1285].
12. О том, что дом министра Фудзивара-но Оцугу[1286]находится на Черепичном холме.
Говорят, что дом министра Фудзивара-но Оцугу расположен в восточной части Черепичного холма, к северу от храма Ходзюдзи. Поэтому его называют министром, живущим у подножья горы. Покойный глава Министерства гражданских дел и «дайнагон» Фудзивара-но Цунэто[1287] говорил: «В „Записях сановника“[1288] указано, что его дом находится на юго-востоке от храма Ходзюдзи. Сейчас там располагается храм Каннондзи».
13. О министре Фудзивара-но Накахира[1289].
Фудзивара-но Корэфуса говорил, что министр Накахира — богатый человек. Четвертую часть усадьбы Бива он отвел под жилые строения, а остальные строения — под кладовые. Он любил редкие вещи. Сокровища Накахира неисчислимы.
14. О том, что удавалось Фудзивара-но Такаката[1290].
Можно насчитать восемнадцать дел, которые удавались Такаката во дворце. Игра в «го» входит в эти восемнадцать дел. Так о нем шутили.
15. То, о чем говорил вступивший на Путь «тюнагон» Акимото[1291].
Вступивший на путь «тюнагон» Акимото всегда говорил: «О, как хотел бы я смотреть на луну, будучи без вины сосланным».
16. О том, как сановника Тадасукэ[1292]прозвали «тюнагоном, который смотрит на небо» и о военачальнике Наритоки.
Говорят, что сановника Фудзивара-но Тадасукэ люди прозвали «тюнагоном, который смотрит на небо». Военачальник Наритоки из усадьбы Коитидзё, встретившись с ним, спросил Тадасукэ: «Что сейчас происходит на небе?». Тадасукэ ответил: «Появилась звезда, которая затмит Венеру»[1293]. Через некоторое время Наритоки скончался[1294].
17. О том, как управляющего делами Дайдзёкана Фудзивара-но Корэсигэ прозвали «управляющим делами, который косит поля».
Говорят, что управляющего делами [Дайдзёкана Фудзивара-но] Корэсигэ прозвали «управляющим делами, который косит поля», потому что он как-то раз распорядился, чтобы скосили все заливные поля при государевом дворце, в Западной половине столицы и у центральных ворот Судзакумон, что в центре столичного града.
18. О том, как Минамото-но Митинари[1295]прозвали «путешественником в лодке».
Говорят, что Минамото-но Митинари, когда он служил канцелярии государя, Минамото-но Ёрисада[1296] прозвал «путешественником в лодке». Если Митинари был спокоен, он выглядел весьма изящно. Но по своей природе он был человеком недобрым, так что к нему страшновато было и обратиться. Однако, когда он садился в лодку в хорошую погоду, то приходил в прекрасное расположение духа. Ну а если дул сильный ветер и поднимались волны, никто не смел к нему приблизиться. Поэтому его и прозвали «путешественником в лодке»[1297].
19. О том, как Фудзивара-но Такамицу[1298]прозвали «львом на церемонии Великого Будды».
Говорят, что Фудзивара-но Такамицу назвали «львом на церемонии Великого Будды», поскольку рост его был внушителен, а сам он при этом мало, о чем думал[1299].
20. Фудзивара-но Арикуни и обряд нападения на человека в темноте.
Раньше был такой обряд, когда на человека нападали в темноте. Арикуни, узнав об этом, сказал: «Надо тайком принести в то темное место масло, и незаметно полить им рукава человека, который нападет на тебя, на следующий день можно узнать человека по масляным пятнам».
21. О том, что о выдающемся человеке говорят: «Правый сослан, левый умер».
Говорят, что о выдающемся человеке можно услышать: «Правый сослан, левый умер» Эти четыре иероглифа следует читать по чтению [китайского государства] У. Есть история, объясняющая появление этой поговорки. В древности Сугавара-но Митидзанэ был Правым министром, а Фудзивара-но Токихира[1300] — Левым. У каждого из них было много сторонников при дворе. Но впоследствии Правый министр был сослан, а Левый — умер. Вот с тех пор люди и говорят о человеке, имеющем много сторонников: «Правый сослан, левый умер».
22. О том, как Глава Министерства Народных дел Тадафуми любил соколов.
Говорят, что Глава Министерства Народных дел Тадафуми любил соколов. Принц Сигэакира[1301] захотел заполучить одного из его соколов, и поэтому направился в Удзи. Тадафуми преподнес принцу Сигэакира сокола. Сигэакира взял сокола в руки и удалился. По дороге им попалась птица, но сокол выглядел слишком ничтожным и даже не пытался ее схватить. Принц сразу же повернул назад и вернул Тадафуми его сокола. Тадафуми вынес другого сокола, и со словами: «Я хотел бы преподнести вам еще и этого сокола, но, боюсь, он вам не пригодится», — преподнес его принцу. Глава Министерства церемоний Сигэакира принял сокола и вернулся домой. Когда на пути ему встречалась птица, он отпускал сокола, и тот скрывался в облаках. Если сокол видел птицу в пятидесяти «дзё» от него, говорят, что он непременно ловил ее. Может быть, сокол знал, что его хозяин простой человек, и поэтому скрывался высоко в облаках?
23. О том, как «дайнагон» Митиакира ездил на рынок и делал там покупки.
Говорят, что в древности многие люди сами ездили на рынок за покупками. Так, Митиакира, однажды поехал с одной из своих жен на рынок за покупками, и там встретил старуху. Увидев жену «дайнагона», старуха сказала ей: «Ты, должно быть, жена „дайнагона“», а увидев Митиакира — «Наверное, этого человека?»
24. О том, как Фудзивара-но Мунэтада покупал камни.
Говорят, что управитель провинции Бинго Фудзивара-но Мунэтада приобрел усадьбу Канъин[1302]. Он решил построить в усадьбе скалу и источник, распространенные в то время. Но никак не мог подобрать подходящие камни, дабы соорудить скалу. Тогда за один рё золота он приобрел камень. Слух об этом разнесся по столице. Некто, занимавшийся такими делами, собрал большие камни причудливой формы и, желая их продать, доставил эти камни в усадьбу Мунэтада. Однако Мунэтада ответил ему, что он больше не покупает камни. Рассказывают, что торговец выбросил все камни прямо у ворот усадьбы Мунэтада. Позднее Мунэтада из выброшенных торговцем камней выбрал подходящие и положил их в саду.
25. О том, как Татибана-но Норимицу[1303]смог поймать вора.
Говорят, что Татибана-но Норимицу сам смог поймать вора в доме «дайнагона» Таданобу. Был он необычайно смелым человеком.
26. О том, как Фудзивара-но Ясусукэ[1304]был главарем банды воров.
