[198]. С ростом городов повысилась роль деревни в обеспечении их сельскохозяйственными продуктами и сырьем для ремесленного производства, что, в свою очередь, способствовало развитию специализации в выращивании культур и рыночной активности.
Сёгуны Токугава положили начало регулярному проведению переписей населения в масштабах всей страны. Первая из них прошла в 1721 г. Она являлась частью административно-экономических мероприятий бакуфу, так называемых реформ годов Кёхо (1716–1735), целью которых было укрепление центральной власти, увеличение доходов сёгуната, стремление ослабить экономическое могущество купеческого сословия, восстановить пришедший в упадок боевой дух самураев. Правивший тогда сёгун Ёсимунэ (1684–1751) издал указ, согласно которому даймё должны были подать сведения о численности населения в своих владениях. Переписи подлежали крестьяне, торговцы, горожане, синтоистские и буддийские монахи, эта и хинин. Из нее выпали айну, жившие на о-ве Эдзо (так в то время японцы называли о-в Хоккайдо), кугэ (киотская аристократия), самураи, дети до 15 лет, бродяги[199].
Распоряжение о проведении переписи было повторено в 1726 г. с указанием, что сведения о численности населения следует подавать каждые 6 лет, в годы крысы и лошади. Кроме того, предписывалось проводить перепись в период, свободный от сельскохозяйственных работ. Разумеется, демографический учет был несовершенным: не было единой формы учета и многое делалось по усмотрению того или иного даймё.
Нельзя утверждать, что до наших дней сохранились все сведения, которые даймё подавали центральному правительству. Не следует заблуждаться и относительно того, что эти данные точно отражали реальную картину численности населения княжеств. Тем не менее благодаря им современные демографы получили «опорные точки», позволяющие проследить динамику численности населения в эпоху Токугава.
Основой для переписи населения послужили сюмон аратамэ (записи вероисповедания прихожан в храмовых книгах), которые были своеобразным механизмом надзора над населением. Они были введены в 1630 г. с целью искоренения христианства и сначала являлись обязательными лишь на землях, подчиненных бакуфу, но к 1671 г. распространились на всю страну. «Проверка» вероисповедания должна была проводиться ежегодно. Система сюмон аратамэ и нимбэцу аратамэ «исправление состава семьи» просуществовала до 1872 г.
Форма сюмон аратамэ была стандартизирована в период Камбун (1661–1672). В документе регистрировались глава дома, члены семьи мужского пола и незамужние женщины. Указывались также родство по отношению к главе дома и принадлежность к той или иной секте или храму. В большинстве сохранившихся записей указан и возраст. В некоторых записях содержатся дополнительные сведения: о количестве земельных владений, о несельскохозяйственных профессиях, даты заключения браков, сведения об использовании наемного труда, где он применялся, его условиях и оплате; как правило, фиксировалось и имя нанимателя. Кроме того, указывался размер кокудака, установленный для деревни, общее количество жителей, число лошадей и наличие рабочего скота[200]. Таким образом, эти записи давали живую картину деревни — ее социальный облик, динамику экономического развития.
Когда в 1721 г. был издан указ о широкой переписи населения, в Японии не понадобилось изобретать форму ее проведения. Метод подсчета населения был оставлен на усмотрение властей княжеств, а для даймё простейшим способом было использовать эти храмовые документы, куда были внесены жители каждой деревни[201].
До сих пор нет единого мнения относительно численности населения Японии по результатам переписи 1721 г. В работе Сэкияма Наотаро «Структура населения Японии в период кинсэй» приводится цифра в 26 065 425 чел.; в других работах можно встретить цифру в 28 млн чел., а Хаями Акира считает, что ее можно увеличить и до 30 млн. Обрабатывая данные по разным районам Японии, он пришел к выводу, что начиная с XVII в. население выросло в 3,06–4,82 раза, а годовой прирост составлял 0,9–1,3 %[202]. Причем это увеличение было достигнуто только за счет естественного прироста.
Результаты переписей, проводившихся правительством Токугава, несмотря на несовершенство их методов, дают ученым материал для изучения динамики численности населения. Работа в этой области началась сравнительно недавно, и следует надеяться, что дальнейшее изучение местных документов внесет ясность в спорные вопросы и позволит уточнить цифры численности населения Японии того времени.
В XVIII в. демографическая кривая в Японии начала меняться. Рост численности населения затормозился. В некоторых районах прирост населения практически прекратился, в других же он не был таким стремительным, как в XVII в.
Явление это не было внезапным. На протяжении длительного времени его обуславливали ухудшение климата и стихийные бедствия, хотя не следует исключать и причины экономического характера.
