.
Оценить подлинную роль и эффективность Окита в качестве «буфера», относящуюся главным образом к 1950-м годам, непросто – он еще не был на виду и не занимал видных постов, чем, возможно, вызвана скромность соответствующих страниц его мемуаров. Исходя из известной особенности японской бюрократической практики, когда основные разработки, предложения и содержащие их документы готовит именно среднее звено, можно предположить, что Окита сыграл немалую роль в работе ECAFE (Economic Commission for Asia and the Far East)[77], на Бандунгской конференции 1955 г. и в процессе выработки основных планов послевоенного экономического развития Японии, особенно плана удвоения национального дохода, известного как «план Икэда» по фамилии тогдашнего премьер-министра. Этим планом Окита гордился как его главный разработчик. Он и позже не уставал подчеркивать роль ученых-экономистов на государственной службе[78].
По мере продвижения вверх по официальным и неофициальным лестницам политической элиты и приобретения международной известности Окита все чаще выступал рупором правящих кругов по вопросам мировой экономики. Он же «объяснял» миру достижения Японии, относившиеся прежде всего к экономической сфере. В свете нашей темы особый интерес представляет его книга «Приближаясь к 21-ому веку: роль Японии», выпущенная в 1990 г. газетой «Japan Times»[79]. В нее вошли статьи и доклады автора, написанные или произнесенные в 1987–1989 гг. на английском языке, в традициях великих Окакура и Нитобэ или благополучно забытых Сайто и Сума. Японская экономика с конца 1986 г. находилась на подъеме, прозванном «бумом Хэйсэй», и ее достижениями можно было по праву гордиться. Многие даже думали, что грядущий век станет «веком Японии». Это необходимо учитывать, перечитывая Окита сегодня.
Адресаты его «послания» просматриваются без труда – США и развивающиеся страны. Развивающимся странам, в первую очередь азиатским, адресованы главы о готовности Японии оказывать им экономическую помощь деньгами и опытом, к которому автор настоятельно советует присмотреться. Американскую аудиторию Окита уверял в том, что «Япония не стремится заменить Америку в качестве мирового лидера – ей достаточно оставаться Номером Два» (с. 128), но предостерегал, что правящие круги США «подвергают себя серьезному риску, недооценивая тихую силу и косвенное влияние Японии в мировом масштабе, прежде всего в результате ее потрясающих экономических успехов» (с. 124). Обе цитаты – из статьи для влиятельного журнала «Форин полней», которая так и называлась «Тихая сила Японии». «Если Япония преуспеет в создании гармоничного постиндустриального общества, – заключил Окита – она может стать очень многообещающей моделью для других стран, как индустриальных, так и развивающихся» (с. 145). В 1989 г. для таких высказываний были все основания.
Окита постоянно напоминал, что между Японией и Западом, прежде всего Японией и США, существуют большие исторические и цивилизационные различия и что японцы добились успеха во многом благодаря своим особенностям (тезис об «уникальности» он не развивал). «В некоторых сферах японские системы и модели поведения следует изменить в интересах международной гармонии и большей эффективности, но в других областях традиционные способы остаются действенными и должны быть сохранены» (с. IV). Подчеркивая, что разница политических и экономических систем Японии и США сводится к исторически обусловленным частностям, Окита предпочитал не конкретизировать их. Так, обронив несколько слов о традиционно большей роли государства в экономике, он объяснял, что Япония позже других включилась в общемировые процессы и постоянно догоняла Запад, поэтому правительство было вынуждено взять этот процесс под свой контроль.
Признавая, что американцы в сфере внешней торговли все равно не доверяют японцам, он заверял их, что «через десять лет наши системы будут гораздо более похожими, чей сейчас» (с. IV), но напоминал, что «лом – не лучшее средство подгонять Токио» (с. 188). Так Окита озаглавил статью, помещенную 12 июля 1989 г. В «Лос-Анджелес тайме». Посетовав, что «японская экономика меняется, а американские претензии к ней – нет» (подзаголовок статьи), автор поведал читателям, что правящая Либерально-демократическая партия пошла – под давлением извне, то есть со стороны США, – на существенную либерализацию сельскохозяйственного импорта, что оттолкнуло от нее многих избирателей в сельских районах, которые традиционно были политической базой консерваторов. Калифорния, как известно, особой дружелюбностью к японцам, особенно к крестьянам, не отличалась и не отличается при всей «толерантности» и «мультикультурализме», так что об эффективности этой пиар-акции судить трудно, но писал Окита решительно и даже жестко, предупреждая читателей – конечно, не столько в Лос-Анджелесе, сколько на Уолл-стрит и Капитолии – что не стоит давить на Японию и требовать от нее «добровольного» ограничения экспорта, если ее товары конкурентоспособнее американских. Столь же резко он выступал и против двойных стандартов как в бизнесе, так и в политике, замахиваясь на непогрешимость Большого Брата. Время было такое: в 1988 г. два японских автора дали своей книге об экономических противоречиях их страны с США выразительный подзаголовок: «Эпоха «чего изволите» закончилась»[80].
