Положительную роль в судьбе Ёсинобу сыграл английский посланник Г. Паркс (1828–1885). Он был тем иностранцем, который оказывал наибольшее влияние на новое правительство. Г. Паркс настаивал, чтобы к Ёсинобу проявили снисходительность и великодушие. По его мнению, нельзя было не учитывать и международное общественное мнение.
Ёсинобу «сослали» в родовое княжество Мито, где он жил скромно, занимаясь поэзией. Ему были оставлены земли в нескольких провинциях, дававшие 700 тыс. коку риса. Позже по его просьбе ему разрешили перебраться в Сумпу (теперь г. Сидзуока), где климат был лучше. Там он прожил 30 лет, ведя уединенный образ жизни. Он бродил по окрестностям с фотоаппаратом: оказалось, что он прекрасный фотограф. Благодаря сохранившимся фотографиям можно увидеть прежний облик этих мест. Его работы сохранились в различных музеях Японии. Личные вещи Ёсинобу периода его жизни в Сумпу хранятся в музее, расположенном на территории мемориального комплекса Кунодзан-Тосёгумия, посвященного Иэясу.
До конца своих дней Ёсинобу не забывал, что он — будзин, военный человек. Поэтому он упражнялся в воинских искусствах, которыми владел с детства, особенно в стрельбе из лука.
В 1897 г. умерла жена Ёсинобу, и он переехал в Токио. И здесь происходит резкий поворот в его судьбе. В 1898 г. его приглашают в императорский дворец, где он удостаивается аудиенции у императора и императрицы. Говорили, что во время этой встречи на глазах Ёсинобу блестели слезы. После этого визита началось как бы воскрешение Ёсинобу в политической жизни страны. Ему были пожалованы соответствующие ранги, он получил титул князя (в 1884 г. новое правительство ввело 5 аристократических титулов по европейскому образцу), а в 1902 г. стал членом палаты пэров в парламенте.
Ёсинобу пережил всех своих политических противников. 6 ноября 1913 г. Ёсинобу пригласили в императорский дворец, где ему был пожалован титул барона. Во время этой церемонии он почувствовал себя плохо, причиной явилась простуда, которая перешла в воспаление легких. 22 ноября Ёсинобу скончался.
С его погребением возникли неожиданные осложнения. Храм Канъэйдзи, на территории которого были захоронены шесть сёгунов из дома Токугава, отказался проводить похоронный обряд, поскольку Ёсинобу завещал похоронить его по синтоистскому обряду, а так как Канъэйдзи являлся буддийским храмом, волю покойного расценили как отступничество от веры. Пришлось оборудовать место для проведения заупокойной службы. 220 семей, бывших даймё приняли участие в траурной церемонии. Свыше 6 тыс. человек пришли проводить Ёсинобу в последний путь — длинные цепочки людей растянулись по холмам Уэно. Прах был захоронен на кладбище Янака в Токио[178].
Ёсинобу закрыл последнюю страницу в истории правления дома Токугава.
Глава 4Экономика и человек в эпоху Токугава
Корни будущего растут из прошлого.
Динамика численности населения
Изучение экономической истории имеет в Японии длительную традицию, связанную, прежде всего, с именем экономиста Хондзё Эйдзиро (1888–1973), благодаря работам которого экономическая история выделилась в самостоятельную общественную дисциплину. В 70-80-е гг. XX в. эта область науки получила в Японии новое развитие. Во-первых, появились работы историко-сравнительного характера с применением математических методов. Во-вторых, стали активно использоваться данные исторической демографии. Анализ тематики историко-демографических исследований, опубликованных в Японии в последние годы, показывает, что все чаще предметом этих работ становится взаимосвязь экономических и демографических процессов. Таким образом, историческая демография признана в качестве одного из важных элементов познания «человеческого фактора» в истории.
В японской историографии долгое время бытовала точка зрения, что эпоха Токугава была мрачным и застойным периодом японской истории, когда из-за неразвитости экономики не наблюдался прирост населения. Комплексное изучение этой эпохи с широким привлечением новых данных, в том числе и демографических, опровергло эту точку зрения. Эпоха Токугава оказалась весьма динамичным историческим периодом. Правда, 264 года страна ни с кем не воевала, не вела активной внешней политики, всецело переключившись надела внутренние. Но именно характер и уровень политического, экономического, социального и культурного развития в тот период и определил во многом последующее быстрое развитие страны в период Мэйдзи (1868–1912).
