И тем не менее в конце 20-х годов VIII в. социальные волнения крестьянства усилились. В императорском указе, изданном в 9-м месяце 730 г., говорилось о распространении в столице и провинциях грабежей, пиратства, о молитвенных сборищах в провинциях и окрестностях столицы, в которых участвовало до 10 тыс. человек, об антиправительственных проповедях. Указ предписывал арестовывать нарушителей закона, использовать для борьбы с ними воинов [37, т. 1, с. 123]. В следующем году в ряд провинций были посланы карательные отряды для розыска и ареста «смутьянов» [207, с. 306; 307].
Кроме крестьян борьбу с властями вели также племена эдзо (айну), жившие на востоке и северо-востоке Хонсю и Хоккайдо, и хаято, населявшие юг Кюсю. В VIII в. эти племена, притеснявшиеся феодальным режимом, неоднократно поднимали восстания, жестоко подавлявшиеся властями. Часто совершались походы против эдзо и хаято с целью подчинить их центральному правительству.
Захваченные в плен аборигены являлись почти единственным источником рабства в VIII в., не считая крестьян, совершивших преступления, и, конечно, детей рабов. Отчетливо выраженный процесс становления феодальной общественно-экономической формации ослабил развитие рабовладельческого уклада. Дело здесь не только в значительном количественном превосходстве крестьянского населения над рабами, но и в формах собственности и роли рабского труда.
Рабы, работавшие на земле, не были, разумеется, заинтересованы в результатах своей деятельности, поскольку не могли распоряжаться урожаем, а в обслуживании господствующего класса участвовали не только рабы, но и крепостные ремесленники, и крестьяне. Падение роли рабского труда в VIII в. нашло выражение в законодательстве: с 723 г. наделы на рабов выдавались не с 5-летнего, а с 12-летнего возраста, а в 791 г. выдача наделов на рабов была прекращена [252, с. 55].Это объяснялось и уменьшением числа рабов вследствие их освобождения, и сокращением фонда надельных полей, захватывавшихся знатью.
По «Тайхо рицурё», рабы делились на пять категорий: рабы при императорских гробницах (рёко), рабы правительственных учреждений (канко), домашние рабы (кэнин), государственные рабы (кунухи), частные рабы (синухи) (32, с. 103–105). Закон разрешал семейную жизнь только первым трем категориям. Более половины всех рабов составляли наследственные частные рабы. Категория канко пополнялась за счет крестьян, обращенных в рабство за преступления, а также детей домашних, государственных и частных рабов, рожденных от членов семьи хозяина [265; 239].
Не приходится говорить о полном бесправии рабов, юридически являвшихся движимым имуществом рабовладельца, приравненным к тягловому скоту. За одинаковое преступление рабу, как уже отмечалось, назначалось более тяжелое наказание, чем крестьянину. Специальных невольничьих рынков в Японии не было, но работорговля существовала. Корова стоила в VIII в. 600–700 снопов риса [2160–2520 л] лошадь — 800–1000 снопов [2880–3600 л]; столько же или несколько больше стоил раб. Ясно, что крестьянину покупка раба была недоступна. Большая часть рабов принадлежала центральному правительству и феодальной знати [207, с. 229–230].
Жизнь и быт господствующего класса VIII в., в особенности столичной аристократии, изучены японскими историками достаточно подробно на основе документов, сведений официальных историй и художественной литературы. Правда, в источниках нет подробных описаний имущественного положения знати в VIII в., но о нем можно составить представление по отдельным, разрозненным фактам. Родовая аристократия (кидзоку) получала земли, бенефиции, разного рода выплаты за службу, пользуясь при этом налоговыми и иными льготами, владела домами, храмами и весьма большим числом рабов [249; 390].
Правом на бенефиции пользовались принцы и высшие чиновники 1–3-го рангов, получавшие все три вида натуральной ренты (со, тё, ё) с определенного числа крестьянских дворов. Чиновникам 4–5-го рангов вместо бенефиций выдавалось пожизненное ранговое жалованье (ироку) шелком, шелковой ватой и полотном. Остальные представители столичном знати, имевшие ранги от 6-го и ниже, правом на это жалованье не пользовались. Однако часто они были родственниками высшей знати: сыновьями и внуками чиновников до 3-го ранга и сыновьями чиновников 4–5-го рангов; поступая на службу, они автоматически получали ранги на 3–4 ступени ниже отцовского. Кроме того, все чиновники дважды в год — в первой декаде 2-го и 8-го месяцев — получали сезонное жалованье (кироку) при условии, что в минувшем полугодии они прослужили не менее 120 дней. Это право распространялось и на тех, кто имел ранг, но не имел должности (санъи): в этом случае вместо службы они должны были с раннего утра до полудня присутствовать в департаменте церемонии и чинов (сикибусё), ведавшем назначением и перемещением чиновников. Доход от ранговых и должностных земель и бенефиций давал чиновникам высших рангов более 6 тыс. коку (1080 тыс л) риса в год [207, с. 138–140].