Говорят, что сын Фудзивара-но Мунэтада, Ясусукэ был главарем банды воров. После того, как его обнаружили и посадили в тюрьму, Мунэтада сам прибыл в судебное присутствие и потребовал показать ему узника, дабы лично убедиться, что это Ясусукэ[1305].
27. О споре Миёси-но Киёюки и Ки-но Хасэо.
Говорят, что когда Миёси-но Киёюки и Ки-но Хасэо поспорили, Киёюки сказал Хасэо: «Ты — первый бесталанный профессор столичной школы чиновников». Тогда Хасэо имел ученое звание «сюсай». Как подумаешь об этом, понимаешь, что Киёюки был самым образованным человеком. Такатоки, услышав об этом, сказал: «Нет ничего постыдного в том, чтобы проиграть в схватке двух драконов».
28. О вражде Фудзивара-но Суганэ[1306]и Сугавара-но Митидзанэ.
Говорят, что Фудзивара-но Суганэ и Сугавара-но Митидзанэ были врагами. Когда было принято решение о том, чтобы сослать Митидзанэ, экс-государь Уда хотел помешать этому и приказал придворным явиться во дворец. Суганэ не последовал приказу Уда и уговорил придворных не появляться во дворце экс-государя. Таков был план Суганэ[1307].
29. О том, как Сугавара-но Митидзанэ дал пощечину Фудзивара-но Суганэ.
Говорят, Суганэ был очень способным придворным. Но, несмотря на это, он получил пощечину в ночь старшего брата обезьяны и дерева от божества Тэндзина, т. е. Сугавара-но Митидзанэ.
30. О том, как Фудзивара-но Арикуни и Тайра-но Корэнака возненавидели друг друга.
Говорят, что Фудзивара-но Арикуни и Тайра-но Корэнака возненавидели друг друга еще с тех пор, как Арикуни был назначен управителем провинции Ивами, а Корэнака — управителем провинции Хёго. Их посланники, отправленные в синтоистские храмы для осуществления надлежащих церемоний, поссорились.
31. О том, как Арикуни преподнес Корэсигэ список его свиты.
Говорят, однажды Арикуни преподнес Корэсигэ список его свиты. Корэсигэ, увидев его, удивился: «Ведь получается, что раньше имена Арикуни и Корэсигэ стояли рядом. Да на что же это похоже?» Арикуни отвечал ему: «Нужно уметь склонить голову, если ты хочешь подняться над всеми».
32. О том, как дух министра Тоору схватил экс-государя Уда за поясницу.
Сановник Сукэнака[1308] рассказывал, что однажды государь Уда выехал со своей наложницей Кёгоку в усадьбу Кавараин. Там государь наслаждался красотой гор и рек. Наступила ночь, и стало светло от лунного света. Из повозки вынули циновки и сделали из них кровать для государя, на них он и расположился со своей наложницей. Вдруг кто-то вошел в кладовку, открыл дверь и появился перед государем. На вопрос государя, кто он такой, человек ответил, что его зовут Минамото-но Тоору и он хотел бы заполучить наложницу государя. «При жизни ты был простым подданным, я же государь. Как же тебе не стыдно говорить такое? Уходи отсюда», — сказал ему государь. Дух Тоору, испугавшись слов государя, схватил его за поясницу. Наложница была полумертва от страха, ее лицо побелело. Все передовые, прислуживающие правителю, были за срединными воротами, они не могли услышать голос государя. Только мальчик-погонщик быков был поблизости, он-то и прибежал к государю, подозвал людей, которые подвезли паланкин. Наложницу перенесли в паланкин, она была бледна и не могла подняться на ноги. Уложив ее в паланкин, наложницу перевезли назад во дворец. Призвали святого Дзёдзо, он прочитал над ней молитвы, и, говорят, наложница немного ожила. Благодаря силе кармы, накопленной в предыдущих жизнях, государь Уда смог переродиться правителем Японии. Даже после отречения от трона его охраняют божества земли и неба, поэтому государь Уда смог прогнать дух Тоору. На двери остались следы от какого-то оружия. Говорят, что эти следы остались, когда божества загоняли дух в кладовку. Некто сказал: «Когда государь находится во внутренних покоях, дух Тоору — где-то у перил».
33. О том, как управляющий делами Дайдзёкана Кинтада[1309] неожиданно скончался, а потом ожил.
Говорят, что управляющий делами Дайдзёкана Кинтада неожиданно скончался, а через два-три дня ожил и сразу же сказал своим домашним, что он собирается поехать во дворец. Домашние не поверили, подумав, что он шутит. Но Кинтада настаивал, и с помощью слуг он выехал во дворец. Пройдя через охрану, он заявил о себе. Государь Дайго удивился и пожелал встретиться с Кинтада. Кинтада доложил государю: «После того, как я умер, я очнулся во дворце царя Эмма. Перед воротами стоял один человек. Роста в нем было больше одного „дзё“, на нем были фиолетовые одежды. Человек протянул мне свиток, написанный золотом, и сказал, что он никак не может успокоиться из-за поступков государя Дайго. В зале сидели человек тридцать, облаченных в пурпурные и фиолетовые одежды. Человек, сидевший на второй подушке, сказал, смеясь: „До чего же легкомыслен государь Дайго. Или он все-таки поменяет девиз правления?“ На этом все кончилось, словно сон, и я опять ожил». Благодаря Кинтада девиз правления был вскоре изменен на «Энтё». Этот рассказ восходит еще к древним книгам.
34. О том, как дух Сукэмаса стал причиной болезни Юкинари.
Прежний управитель провинции Осю рассказывал: «Сукэмаса, будучи еще жив, и Юкинари получили государево распоряжение сделать надпись. Юкинари не сообщил об этом Сукэмаса, и уже собирался взяться за кисть, как перед ним появился дух Сукэмаса и Юкинари заболел. По прошествии нескольких дней оказалось, что Юкинари серьезно болен». Я рассказал об этом начальнику интендантского управления Фудзивара-но Кинцунэ, встретившись с ним. Кинцунэ мне ответил: «Пока Сукэмаса был жив, разве мог Юкинари получить возможность сделать хоть одну надпись?»
35. О том, как дух принца Канэакира мучил Сукэмаса болезнями.
Когда принц Канэакира сокрылся от мира, Сукэмаса часто получал распоряжения государя и был вынужден переписывать их. И вот тогда его постоянно мучил дух принца Канэакира, который причинял ему болезни. Управитель провинции Осю перепутал все в предыдущем рассказе.
36. О том, как Марс выпустил стрелу в Фудзивара-но Мунэтада.
