Именно такой линии старались придерживаться правительство и министерство просвещения, отвергая любые проявления радикализма. На помощь пришла либеральная историография, стремившаяся взять реванш и лишить марксистов интеллектуальной и академической монополии на интерпретацию национальной истории. Тотальная критика прошлого сменилась, разумеется, не тотальной его апологией, но искренними попытками разобраться в происшедшем. Эту работу взяло на себя поколение молодых историков, пришедших в науку в конце 1950-х годов и свободных от марксистской догматики: Хосоя Тихиро, Ито Такаси, Хата Икухико и другие, почитаемые теперь как «отцы-основатели» нынешней японской академической историографии. С их именами связаны фундаментальные исследования и проекты 1960-1970-х годов, которые задали новое направление осмыслению национальной истории в Японии, прежде всего семитомная коллективная монографил «Дорога к войне на Тихом океане», переведенная на сей раз не в СССР, а в США[106].
Авторы не скрывали, что задумали ее как полномасштабный ответ на марксистскую «Историю войны на Тихом океане» и как шаг по сближению японской науки с европейской и американской. Мощная документальная основа, критический подход к источникам, ориентация на «летописание», а не на заданную интерпретацию, стремление дистанцироваться от одиозных, радикальных точек зрения – все эти черты надо признать несомненными достоинствами монографии. Отход от стереотипов марксистской историографии и от обвинительных формул Токийского процесса был воспринят рядом рецензентов как «ревизионизм», на что американский историк японского происхождения Акира Ириэ резонно заметил: «Трудно охарактеризовать эту работу как ревизионистскую хотя бы потому, что не существует стандартной истории, которую можно было бы ревизовать»[107]. Именно «Дорога к войне на Тихом океане» стала и во многих отношениях продолжает оставаться стандартной работой по внешней и отчасти внутренней политике Японии 1930-х и начала 1940-х годов. По некоторым позициям семитомник «перекрыт» позднейшими исследованиями, но о его сохраняющемся значении говорит переиздание, выпущенное четверть века спустя. Можно сказать, что задуманный «ответ» удался.
«Дорога к войне на Тихом океане» стала одним из первых крупных – и, заметим, успешных – опытов поиска «золотой середины» в интерпретации национальной истории научными кругами. Затем этим пришлось заняться министерству просвещения, которое всегда стремилось к сглаживанию «острых углов», прибегая к прямой цензуре только в крайних случаях. Подобные меры применялись, как мы увидим, и к «правым», и к «левым» авторам, но правый радикализм до сих пор не пользуется ни популярностью, ни уважением в образованном японском обществе и даже в консервативных правящих кругах считается более опасным, чем левый. Поэтому и репрессивные меры, применявшиеся к «прогрессивным» авторам, получали несравненно больший общественный резонанс.
Еще одной «знаковой фигурой», символом борьбы левой научной общественности против консерватизма правительственных кругов стал историк Иэнага Сабуро, некогда удостоенный премии министерства просвещения за популярную работу по истории японской культуры. Трудности с одобрением учебников начались у него почти сразу. Соглашаясь на требуемые поправки, он одновременно выступал с публичной критикой министерства просвещения и политики контроля над учебниками, акцентируя внимания на ее идеологической и политической стороне. Наконец, в 1965 г. он подал в суд на министерство, требуя признать его действия неконституционными: нарушение гарантированных конституцией 1947 г. свобод слова и научной деятельности. Иэнага хотел создать прецедент и привлечь к проблеме внимание общественности, в чем несомненно преуспел: его действия поддержали многие общественные организации, включая влиятельный прокоммунистический Всеяпонский союз учителей. Битва Иэнага с министерством просвещения продолжалась более тридцати лет в судах различной инстанции и закончилась официальным признанием Верховным судом в 1997 г. незаконности отдельных требований чиновников, но не неконституционности цензуры учебников как таковой. Одновременно он продолжал работать над новыми учебниками, стараясь прийти к определенному компромиссу с властями, однако его отношения с министерством были окончательно испорчены: по итогам очередного рассмотрения его учебников в начале 1980-х годов от автора потребовали внести около пятисот поправок.