Окита умер в феврале 1993 г. Он застал начало экономической депрессии, когда «Ньюсуик» из номера в номер делился с читателями соображениями, дотянет ли японская экономика до следующего выпуска журнала, но не дожил до поражения ЛДП на выбоpax в парламент в августе того же года и до формирования первого с 1955 г. кабинета министров без ее участия. В сознании уходящего поколения он продолжает оставаться «мостом в мир» эпохи «экономического чуда». Более молодым его имя говорит все меньше и меньше. Даже хороший пиар стареет очень быстро, если ситуация, на которую он работает, радикально меняется.
Период Хэйсэй: Сакаия Таити (р. 1935)
Деятельность Сакаия Таити – одного из ведущих и, безусловно, лучших «информаторов» современной Японии – уже рассматривалась в предыдущих главах, но совсем не сказать о нем в данном контексте было бы несправедливо. Рассмотрим «пиаровский» аспект разрекламированной им – не только в Японии – «интеллектуальной революции».
Выступая в Москве и в ряде других европейских столиц осенью 2002 г., Сакаия говорил: «Произошло изменение направленности развития человеческой цивилизации… На замену отраслям, ориентированным на рост физических объемов продукции, пришли направления, ориентированные на удовлетворение возрастающих субъективных потребностей людей, направления, благодаря которым люди смогут разнообразить свой досуг. Это означало коренной сдвиг в экономике и жизни общества. В 1985 г. я указал на эти тенденции в выпущенной книге «Интеллектуальная революция», которая стала бестселлером не только в Японии… Однако, выход этой книги так и не изменил менталитет правительственных и деловых кругов Японии»[81].
Причинами интеллектуальной революции Сакаия называет компьютеризацию, глобализацию экономической культуры и трансформацию потребностей: «С началом 1980-х годов люди стали проявлять большую заинтересованность не к накоплению материальных ценностей, а к удовлетворению собственных потребностей… Начиная с 1980-х годов, передовые страны мира ориентируются на общество новой направленности, на общество интеллектуальных ценностей, которое кардинально отличается от современного индустриального общества». Настойчивое подчеркивание необходимости интеллектуального рывка делает Сака-ия честь, но результатов он пока не видит: «Япония слишком упорно взращивала гармоничное индустриальное общество, а потому она не вошла в состав стран с обществом интеллектуальных ценностей (выделено мной – В.М.). Проблемы сегодняшней Японии в конечном итоге упираются именно в это».
Признание, которое ко многому обязывает. Однако, Сакаия лукавит, характеризуя современное японское общество как «индустриальное». Он упорно – и, без сомнения, намеренно – обходит молчанием тот факт, что оно прежде всего является потребительским, причем дошедшим до такой степени совершенства, что переделать его в интеллектуальное – т. е. в свою противоположность – едва ли возможно. Каждый человек стремится к максимальному удовлетворению своих потребностей, в том числе материальных, поэтому общество потребления – закономерный итог развития цивилизации и один из этапов ее эволюции. Однако, с таким апофеозом потребления, причем потребления сугубо материального, как в сегодняшней Японии, трудно рассчитывать на построение интеллектуального общества. Для этого придется полностью переориентировать господствующую систему ценностей и менталитет абсолютного большинства. Проще говоря, заменить нации сознание и мозги. «Стране необходимо «перезагрузиться», – замечает, пользуясь компьютерной терминологией, С. Агафонов, – сменить системный код, ввести новую программу с новыми параметрами»[82].
Возможно ли это? Пиарщики прямого ответа не дают.
Касаясь мировоззренческих и психологических основ современного общества, Сакаия справедливо пишет: «Идеалы, к которым стремились японцы в период своей бедности (выделено мной – В.М.), действительно осуществились» (с. 34). Опыт бедности первых послевоенных лет, когда по его же словам (напомню, что он родился в 1935 г.) «несбыточной мечтой для японцев было вдоволь наесться очищенного риса» (с. 41), вкупе с целенаправленной политикой послевоенной элиты по приспособлению «японского духа» к условиям американской оккупации, сыграл колоссальную роль в создании современного общества потребления. Оно формировалось еще тогда, когда было индустриальным. Не столь важно, на что именно ориентировать массы – на производство или на потребление. Важно, что их интересы полностью сосредоточены в материальной сфере. Потому что управлять такими массами несравненно легче – это аксиома.