Говорят, что управитель провинции Бинго Фудзивара-но Мунэтада был «куродо» во времена правления государя Мураками. Как-то государь позвал к себе «тэммон хакасэ»[1310] Камо-но Ясунори[1311] и спросил его о чем-то. Мунэтада сопровождал Ясунори, а потому немного осведомился о небесных светилах. Позднее, не найдя собеседника, Мунэтада стал рассуждать о небесных светилах в отхожем месте. Случайно поблизости оказался человек, стрелявший из лука. Стрела попала в ограду. Мунэтада удивился и сказал: «Это не случайно. Я размышляю о небесных светилах в отхожем месте. По этой причине Марс выпустил в меня стрелу. Но в этом году я под защитой Юпитера и стрела попала только в ограду».
37. О том, как «оммёси» Югэ-но Корэо[1312]встретился у ворот Судзаку с божеством[1313].
38. О том, как Оно-но Такамура и Фудзивара-но Такафудзи[1314] повстречались с ночным шествием ста демонов.
Говорят, что Оно-но Такамура и Фудзивара-но Такафудзи, когда он был еще «тюнагоном», однажды ночью повстречались у ворот Судзаку с шествием ста демонов. Такафудзи даже покинул паланкин. Демоны и божества, увидев его, сказали: «Дхарани Сонсё». Говорят, это потому, что кормилица Такафудзи без ведома зашила в его одежду эту дхарани. Оно-но Такамура тогда поблагодарил Такафудзи за его доброту, за то, что он мог повстречаться с демонами.
39. О том, как Оно-но Такамура сидел на второй подушке в управе царя Эмма.
Через пять-шесть месяцев после этого наступило время, когда Такамура должен был приступить к сверке документов во дворце. Тогда кто-то перерезал в паланкине Такафудзи, стоявшей у ворот Ёмэй, занавеси и хомут. Такамура в то время служил в ревизионной канцелярии Большого государственного совета. Такамура сразу же отправился в усадьбу к Фуюцугу, отцу Такафудзи, и когда он собирался сообщить об этом, Такафудзи неожиданно стал умирать. Такамура схватил его за руку и стал тормошит, и, в итоге, оживил. Такафудзи спустился в сад и исполнил благодарственный танец перед Такамура. «Я пришел в себя, когда очутился в управе царя Эмма. Мне было сказано, что управляющий делами Дайдзёкана Такамура сидит там, на второй подушке. Поэтому я и исполнил благодарственный танец».
40. О том, как «Тотоку»[1315]был объявлен спустившимся на землю Марсом.
Я слышал, что люди рассказывают разные истории обо мне, Оэ-но Масафуса. В прошлом году «оммёси» Кёдзо[1316] пришел ко мне и говорит: «Люди называют Масафуса спустившимся на землю Марсом. Поэтому он пришел, чтобы пожаловаться в управу царя Эмма». После этого я стал считать себя необыкновенным человеком. Во времена танского императора Тай-цзуна[1317] поговаривали, что звезда Марс спустилась в горы между Янь и Чжао. Человек по имени Ли Чунь-фэн[1318] говорил, что видел, как Марс спустился на землю. Государь Тай-цзун отправил на поиски людей, и, говорят, они обнаружили седовласого старца. Еще говорят, что Ли Чунь-фэн тоже был сошедшим на землю Марсом. Таким Марсом можно назвать любого человека.
41. О том, что кукушка — дочь соловья.
Минамото-но Цунэнобу рассказывал: «Кукушки в действительности не существует. Птица, которая одолжила денег кукушке, чтобы та купила себе обувь, зовет ее: „Кукушка, кукушка“. Но кукушка прячется в зарослях цветов „у“, и откликается так же». В «Манъёсю» говорится, что кукушка — дочь соловья[1319]. Давным-давно он вил гнезда в тени деревьев, растущих у домов людей. Когда птенцы подросли, оказалось, что в гнезде сидит птица значительно больше соловья. Она уже вся покрылась перьями и чистила свои крылья. Когда к ней попробовали приблизиться, птица улетела, прокричав: «Кукушка».
42. О том, как во время правления государя Сага часто появлялись надписи.
Во время правления государя Сага часто появлялась надпись «Муакудзэн». Оно-но Такамура истолковал надпись следующим образом: «Хорошо было бы, если бы государь Сага умер». Государь услышал об этом, и решил, что надпись сделал сам Такамура, и собрался обвинить во всем его. Но Такамура отвечал правителю: «Нет, такое не может случиться. Если меня постигнет наказание, то наука придет в упадок». Государь согласился, сказав, что это действительно веская причина и предложил Такамура прочитать следующие тексты:
Когда ждешь лунной ночью человека, который не придет,
И так хочется, чтобы хоть чуть-чуть пошел дождь
В тоске засыпаешь.
Еще одна надпись — «Десять. Двадцать. Тридцать. Пятьдесят».
Надпись, подразумевающая зависть — «Благовония с побережья».
Надпись — «Маленькая мерка с рынка».
Желание (любовное письмо из Китая) — «Желаем получить ответ из Японии».
Надпись — «Подрезать верхушку дереву и рассечь луну пополам. Получится иероглиф „не нужно“».
Надпись — «Спать в одиночестве». Один человек говорил: «Коли есть рынок, то есть и песок».
А еще надпись — «Висит веревка».
43. Язык страны Хаси[1320].
Один — «сасака», два — «тоа», три — «ака», четыре — «намуха», пять — «рима», шесть — «наму», семь — «току», восемь — «гэмбира», девять — «сайбира», десять — «сараро», двадцать — «тоаро», тридцать — «акафуро», сорок — «хихафуро», сто — «сасарато», тысяча — «сасахоро».
44. Синтоистские святилища Мацуура.
Божество обеих святилищ в Мацуура — министр Амитоки.
45. Надпись на древней башне.
Надпись на древней башне гласит: «Чумиза, небо, восемь, один». Её до сих пор не могут понять. Хорошо бы узнать, где находится сама эта башня.
46. Верх и низ «татами».
Говорят, что надо стелить «татами», проверив, где верх, а где низ. Надо сложить пополам, так что лицевое плетение будет внизу. «Татами», которые стелют просто так, не складывая, должны быть внизу.
47. О знаменитых вещах.
Некто спросил: «Есть ли способ узнать знаменитую вещь?».
48. Флейты.
«Большой водопад». «Малый водопад». «Зеленый бамбук». «Два листа». «Зеленая беседка». «Сануки»[1321]. «Средняя флейта». «Молоток». «Садовый бамбук».
49. Флейты «ёкобуэ».
Флейты «ёкобуэ» — это «Большой водопад» и «Малый водопад». Они считались сокровищами еще во времена правления государя Мураками.
50. «Два листа» — знаменитая флейта.