Налоговые льготы столичной знати тоже были весьма значительны и зависели от ранга и социального положения. Чиновники до 3-го ранга, а также их отцы, деды, братья, сыновья и внуки, чиновники 4–5-го рангов и их сыновья освобождались от всех видов налогов, кроме зернового. Остальные чиновники, дворцовая охрана и обслуживающий персонал государственных учреждений освобождались от отработочной повинности (32, с. 92). При этом привилегии аристократии не ограничивались налоговым иммунитетом. Установленные «Тайхо рицуре» пять видов наказания за преступления распространялись на эксплуатируемые классы и слои населения; аристократ же наказывался лишением должности и ранга, а его родственники — отец, мать, жена, дети — могли откупиться медью в количестве, зависящем от тяжести преступления.
Столичная знать владела также родовыми храмами, а храмы, в свою очередь, — землями. Почин положила жена одного из руководителей переворота 645 г., Фудзивара-но Каматари, решившая после его смерти, в 669 г., превратить один из домов в буддийский храм. Строительство этого храма, Кофукудзи, было завершено в VIII в.[24] Другой аристократ, один из составителей «Тайхо рицурё», Симоцукэ-но Комаро, владел родовым храмом Симоцукэнодзи. О богатстве Комаро свидетельствует также случай его обращения к императору с просьбой разрешить ему освободить 600 рабов [207, с. 134]. Кроме рабов чиновникам до 5-го ранга предоставлялись слуги и телохранители, а принцам — пажи из числа сыновей и братьев чиновников низших рангов.
Почти все представители столичной знати несколько раз в течение жизни командировались на 2–3 года (по закону — на 4–6 лет) в провинции, на должности губернаторов (куни-но цукаса, куни-но ками), вице-губернаторов (сукэ) и других чиновников губернаторских управлений [219]. Служба в провинциях давала столичной знати дополнительные возможности для обогащения за счет обработки пустовавших земель и усиления эксплуатации крестьянства. В первые десятилетия VIII в. среди этого слоя знати были и чиновники, стремившиеся строго следовать «Тайхо рицурё» и препятствовать росту частнофеодальной собственности. К их числу относился, например, один из составителей этого свода, а затем губернатор провинций Этиго и Биго (на о-ве Кюсю) Мити-но Обитона, активно проводивший государственную политику поощрения земледелия. В этих целях он настойчиво привлекал крестьян к расширению заливных полей и созданию искусственных озер, но всемерно сопротивлялся захвату освоенных целинных земель столичной и местной знатью и храмами. Этим же отмечена деятельность Фудзивара-но Мутимаро на посту губернатора провинции Оми в 716 г. [281, с. 269–270].
К местной знати (кодзоку) относились начальники уездов (гундзи) и другие уездные чиновники (гэкан) и их родственники. По «Тайхо рицурё», уезды в зависимости от числа деревень делились на пять категорий. Для местной знати существовала своя система рангов (гайи).
Уездные чиновники в отличие от губернских занимали свой пост пожизненно, при их назначении главное внимание уделялось наследственному положению. В VIII в. это были еще главным образом потомки бывших куни-но мияцуко, управлявших до реформ VII в. теми же территориями. Общественное положение уездных чиновников было ниже, чем губернских, но имущественное — в ряде случаев выше. По закону о церемониале уездный чиновник, встретив по дороге любого губернского чиновника, даже самого низшего по должности и рангу, обязан был сойти с лошади и приветствовать его. Должностные же наделы начальников уездов (6 тё, т. е. 6, 3 га) значительно превышали наделы губернаторов (максимум — 2 тё 6 тан — 2,73 га). Вице-начальник уезда получал 4 тё (4, 2 га), остальные уездные чиновники — по 2 тё (2,1 га) земли [271, с. 96–97]. Разумеется, владения и имущество губернаторов далеко не ограничивались должностными землями, а уездные чиновники не получали сезонного жалованья, но последние имели возможность обогащаться за счет крестьян и, кроме того, владели рабами, на которых выдавался надел и которые работали на должностных полях.
Закон гарантировал местной знати ряд привилегий. В частности, сыновья и младшие братья уездных чиновников имели право на обучение в провинциальных школах (кокугаку), существовавших во всех провинциях, за исключением центральных (Кидай). Принимали в эти школы в 13–16-летнем возрасте, обучение длилось до девяти лет. Успешно учившиеся и желавшие продолжить образование молодые люди отправлялись в столицу, сдавали экзамен в департаменте церемоний и чинов и в зависимости от его результата могли быть зачислены в столичную высшую школу (дайгаку). Тем же, кто по окончании провинциальной школы хотел сразу поступить на службу, после сдачи экзамена в столице присваивался чиновничий ранг ([32, с. 129–130]; см. также [309]).
Другой привилегией сыновей и младших братьев уездных чиновников, прежде всего нача