Середина XVIII и начало XIX в. были отмечены похолоданием климата на всем земном шаре, что было связано с резким расширением ледников. В Японии зимой случались сильные холода, в Осака даже замерзала река Ёдогава. Понижение температуры, сокращение солнечных дней, затяжные дожди, наводнения губили урожай на корню — рис даже не всходил. Наибольшему изменению климата подверглись северо-восточные районы страны. И еще одна напасть обрушилась на Японию — полчища саранчи, прилетавшей с материка.
Эти стихийные бедствия приводили к неурожаям и голоду. Именно голод был главным фактором, оказывавшим влияние на показатели смертности и рождаемости[203]. Коэффициент роста населения в голодные годы резко снижался, а смертность населения росла и в деревне, и в городе, где для социальных низов голод был особенно губителен.
В XVIII в. следует выделить 1732 г. и 80-е гг., когда в стране свирепствовал сильный голод, что нанесло ощутимый удар по численности населения страны. В 1732 г. наводнение, холод и саранча уничтожили значительную часть урожая; в годы Хорэки (1751–1764) и Тэммэй (1781–1789) неурожай был вызван резким снижением температуры в летний период.
В период Тэмпо (1830–1844) 30-е гг. были неурожайными, холодное лето сопровождалось затяжными дождями. Согласно статистическим данным бакуфу, в 1834–1840 гг. население Японии снизилось на 4,2 %. Это было второе резкое снижение численности населения, только потери 80-х гг. XVIII в. превышали этот уровень. В те годы лишь в 8 из 68 провинций был отмечен рост населения; в 27 провинциях потери составили 5 % и более[204].
Три «великих голода» (1732 г., 80-е гг. XVIII в., 30-е гг. XIX в.) резко сократили численность населения Японии — на 10 % по сравнению с 1721 г. Особенно пострадали районы Тохоку, Канто, Хокурику, Кинки; в Хигасияма, Токай, в западной и южной частях Японии ущерб был меньше. И в то же время на о-ве Сикоку и на западе о-ва Кюсю население увеличилось[205].
Голодные годы были наиболее благоприятными и для распространения всякого рода болезней. К счастью, Япония XVII–XVIII вв. не знала таких опустошительных эпидемий, как Европа, где в XVII в. только от оспы умерло 10–15 % населения. В японских источниках нет сведений и об эпидемиях чумы, а также брюшного и сыпного тифа.
С древних времен болезни попадали в Японию с материка. Изоляция страны от внешнего мира сыграла роль санитарного кордона на пути проникновения заразных болезней. Так, от «черной смерти» (чумы) Японию спасало, главным образом, то, что страна не вела в широких масштабах внешнюю торговлю, не ввозила зерно, и поэтому в нее не попадали крысы — переносчики этой болезни.
В Японии самыми опасными болезнями считались оспа и корь, причем самым большим «убийцей» была оспа. Упоминание об эпидемии оспы в Японии можно встретить в записях, относящихся еще к 735 г. Оспой заражался практически каждый ребенок в возрасте до 5 лет. От нее не спасало и высокое социальное положение родителей: сохранились записи, что оспой болели дети из дома Токугава. От оспы умирало много детей, что отрицательно сказывалось на росте населения. На рождаемость влияло и то, что оспа оказывала влияние на половую потенцию мужчин.
Уже в X в. японцы знали, что у переболевших корью и оспой вырабатывается невосприимчивость к повторному заболеванию. В начале XIX в. в Японию попала вакцина от оспы. В 1811 г. японец по имени Кудзо, попавший в Россию в результате кораблекрушения, привез в Японию противооспенную вакцину. В доме врача в Охотске он видел, как делается прививка, но в княжестве Мацудайра, где он рассказал об эффективности прививки, ему никто не поверил. Имя его было забыто, а основоположником оспопрививания в Японии стал считаться Накагава Городзи (1768–1848). Случайно попав в Россию, он работал в Иркутске помощником лекаря и наблюдал результаты прививок против оспы. Вернувшись в 1813 г. в Японию (его обменяли на захваченного в плен В.М. Головнина), Накагава применил полученные в России медицинские знания во время эпидемий оспы в 1824, 1835 и 1842 гг. А в 1849 г. врач Мити Мияко в Хиросима сделал прививку против оспы при помощи вакцины, привезенной в Нагасаки голландцем Моникэ Отто. Это произошло спустя 35 лет после того, как Кудзо впервые привез вакцину в Японию[206].
Эпидемии кори случалась в Японии редко. От них страну спасали географическое положение и относительно теплый климат — вирус кори недолговечен и лучше развивается при холодной температуре. Скорее всего, корь попадала в Японию из Китая