Рассказывают, что «Два листа» — знаменитая флейта. Ее еще называют флейтой демона из ворот Судзакумон. Однажды святой Дзёнин, играя на флейте, поздно ночью проходил через ворота Судзаку, и услышал голос демона. Так он заполучил эту флейту. Позже она перешла к Фудзивара-но Митинага. Во времена правления Коитидзё[1322] государь попросил служащего канцелярии Куродо докоро по имени Танигаси[1323] принести ему эту флейту. Служащий не знал имени флейты и, обратившись к Митинага, сказал, что государь просит «Два листа». Митинага, подумав, что он что-то не так понял, так как не может быть, чтобы у него не хватало двух зубов, и вспомнил про флейту «Два листа»[1324].
51. «Благородная» — знаменитая флейта.
Рассказывают, что была знаменитая флейта, которую называли «Благородная». Но она была утрачена. Принц крови Сикибукё[1325], играя на ней, сломал флейту, стряхивая снег, упавший ему на одежду.
52. О том, как была найдена флейта под названием «Маленькая раскрашенная ракушка».
Говорят, что флейта «Маленькая раскрашенная ракушка» очень знаменита. Во времена правления государя Итидзё она была утеряна. Созвали множество монахов, чтобы они молись о флейте, и через тридцать пять дней она была найдена под Павильоном для купания государя. Когда государь взял ее в руки, оказалось, что флейта ссохлась, и поэтому кончик флейты отрезали. После этого ее звук стал еще более красивым.
53. О том, как Хиромаса[1326]третьего ранга играл на флейте.
Некто рассказывал: «Когда Хиромаса третьего ранга играл на флейте, он своими звуками разгонял всех демонов. Знаете ли вы об этом?» Ему отвечали: «Как ни странно, но я знаю».
54. Флейты «сё».
«Большая раскрашенная ракушка», «Маленькая раскрашенная ракушка», «Унва», «Храм Хоккэ», «Нет, не хочу менять», «Маленькая флейта».
55. «Нет, не хочу менять» — знаменитая флейта.
Говорят, что «нет, не хочу менять» — знаменитая флейта. Китайцы хотели купить ее и предлагали тысячу коку риса. Но им ответили: «Нет, не хочу менять». Так и стали назвать эту флейту.
56. Бива.
«Таинственный лик», «Пасущаяся лошадь», «Загородка на рисовом поле», «Мост животворной прохлады», «Деревянная картина», «Храм Гангодзи», «Маленькая бива», «Безымянная».
57. О происхождении бива «Таинственный лик» и «Пасущаяся лошадь».
Я спросил, когда появились бивы «Таинственный лик» и «Пасущаяся лошадь». Мне отвечали, что эти две бивы, наверное, принадлежали государю Дайго. Тогда жил некто по имени Харукими, который хорошо играл на биве. Я спросил, не от имени ли этого человека произошло название бивы «Гэндзё»-«Таинственный лик»[1327]. Мне ответили, что об этом они не знают.
58. О том, как демон ворот Судзакумон украл биву «Гэнсё».
Говорят, что давным-давно бива «Гэнсё» была утеряна, и люди не знали, где она может находиться. Государь Энъю[1328] приказал непременно разыскать ее, а потому в течение сорока дней проводились молитвы, и бива, обвязанная веревкой, спустилась с ворот Судзакумон. Бива была украдена демоном ворот Судзакумон и возвращена силой молитвы.
59. О том, как бива «Загородка на рисовом поле» была передана самой любимой принцессе.
«Загородка на рисовом поле» — знаменитая бива. Это бива дамы, которую называют «Любимая принцесса». Она приходится дочерью пятнадцатого внука государя Дайго. Сейчас эта бива хранится в сокровищнице в Удзи. Бива «Мост животворной прохлады» тоже знаменита. Она сокровище принца Сикибукё, проживающего на Третьей линии.
60. Перламутровая бива.
«Перламутровая» — это бива принцессы Такакура. Бивой «Деревянная картина» владеет кто-то из придворных. Бива «Храм Гангодзи», или как ее еще по-другому называют, «Надрезанная бива» хранится в сокровищнице государя Горэйдзэя, но раньше ею владел храм Гангодзи. Когда государь Горэйдзэй был наследным принцем, храму не хватало денег на ремонт, и Распорядитель храмового хозяйства был вынужден продать эту биву. Государь Госудзаку[1329] приказал расплатиться за нее золотом из сокровищницы. Сейчас этой бивой владеет кто-то их придворных. Знаменитая бива «Безымянная» хранилась в сокровищнице государыни Дзёто монъин, но она сгорела, когда на Третьей линии, в усадьбе Наримаса третьего ранга случился пожар.
61. О биве «Гангодзи».
Бива «Гангодзи» — очень известна. Ее сделал Ясунака[1330], но человек, занимавшийся изготовление четок, украл биву и разрезал ее сзади. Поэтому эта бива еще называются «Надрезанная». Сейчас она хранится в сокровищнице государя Горэйдзэя.
62. О «Маленькой биве».
«Маленькая бива» — очень известна. Она находится в сокровищнице государя Горэйдзэя. У нее был очень тонкий звук, так что ошибка в игре сразу была заметна. Фудзивара-но Ёримити созвал мастеров, чтобы они выпилили подходящую деталь, которая должна была заполнить корпус бивы. Опасаясь мести духа, Еримити вызвал гадателя Ариюки, и с помощью гадания было подтверждено, что можно переделать биву.
63. О том, как Хиромаса третьего ранга учился игре на бива.
Некто спросил: «Известно ли вам, что Хиромаса третьего ранга учился игре на бива у слепого с холма Охака?» На это отвечали: «Нет, не известно». Тогда некто начал рассказывать: «Это довольно интересно. Хиромаса был знаменитым музыкантом, но он постоянно стремился улучшить свое мастерство. Самым лучшим мастером игры на бива считался слепой с холма Охака. Люди пытались научиться у него, но у них ничего не получалось. Да и слепой музыкант ютился в маленьком тесном домишке, так что мало кто навещал его. Хиромаса послал своего слугу, чтобы тот расспросил слепого музыканта: „Почему он живет в таком неприглядном месте? Почему он не переедет в столицу?“ Слепой музыкант ответил ему стихотворением:
„Как лучше жить в этом мире? Ведь ни во дворце, ни в соломенной хижине не проживешь вечно“.