Первые шаги в изучении исторической демографии были сделаны тремя учеными — Хондзё Эйдзиро, Сэкияма Наотаро и Такахаси Бонсэн. Их выводы в целом сводились к следующему. В XVII в., когда в стране воцарился мир, население Японии быстро росло и в первой половине XVIII в. его численность стабилизировалась на цифре примерно 26 млн чел. Во второй половине XVIII в. в Японии был голод, вызванный стихийными бедствиями и неурожаями, что привело к сокращению численности населения страны. Другим фактором, способствовавшим сокращению населения, являлись практика детоубийства (мабики) и аборты, которые также объяснялись экономическими причинами.
Работа Сэкияма Наотаро «Структура населения Японии в период кинсэй»[179] до сих пор используется как японскими учеными, так и японоведами других стран, хотя некоторые утверждения автора (например, о застое населения во второй половине периода Токугава) сейчас оспариваются специалистами. Заслугой Сэкияма было то, что он, основываясь на документах, показал, как складывалась и развивалась система переписи, какие категории населения подлежали учету, а также дал структуру населения Японии по сословному и профессиональному признакам по различным районам и раскрыл причины сокращения сельского и увеличения городского населения.
Следующий этап в изучении историко-демографических проблем связан с исследованиями Номура Канэтаро, который подверг сомнению возможность прямого сопоставления данных переписей 1846 и 1872 гг., проведенных, соответственно, бакуфу и правительством Мэйдзи и показывавших значительный рост населения на этом временном отрезке. Номура полагал, что данные переписи 1846 г. занижены, обосновывая это тем, что дайме, подавая сведения центральному правительству о численности населения в своих владениях, делали это скорее формально, особенно в конце эпохи Токугава. Кроме того, он был уверен, что в некоторых случаях княжества подавали фальсифицированные сведения, и считал, что в японской литературе преувеличивали эффект влияния на численность населения абортов и детоубийства. Последующие исследования в области исторической демографии подтвердили правильность его позиции.
В токийском университете Кэйо Номура Канэтаро создал исследовательскую группу, которая занялась тщательным анализом храмовых метрических записей (сюмон аратамэ тё), составлявших основу ранних переписей населения. Эта работа продолжилась и после смерти Номура. Исследовались регистрационные документы деревни Коми в провинции Мино. В 1960 г. ученик Номура Хаями Акира взялся за изучение демографической ситуации в период Токугава, используя метод французских и английских демографов, известный как «реконструкция семьи» (family reconstitution)[180]. Основой послужили регистрационные документы, сохранившиеся в деревенских храмах.
Как известно, результаты переписи являются основным источником сведений о численности населения. Хотя в первый раз перепись всего населения (кокусэй тёса) была проведена в Японии в 1920 г.[181] (более ранние переписи охватывали не все слои населения страны), это мероприятие имеет в Японии долгую историю. Уже в VII в. была осуществлена перепись крестьянского населения, цели ее были чисто фискальные. При императоре Котоку (645–654) начались так называемые реформы Тайка («великие реформы»). В плане их осуществления с 652 г. велась подготовка к проведению переписи податных дворов и введению надельной системы (хандэн). Учет крестьян был связан с выдачей им подушных наделов, с которых они платили налоги и выполняли повинности[182].
Судя по позднейшим документам, до составления подворного реестра и налоговой росписи главы дворов подавали властям собственноручно составленную справку, в которой содержались сведения о числе членов хозяйства, их возрасте, семейном положении, здоровье, о податном и неподатном состоянии. На основании справок власти составляли подворные и налоговые списки и передавали их в Государственный совет (дадзёкан). Подворная перепись проводилась раз в 6 лет, налоговая — ежегодно. Как составлялись роспись и подворный реестр во второй половине VII в., неизвестно. Не сохранилось и конкретных цифр о численности крестьянского населения. Но важно то, что семья, двор твердо стали низшей хозяйственной и податной единицей[183].
Точный подсчет численности крестьянского населения в VIII в. был сделан в 20-х гг. XX в. известным японским математиком Савада Гоити, впервые в Японии применившим количественные методы в историко-демографическом исследовании. Савада опирался на весь круг источников по истории VIII в. — «Продолжение анналов Японии», книги подворных переписей, данные о числе деревень, площади пахотных земель и др. Он не мог показать динамику населения Японии, но определил его общую численность в VIII в. в 6–7 млн чел., из которых крестьяне составляли 5,58 млн.[184]
В начале X в. надельная система фактически перестала существовать. Переписи населения не проводились, ушла из практики и система подворной переписи. Однако это не означало, что не существовало никаких форм учета населения. Косвенно об этом позволяет судить кодекс «Госэйхай сикимоку», где в одной из статей говорится о наказаниях за бегство крестьян