Иэнага не был коммунистом, но полностью разделял негативистские оценки «фашистского» и «милитаристского» прошлого Японии. Исправления, внесенные министерством просвещения, казались общих оценок войны в Китае и на Тихом океане как «агрессивной» и характеристик отдельных событий вроде «нанкинской резни» 1937 г. Министерство не оспаривало ни факта «резни», ни приводимых данных о количестве жертв, требуя лишь сокращений и смягчения выражений, «позорящих» японскую армию и страну в целом. Несколько процессов в судах нижестоящих инстанций Иэнага выиграл, что заметно повлияло на духовный и интеллектуальный климат в обществе, однако министерство каждый раз оспаривало невыгодное для него решение, стремясь поддержать свой престиж. Возможно, под влиянием этого министерство просвещения неоднократно разрешало учебники, содержащие аналогичные пассажи и оценки, так что во многих его позднейших требованиях к Иэнага можно видеть предубежденность личного характера.
Наконец, 29 августа 1997 г. Верховный суд квалифицировал как законные и правомерные поправки министерства просвещения к учебникам Иэнага по трем главным пунктам: сопротивление корейского народа Японии во время японо-китайской войны 1894–1895 гг., «нанкинская резня» и битва за Окинаву. Иэнага удалось отстоять право на включение в учебники информации об «отряде 731», занимавшегося разработкой биологического оружия, хотя министерство просвещения настаивало на изъятии любых упоминаний о нем. Не удалось решить и вопрос о конституционности цензуры учебников, которая по-прежнему остается в силе[108].
Судебные процессы Иэнага против министерства просвещения получили широкую огласку в Японии. Средства массовой информации подробно освещали и комментировали все перипетии и этапы процесса (особенно ранние), который стал символом борьбы честного и независимого ученого против произвола «реакционных» чиновников. Однако со временем интерес к подобным событиям ослабел: начиная с периода высоких темпов экономического роста в обществе все более распространялись идеи умеренного национализма, министерство просвещения проводило все более гибкую и взвешенную политику, а позиции прокоммунстической и марксистской историографии постепенно, но неуклонно ослабевали.
Настойчивость, с которой Иэнага писал о «нанкинской резне» и добивался включения информации о ней в школьные учебники, подвигла и других авторов обратиться к исследованию этих событий, но эту тему – ввиду ее важности и мирового резонанса – мы рассмотрим отдельно, в виде case-study в завершающей части этой книги.
Новые диссиденты: критика справа
Споры о «нанкинской резня» дали толчок более широким дискуссиям, которые уже в семидесятые годы проходили «на повышенных тонах» и характеризовались идеологической непримиримостью. Накал страстей усилился с приходом к власти в 1982 г. правительства Накасонэ Ясухиро и началом «неоконсервативной» волны, что немедленно отразилось и на восприятии национальной истории. Демонстративные официальные визиты нового премьера в токийский синтоистский храм Ясукуни-дзиндзя – место символического упокоения душ всех, павших за Великую Японию, не исключая и «военных преступников», – стали символом перемен в государственной политике, не зашедших, впрочем, слишком далеко. Действительно, консервативные и националистические круги в эти годы все чаще выступали с требованиями реформы образования, в том числе преподавания национальной истории, но это было не в последнюю очередь связано с общим обострением «холодной войны».
Следуя общей политической и идеологической линии кабинета Накасонэ и учитывая поднимавшуюся волну неоконсервативных и националистических настроений, министерство просвещения в 1982 г. распорядилось выпустить ряд учебников по национальной истории для средних школ, в которых действия японской армии в Китае в 1937 г. деликатно назывались «продвижением» войск. Употребление в учебниках слова «агрессия» (синряку) применительно к войнам, которые вела Японская империя, было официально запрещено. Последовавшие за этим официальные дипломатические протесты ряда азиатских стран вынудили правительство «сбавить обороты». Развернулась очередная кампания критики слева, которую направляло Общество граждан, озабоченных проблемой учебников, но сразу же оформилось и оппозиционное гражданское движение справа.
В октябре 1981 г. был создан Народный совет в защиту Японии, объявивший в числе своих целей и задач реформу народного образования и гражданского воспитания в духе патриотизма, включая пересмотр послевоенного Основного закона об образовании и Конституции 1947 г. Представители Народного совета в защиту Японии несколько раз встречались с премьером Накасонэ и передавали ему петиции и обращения, на которые он реагировал, как правило, с одобрением, в том числе публично. Среди руководителей и идеологов Народного совета было немало общественных деятелей, педагогов и ученых с довоенным прошлым, что позволяло критикам обвинять их в «милитаризме» и «фашизме». Однако наряду с откровенными националистами в верхушку Народного совета входили и такие идеологи атлантизма и японо-американского союза как Касэ Тосикадзу, бывший дипломат и автор популярных книг по проблемам международных отношений, пользовавшийся доверием Накасонэ.
Именно Касэ стал официальным редактором программного издания Народного совета – «Нового курса истории Японии», выпущенного в качестве школьного учебника по национальной истории