Когда слуга передал Хиромаса такой ответ, Хиромаса понял, что музыканту отпущен небольшой срок земной жизни. Хотя не известно, сколько осталось и тебе самому, но мелодии „Источник, бегущий по камням“ и „Дятел“ может объяснить только этот музыкант. Хиромаса решил подслушать игру музыканта и передать, таким образом, эти мелодии. Три года Хиромаса ездил каждую ночь к дому слепого музыканта, тайком выжидая удобного случая, но никто не играл на бива. На третий год в 15-й день 8-го лунного месяца подул легкий ветерок и на луну набежали облака. Хиромаса подумал, до чего же хороша эта ночь. Сегодня слепой музыкант уж точно будет играть „Источник, бегущий по камням“ и „Дятла“. Хиромаса заготовил нотную тетрадь и направился на холм Охака. Ожидания его оправдались, музыкант начал настраивать бива в тональности „бансики“. Хиромаса слушал с большим любопытством. „Дятла“ играют в тональности „бансики“. Сегодня ночью слепой музыкант тронет струны бива. Наверное, сейчас он собирается с мыслями, прежде чем начать играть, — думал радостно Хиромаса. Слепой музыкант, чтобы скрасить свое одиночество, прочитал стихотворение, хотя рядом с ним никого не было: „Слепой борется с сильным ветром на холме Охака, чтобы прожить эту жизнь“.
Прочитав это стихотворение, музыкант тронул струны. На глазах Хиромаса выступили слезы, он заплакал, поняв, что значит по-настоящему любить свое дело. Слепой сказал, ни к кому не обращаясь: „До чего же хороша эта ночь! Ах, если бы были люди с утонченным вкусом, как бы я хотел в эту ночь поиграть с ними вместе и поговорить!“ Хиромаса решился заговорить: „Меня зовут Хиромаса, я пришел к вам“. „Кто это?“, — спросил слепой. „Я тот, о ком вы говорили“, — ответил Хиромаса. Слепой музыкант знал о Хиромаса, поэтому был растроган и рассказал Хиромаса многое, на душе у него просветлело и он сыграл для Хиромаса две мелодии. Хиромаса не мог поспеть за бивой, говорят, что он получил ноты от музыканта и вернулся домой. Никто не мог сравниться с этим человеком. Сейчас не сочинить такую мелодию. Да сейчас уже нет людей, преуспевающих сразу в нескольких искусствах. Да, это поистине так». Последовал вопрос: «А эти мелодии сейчас кто-нибудь играет?» Ответ — «Нет». «А как звали этого слепого человека?» «Я не знаю точно. Но, по-моему, его звали Титосэ». Еще кто-то спрашивал, правда ли то, что Хиромаса еще великолепно владел и флейтой «ёкобуэ». На это отвечали: «Хиромаса был лучшим музыкантом. Никто не мог состязаться с ним. Государь поручал ему исполнить первую мелодию в „Торадэн“. Мало кому Хиромаса мог передать свое мастерство. Я был одним из них».
64. Японское кото.
«Над колодцем». «Олень». «Гнилое дерево». «Туман над рекой». «Жрица Камо». «Монах Уда».
65. О кото «Олень» и «Туман над рекой».
Когда говорят о японском кото, вспоминают, прежде всего, кото «Олень». Это кото передавалось государями из поколения в поколение. Кото «Туман над рекой» получила покойная государыня Дзето монъин. Когда Фудзивара-но Мородзанэ был назначен Правым министром, он преподнес ее государю, представ перед ним первый раз, после этого оно перешло к кому-то из придворных. Кото «Монах Уда» — это кото государя Уда. Перед игрой на кото он занимался каллиграфией.
66. Кото «сё».
«Большое перламутровое кото». «Маленькое перламутровое кото». «Осенний ветер».
67. Три барабана.
«Черный барабан». «Храм Дзимёдзи». «Дзимё черный барабан».
68. О том, как определить левую и правую часть у большого барабана.
Говорят, что правую и левую части большого барабана можно определить по тому, что с левой стороны три раза нарисован вихрь. Лицевая часть будет красного цвета. Справа вихрь изображен два раза. Да и лицевая сторона будет синего цвета.
69. Пояса.
«Китайский гусь». «В виде опавших цветов». «Без свешивающихся украшений». «В форме гуся». «В форме облака». «Журавли, летящие по небу». «Мандаринки, летящие по небу». Пояса «Китайский гусь» и «В виде опавших цветов» хранятся в сокровищнице Фудзивара-но Митинага.
70. Мечи.
«Меч, разрезающий кувшины».
71. «Меч, разрезающий кувшины» принадлежал Чжугэ Ляну[1331].
Говорят, что меч, разрезающий кувшины, в древности принадлежал знаменитому военачальнику. Этот меч еще называют и мечом Чжугэ Ляна. Меч героя, — так говорят о нем, и это не преувеличение. Так говорил Сукэнака.
72. О «мече, разрезающем кувшины».
Меч, разрезающий кувшины, наверное, сгорел при пожаре. Сейчас об этом не известно. Этот меч передавался из поколения в поколение от государей к наследным принцам. Когда государь Госандзё был еще наследным принцем, то за все двадцать три года, пока он был наследным принцем, Фудзивара-но Ёримити не преподнес ему этот меч. Причина, говорят, в том, что меч — сокровище наследных принцев, происходивших из рода Фудзивара, так почему же он должен получать его? Даже сам государь говорил: «Если я получу этот меч, он не принесет мне никакой пользы. Так что я не желаю его». Говорят, что после восшествия на престол государю преподнесли этот меч. Об этом рассказывают все, жившие давно.
73. Тушечницы.
«Роса». «Клен».
74. Клички знаменитых лошадей.
«Красная шестерка». «Семнадцатый гнедой с холма Хосака». «Любовь». «Птенчик». «Белохвостый». «Ольховая равнина». «Зимородок». «Другой гнедой». «Холм Мисака». «Гнедой из Оми». «Трехдневный месяц». «Белыш». «Японское кото». «Песчаный берег в Удо». «Сандаловый пегий». «В виде птицы». «В виде цветов». «Свет». «Ногути». «Дворцовый мост». «Спереди черный, а сзади пегий». «Спереди пегий, сзади черный». «С пастбища Мотидзуки». «Из Мияги». «Король полей». «Хвост-цветок». «Солнечный свет». «Бабочка на лбу». «Маленький мандарин». «Большой мандарин». «Белая нить». «Шелковая нить, спряженная летом».
75. О служащих личной охраны государя, которые получили особые имена.
Овари-но Ясуи. Его детское имя — «Анго». Говорят, что чтение первого иероглифа в его имени поменялось с китайского на японское. Мутобэ-но Сукэтоси. Овари-но Канэтоки. Яма-но Хирокагэ. Харима-но Такэнака. Харима-но Садамаса. Манда-но Сукэхира. Симоцукэ-но Сигэюки. Хадзи-но Такэтоси. Киёи-но Масатакэ[1332].
76. Свита государя.
Во время правления государя Мураками в свиту входили: Овари-но Канэтоки, Симоцукэно-но Сигэюки, Харима-но Ясунобу, Мононобэ-но Такэфуми[1333]. При государе Энъю — Ясутика и Такэфуми. Во времена государя Итидзё — Хата-но Масатика и Симоцукэно-но Кинтада[1334]. А при государе Госудзаку — Хата-но Тикатоси и Симоцукэно-но Сукэтомо[1335]. В свиту государя Горэйдзэя входили Хата-но Тикасигэ и Симоцукэно-но Сукэтомо[1336].
77. Свита — сокровище государя.
Покойный «дайнагон» Минамото-но Цунэнобу часто говаривал: «Свита — сокровище правителя. Во времена экс-государя Сандзё, говорят, не часто можно было встретить человека, подобного Масатика[1337]. Пока он был жив, Масатика не уступал по силе гончей лошади. Об остальных сокровищах я напишу на другом листе бумаги».
Свиток пятый
Глава 2.
16. О сочинениях Сугавара [Митидзанэ].
Кто-то сказал: «Сугавара [Фумитоки], третий ранг говорил, что сочинения Сугавара [Митидзанэ] подобны поделке, выточенной из панциря черепахи, украшенной разноцветными красками и золотыми украшениями. Их невозможно постичь. Сочинения Ки [Хасэо] можно сравнить с поделкой, выточенной из кипариса. Она пригодится любому. К этому необходимо стремиться». Как я могу, неспособный и неудачливый ученик, постичь суть сочинения Сугавара [Митидзанэ]? Некто спросил: «Мы не можем понять стихотворения Сугавара [Митидзанэ], но способны постичь творения Бо Цзюй-и. Как это возможно? Зависит ли это от эпохи, когда были написаны стихотворения, или от их стиля?» Соти ответил: «Все зависит от человека. Ки [Хасэо] был современником [Сугавара Митидзанэ], но [их сочинения] различаются. По всей видимости, все дело в непостижимости таинственной сущности?»[1338]
24. О составителях «Нихонги»[1339].
Некто спросил: «Смотрели ли вы „Нихонги“?» Я ответил: «Просматривал. Но не было времени на углубленное изучение. Любопытно, кем [„Нихонги“] были составлены?» В ответ услышал: «„Нихонги“ составил принц крови Тонэри[1340], а „Секу Нихонги“ составил „садайбэн“[1341] Сугано-но Мамити[1342]. В благодарность за это ему пожаловали тридцать тё: необлагаемых налогами полей[1343]. „Сандай дзицуроку“ составил Сё:сэнко:[1344]. „Монтоку дзицуроку“ составил Мияко-но Ёсика[1345], а предисловие написал Суга[вара] дзёсё»[1346].
44. О том, как Сугавара [Митидзанэ] насмехался над одаренностью [Миёси] Киёюки.
Миёси Киёюки — ученик Косэ Фумио. Косэ Фумио в своем послании так описал достоинства [Миёси] Киёюки: «Киёюки по своей талантливости и известности превосходит всех своих современников»[1347]. Сугавара [Митидзанэ] смеялся над ним, заменив иероглифическое сочетание «превосходит» на «бездарнее». Он спрашивал [Татибана] Хироми о написанном, но тот лишь отвечал: «Ни чего не знаю! Ничего не знаю!». Сугавара [Митидзанэ] в сердцах сказал [Татибана Хироми]: «Ты ученик моего отца, Корэёси, но у тебя не достает доброты и сострадания»[1348].
56. О том, что дискуссии на литературные темы есть и в Японии, и в Китае.
Даже мудрые люди и благородные мужи могут участвовать в литературных дебатах. Когда император династии Сун Мин-ди[1349] состязался с Бао Мин-юанем[1350], то Бао Мин-юань, зная, что император Мин-ди обладает скверным нравом, опасался за свою жизнь и не сумел составить изящное произведение[1351]. Люди того времени говорили: «Литература пришла в упадок». Император династии Суй Ян-ди как-то состязался с Сюэ Дао-хэном и Сюэ Дао-хэн был убит[1352].[1353]
57. О том, кто написал лучшее произведение — государь Мураками или Сугавара Фумитоки.
Некто сказал: «Во время правления государя Мураками на поэтическом турнире была задана тема: „На рассвете во дворце щебечет соловей“. Прочитать стихотворение вызвался Сугавара Фумитоки, третий ранг. Знаете ли вы об этом?». Я ответил: «Нет, не знаю». Поговаривали, что это очень интересная история. В тот же день государь Мураками и Сугавара Фумитоки спорили друг с другом. Государь составил стихотворение: «В глубине сада, в густой росе неспешно щебечет [соловей]. Луна сокрылась. В тени ивы [во дворце] громко поет [соловей]». Фумитоки вторил: «Луна зашла за Западный дворец. Трели из цветов. Во дворце догорают факелы. Из бамбуковой рощи слышны звуки». Государь услышал это и изрек: «Я полагал, что составленное мной [стихотворение] лучшее, но, несомненно, стихотворение Фумитоки превосходно». Он подозвал к себе Фумитоки и повелел: «Без стеснения скажи, что ты думаешь: есть ли недостатки в моем стихотворении?». Фумитоки отвечал: «Строки моего государя великолепны, а последняя строка даже лучше, чем в моем стихотворении. При упоминании „тень ивы“ сразу же вспоминается государев дворец. Да и в первой строке есть намеки на дворец, поскольку подразумевается сад дворца». Государь заметил: «Сад — это мой сад, разве ты не знаешь?» «Это сад Шан-линь[1354], не правда ли?» — ответил Фумитоки и вернулся на свое место. Государь спросил: «Чье стихотворение лучше? Скажи, что думаешь?» «Ваше лучше, оно просто великолепно» — ответил Фумитоки. Государь заметил: «Вряд ли это так. Скажи, что ты действительно думаешь?» — и подозвал к себе главу государевой канцелярии, приказав ему: «Если Фумитоки не скажет, чье стихотворение лучше, я повелеваю впредь не рассматривать его прошения, даже, если они касаются важных вопросов». Тогда Фумитоки сказал: «Думаю, что и ваше и мое стихотворение одинаково великолепны». Государь повелел: «Поклянись перед богами!» «Полагаю, что мое стихотворение немного лучше» — сказал Фумитоки и убежал в смущении. Государь был растроган до слез[1355].
64. О том, как [Татибана] Хироми за семь дней многие сутры и классические книги.
Когда Хироми сдавал квалификационный экзамен[1356], за семь дней сумел посмотреть многие сутры и почти все классические книги. И хотя он был человеком выдающихся способностей, все равно решил повторно их посмотреть. В прошлом году он изучал «Тан пань хао цзы юнь»[1357], делая выписки. В этой книги содержатся трудные для понимания девизы правления. К примеру, «Дасян»[1358] означает «облик великого человека», а иероглифы девиза «Лун-хуа»[1359] могут быть истолкованы как «разбиться насмерть». Некий человек спросил: «„Да-сян“ — девиз правления династии Поздняя Чжоу, а „Лун-хуа“ — Северной Ци. И не получается ли по девизам, что Северная Ци пала под ударами Поздней Чжоу?» А еще в период Вэй существовал девиз правления «Чжэн-ши»[1360]. Некто сказал: «Иероглиф „чжэн“ состоит из знаков „единица“ и „прекращать“, но где он это прочитал, не помнит». Говорят, что во времена правления танского императора Гао-цзуна[1361] был девиз правления «Тун-цянь»[1362], но в фонетической записи он выглядел зловеще[1363], поэтому его в скорости изменили. Об этом можно прочитать в книгах периода Тан.
66. О том, как [Оэ] Масахира была сообщена экзаменационная тема за день до квалификационных экзаменов.
Соти[1364] рассказывал: «Когда Масахира сдавал квалификационные экзамены, [Сугавара] Фумитоки сообщим ему тему за день до их начала. Масахира прибыл в усадьбу Фумитоки и сказал: „На подготовку осталось только два дня: сегодня и завтра. Не знаете ли вы тему?“ Фумитоки ответил: „Ты стремишься только к удачной женитьбе, я же стремлюсь к долголетию“[1365]. Масахира, услышав такое, вернулся домой. В тот же день рано утром Фумитоки сообщил ему тему предстоящего экзамена, сказав, что строку „Тай Гун-ван встретился с Чжоу-гуном, а лицо его покрыто морщинами, похожими на волны реки Вэй“ лучше исправить следующим образом: „На лице морщины, словно волны реки Вэй, брови подобны месяцу над горой Шан“». Это только мои ничтожные воспоминания, но история действительно интересна.
74. О том, как «тотоку»[1366]восхвалял себя.
«Тотоку» рассказывал: «Есть около десяти вещей, которыми я могу похвалиться. В четыре года я начал читать книги, а в восемь лет изучил „Исторические записки“[1367]. В шестнадцать я написал „Оду об отдохновении в осенний день“, первая строка которой гласит: „Ли Гуань был крылатым генералом дома Хань. Дом его располагался в горах Луи. Фань Ли был мудрейшим министром в государстве Юэ, но бежал от почестей на озеро Хушу“. [Фудзивара-но] Асоми Акихира[1368], прочитав эти строки, был растроган. В стихотворении „Палая листва укрывает камни у источника“ сказано: „Надпись на погребальном камне Ян-цзы сокрыта буйными ветрами. Листья цвета лекарства „Хай-нань“[1369] погружаются в волны“. В предисловии к сочинению „Скрип двери в храме Анракудзи“ в первой строке сказано: „Погребальный алтарь дочери Яо зарос травой. Весенний бамбук омывают ручьи слез. Могила Сюй Цзюня совсем обветшала. Осенью на сосне толстый слой инея. Пусть времена изменились, но мы не можем в этом усомниться“. В ответном послании на просьбу из Корё[1370] прислать врачевателей я написал: „Трудно доставить два карпа[1371] в Фениксовый пруд на Луне. Как может Бянь Цяо[1372] попасть на облака Цзи-линь?“[1373] Это было в четвертом году Сёряку[1374]. После того как я перебрался в Дадзайфу торговец из Сун мне как-то сказал: „Сыну Неба [династии] Сун очень нравятся эти строки, и он сразу заплатил за них сто золотых“[1375]. Так говорил „тотоку“».
Свиток шестой
3.
Эта ода не была составлена во время проводов друга в Дайлян[1379]. Это видно из ее содержания.
4.
5.
Гора Тайшань не уступит никому ни пяди земли.
Поэтому она настолько высока.
Реки и моря не брезгуют маленькими родниками.
Поэтому они бездонны.
В «Вэнь сюань» в этом стихотворении вместо «высока» использовано слово «велика», а вместо «брезгуют» — «берут»[1382]. В последней строке слово «стала» […[1383]].
7.
Прошла весна, сейчас разгар лета.
Дорога к дому Юань Сы-ту освободилась от снега.
Утром — с юга, вечером — с севера.
Людям стало известно о Чжэн Дай-вэй и ветре из долины.
Современники сокрушались: «Жаль, что прежний государь Тэнряку не может прочесть эти строки».
8.
В горах Лун-шань облака закрыли свет.
Ли Цзян-цзюнь у себя в доме.
Волны Ин-шуй успокоились.
Цай Чжэн-лу еще не служит правителю.
Прошение с просьбой оставить пост «сэйсинко тайсё».
Говорят, что одному человеку приснился сон будто странствующее божество болезней произнесло: «Благодаря этим строкам хвори не приблизятся к дому Фумитоки».
9.
Ван Цзы-цзинь поднялся к отшельникам.
После этого люди стали поклоняться тому, кто оседлал луну.
Ян Доу-ду быстро покинул этот мир.
Странники проливают слезы в виде облаков над горой Сянь-шань.
Поговаривают, что позднее некто, тайком любуясь луной в храме Анракудзи, [увидел], как какой-то человек, одетый в домашнюю одежду, декламирует стихи. Возможно, то было само божество Тэндзин, тронутое [красотой ночи].
10.
Подняться по яшмовым ступеням[1384] — особая привилегия.
Человек незнатный не должен ступать по облакам Пэнлай.
Многие хотят дослужиться до министра.
Человек без талантов не должен подниматься на луну над горой Тайшань.
Это прошение Татибана-но Наомото[1385] о назначении помощником главы Министерства Народных дел[1386]. Говорят, что это прошение государь Мураками положил на столик у изголовья[1387].
11.
Впереди еще долог путь.
Мои мысли устремляются к вечерним облакам на горе Янь-шань.
Долго ли нам не суждено встретиться.
Моя шапка мокра от слез, пролитых ранним утром в Корё.
Предисловие к циклу стихотворений, сочиненных во время проводов северных гостей в Корокане Оэ-но Асацуна.
Говорят, что во время чтения этих строк люди из государства Бохай проливали слезы и били себя в грудь. С тех пор минуло несколько лет. И как-то человек из Бохай спросил меня: «Дослужился ли Оэ Асацуна до поста придворного советника?». «Пока нет», — ответил я. Тогда человек из Бохай сказал: «Я понял. В Японии не ценят умных людей»[1388].
17.
Набрав в подол светлячков, я усердно занимаюсь.
С радостью в сердце говорю, что добродетельное правление императора Яо подобно лучам Солнца, распространяемым повсеместно.
Спросив пурпурных птиц, я записываю их ответ.
Жаль мне, что разуму моему недоступны темные облака Млечного пути.
Говорят, что за эти строки государь Итидзё хотел пожаловать Оэ-но Мотитоки пост «куродо», но Фудзивара-но Митинага и другие сановники были не согласны и пост «куродо» остался вакантным[1389].
21.
Меч в три сяку ханьского Гао-цзу[1390]
Сразу же подчинил сто власти всю страну.
Одно сочинение Чжугэ Ляна
В мгновение ока возвысило его до наставника императора.
Строки из экзаменационного сочинения Фудзивара-но Масаки на тему: «Гармония песни и танца»[1391].
25.
Путь к славе далек, но на голове моей уже виднеется седина.
Моя жизнь подходит к концу, и я хочу уйти от мира.
Прислуживать Тысячелетнему Великому ванну [на пирах, где сочиняют стихи] о луне и ветре.
Я не знаю, может ли это случиться со мной.
Стою рядом со сливой, когда ночь полнится ароматами.
Эти строки принц с Седьмой линии[1392] сочинил о себе. Люди, слышавшие эти строки, не могли не утирать слезы. Но после того как принц удалился от мира, о нем мало что известно. Кто-то сказал: «Наверное, он снова отправился в Коре и стал там святым»[1393].
32. О том, что предисловие Сугавара-но Митидзанэ написано великолепно.
Помощник наместника говорил, что каждый раз, когда он читает предисловия Сугавара-но Митидзанэ, его сердце разрывается от тоски. В «чанцзюй» сказано: «Я назвался Бай Лян и назвал свой дом „Беседка орхидей“[1394]. Я сажаю деревья, как в саду Хуа Линь»[1395]. «Луна и ветер всегда одни и одинаковы для небес. Для людей же, которые смотрят на них, они различны», — так написано в предисловии к поэме «Где осенью увидишь водный поток?». В предисловии к поэме «Даже небо пьянеет, когда распускаются цветы» сказано: «Вспоминая о Вэй-вэне[1396], наслаждаюсь красотой». Наконец, в предисловии к поэме «Свадьба» написано: «Во дворце красавицы воспользовались косметикой и нарядились в роскошные одежды. Соловей поет в цветах под прохладным ветерком и яркой луной». Все эти строки поистине восхитительны.
Когда же Миёси-но Киёюки прочитал строки Митидзанэ «все, кроме тебя Ки-но Хасэо, ученые, но не поэты» сказал: «Как же это он мог так сказать, когда есть я?». Но позже сказал, что строки «Придворные с наступлением ночи зажигают во дворце факелы. Так уж заведено» — просто очень хороши.
43. Прошение об отставке с занимаемого поста.
Некто[1397] рассказывал: «Я уже два или три года думаю написать прошение об отставке. Много раз пытался написать черновик. Но я ведь уже стар и [у меня] различные хвори. Моя жизнь скоро кончится, ибо жизнь, словно роса». «А что вы написали в своих черновиках?» — спросил некто. «„Я служу двору“, но я из народа. Во время одного из моих снов мне явился Инь Дин[1398]. Мне везет на хороших людей, но не складывается с рыбалкой. Дожив до семидесяти лет, я встретился на охоте с Вэнь-ваном», одного жаль, что эти строки я еще никому не читал.
46. О «Жизнеописании министра Тамурамаро»[1399].
Говорят, что «Жизнеописание министра Тамурамаро» принадлежит кисти государя Сага. Там есть строки: «Военный стратег — полководец Чжан[1400] должен лишь вести за поводья [лошадь Тамурамаро]. Знаменитый канцлер Сяо[1401] должен следовать с плетью [за лошадью Тамурамаро]». Это поистине замечательные слова.
52. В сочинении «Баопу-цзы» есть такие слова: «Изящная словесность и утверждение славы и величия отличаются как десять „сяку“[1402] от одного „дзё“»[1403][1404].
«Когда накапливаются знания, ты становишься совершенномудрым. Когда накапливается вода, она превращается в пучину»[1405], — сказали мне.
Еще говорят: «У Ван Чжао-цзюня был сын. Он назвал его Чжи Яши. Он был рожден от гуннов»[1406].
А еще говорят: «Даже человек, у которого голова полна книг[1407], не может сравниться с тем, кто пишет в жанре изящной словесности»[1408].
56. Об иероглифе «ао» в имени Лю Ао матери Гао-цзу[1409].
Оэ Масафуса рассказывал: «В „Ши цзи“ и в „Хань шу“ в имени Лю Ао, которая была матерью Гао-цзу, вместо иероглифа „ао“ стоит знак „вэнь“. На то есть причины. Давным-давно жил человек по имени Ван Шэн. Прочитав „Хань шу“, он стал сетовать на Гао-цзу: „Выйдя из простонародья, с мечом в три „чи“[1410] ты подчинил Поднебесную. Тебя называют мудрецом. Как глупо не изменить знак „ао“ в имени твоей матери! Ведь он означает „старуха““. Позднее [Ван Шэну] во сне явился сам Гао-цзу, и с ним было несколько человек. Они стали выговаривать Ван Шэна: „Разве ты не видел памятник в Сышуйдин? Иероглиф „ао“ ошибочен, должен быть „вэнь“[1411]. Ты не сумел правильно прочесть иероглиф и обвиняешь прежнего правителя[1412]. Это тяжкое преступление“. Гао-цзу приказал свои спутникам связать Ван Шэня. Его преступление было прощено только после того, как давно почивший отец Ван Шэня заплатил штраф. Когда Ван Шэнь пробудился ото сна, его спина была мокрой от пота».
57. О том, что в «Записях» об императорах Хэ-ди, Цзин-ди и Гуан У-ди есть места, которые неправильно прочитываются[1413].
В «Хоу Хань шу» в «Записях об императоре Хэ-ди» есть одно место, которое неправильно читается. В «Ши цзи» в «Записях об императоре Цзин-ди» не верно читается сочетание из пяти иероглифов: «Скончалась государыня-мать великого и высочайшего властителя»[1414]. А в «Хоу Хань шу» «Записях об императоре Гуан У-ди» в словах «поколение предков императора Гуан У хуан-ди» вместо знака «дай» следовало бы поместить иероглиф «ши». Размышляя об этом, я понимаю, что на то есть причины[1415]. Но невежественные люди не читают как должно. Это случается слишком часто. Неужели они не знают об этом?
68. «Указ об избиении вина»[1416] и «Записи вернувшегося к полям»[1417].
Еще рассказывали: «Иногда говорят: „Полно“-„ищу“-„получил“-„чисто“. Когда тебе предложили чарку с сакэ, необходимо повернуться лицом ко всем пирующими нараспев продекламировать: „Полно“. Затем необходимо взять чарку с сакэ и сказать [всем пирующим]: „Ищу“. Позднее ты сам, в свою очередь, передаешь чарку [другому участнику пира], который сидит слева от тебя, и он говорит: „Получил“. После того, как он выпьет содержимое чарки до последней капли, ты должен сказать: „Чисто“»[1418].