вых форм, связанные с общими тенденциями развития культуры, по-видимому, продолжались. Такое предположение находит косвенное подтверждение при сопоставлении историографии и других областей духовной деятельности, в частности поэзии, которой тоже отводилась важная роль в управлении государством.
Развитие стихосложения на японском языке с последних десятилетий IX в. привело, в частности, к тому, что организационная деятельность в этой области была оформлена в 951 г. созданием учреждения, собиравшего японские стихи (Сэнвакасё). Одновременно была активизирована работа ранее созданного специального учреждения по составлению национальной истории (Сэнкокусксё).
Так или иначе, подготовленные лишь в середине ХII в. «Династийные анналы» («Хонтё сэйки»), продолжавшие «Хронику трех императоров Японии» и охватывавшие конец IX — середину XII в. [42], по форме отличались от предшествовавших историй: составитель «Династийных анналов» Фудзивара-но Митинори не только основывался на записях и дневниках секретарей Государственного совета, но и включал в «Династийные анналы» выдержки из дневников частных лиц почти без изменений и в хронологической последовательности.
Отмеченный выше рост значения филологии с начала IX в. был связан с развитием поэтического творчества — одной из важнейших духовных ценностей хэйанской знати. Поэзия не являлась единственным или основным занятием раннесредневековых стихотворцев — все они, как правило, служили в столице или губернаторствах. В первой половине IX в. особенно поощрялось сочинение стихов на китайском языке, требовавшее кроме таланта основательной языковой и литературной подготовки, умения проникнуть в смысл иероглифического образа, постичь его оттенки, подобрать контрастные значения. По инициативе императора, а затем — экс-императора Сага во втором-третьем десятилетиях IX в. были составлены три поэтические антологии на камбуне. В предисловии к первой из них — «В заоблачные дали» («Рёунсю», 814 г.) — один из составителей, губернатор провинции Мино — Оно-но Минэмори, процитировал слова вэйского императора Вэнь-ди (III в.) о важной роли литературного творчества в управлении государством. Именно эта идея лежала в основе поощрения поэзии. Она же дала заглавие третьей антологии — «Об управлении государством»(«Кэйкокусю») (827 г.).
Вторая антология — «Сборник изящной словесности» («Бунка сюрэйсю», 818 г.) — составлялась по образцу китайского «Литературного изборника» («Вэньсюань», VI в.), популярного в Японии с VII в. и в свое время оказавшего влияние на «Сборник множества стихов» («Манъёсю»). Стихи в антологии, как и в «Литературном изборнике», располагались по жанрово-тематическому принципу, и сам заголовок японского сборника был заимствован из предисловия составителя «Литературного изборника» принца династии Лян Сяо Туна (Лян Чжаомина), где слово «бунка» (кит. вэньхуа) употреблено в значении «изящная словесность» [23, с. 2].
Первые две антологии (814–818) сохранились полностью, третья — частично. Они включали стихи почти 200 авторов, написанные в 707–827 гг., среди последних было немало женщин. Стихотворения самого императора Сага могли бы составить отдельный сборник.
Кем были авторы этих произведений? Какое место в их жизни занимала поэзия? Приведем несколько примеров.
Один из главных составителей антологии «В заоблачные дали», Сугавара-но Киёкими, происходил из семьи губернского чиновника из рода Хадзи, фамилия же «Сугавара» происходила от названия деревни в провинции Ямато, где отец Киёкими владел домом. С детства под руководством отца Киёкими изучал конфуцианскую классику и китайские исторические труды, а затем, с 777 г., — историю и филологию в университете. В 804 г. он был послан в Чанъань в составе японской миссии, а после возвращения стал проректором университета, позднее был назначен вице-губернатором провинции Овари, вице-мэром Левой столицы (восточной части Хэйан), ректором университета, секретарем Государственного совета. Во время составления антологии Киёкими служил чиновником департамента церемоний и чинов, а в 818 г. стал «профессором» истории и литературы (мондзё хакасэ) [283, с. 188–191]. В этом назначении, несомненно, сыграла роль его творческая и редакторская деятельность.
Поощрение поэтов должностями было в Хэйан скорее исключением и в данном случае объяснялось склонностями императора Сага, в жизни которого поэзия занимала главное место. Довольно часто поэты и ученые попадали в опалу, посылались служить в дальние провинции, обвинялись в заговорщической деятельности — и не потому, что не угождали власти своими стихами и трудами. Напротив, хэйанская поэзия если не воспевала власть, то была к ней лояльна; для поэтов могла быть характерна печаль, тоска по ушедшему времени, но не критика сложившегося порядка или отдельных его носителей. В политике ценилось стремление угождать; ученостью пользовались, но ее боялись. Однако поэты и ученые, сами часть государственной машины, часть господствующего класса, служа этому классу, далеко не всегда были склонны раболепствовать перед вышестоящими. И если они мешали какому-либо политикану, их устраняли. Так было, например, с Сугавара-но Митидзанэ, сосланным в 901 г. на Кюсю из-за интриг министра Фудзивара-но Токихира.
Среди поэтесс, авторов стихов в антологии «Об управлении государством», была Утико, одна из многочисленных дочерей Сага, рано изучившая китайские памятники «Ши цзи» и «Хань шу», хорошо знакомая с литературой. В 818 г. Утико стала жрицей храма Камо. Весной 823 г. незадолго до отречения от трона, Сага посетил храм, чтобы провести там праздник любования цветущей сакурой. Было устроено поэтическое состязание. Стихи вообще в то время чаще всего писали во время праздников и банкетов. Сага дал тему — «весенние дни на горной земле». Семнадцатилетняя Утико сразу взяла кисть и написала стихотворение, в котором выразила радость по поводу посещения императором «горной земли» (резиденции жриц), где они проводят «весенние дни» — свою молодость. Сага присвоил Утико 3-й ранг и пожаловал 100 дворов в бенефиций [283, с. 197–199].
Известным поэтом, ранние стихи которого есть в сборнике «Об управлении государством», стал Оно-но Такамура, о судьбе которого рассказывается в «Хронике императора Японии Монтоку». В детстве вместе со своим отцом — упомянутым выше Минэмори — он жил в провинции Муцу, где Минэмори служил губернатором. После возвращения семьи в столицу Такамура занимался военной подготовкой — стрельбой из лука и верховой ездой. Узнав об этом, император Сага выразил неудовольствие такими склонностями сына поэта и заставил Такамура учиться в университете. В 836 г. последнего назначили помощником главы дипломатической миссии в Китай, но, поссорившись перед отплытием с послом, он выехать отказался. Разгневанный экс-император лишил его рангов и сослал в провинцию Сануки, где Такамура писал изящные стихи. В 841 г. ему вернули чины [29, с. 43].
Сочинялись в то время и стихи на японском языке, однако большинство произведений первой половины IX в. утеряно. Традиции японской поэзии в середине столетия стали возрождать нарские монахи. В 849 г. монахи храма Кофукудзи поднесли императору Ниммё, отмечавшему свое 40-летие, 40 буддийских статуй и 40 свитков стихотворных поздравлений [283, с. 287].
Толчком для развития поэзии на японском языке стали, безусловно, и поэтические состязания. Рубежом в развитии поэзии явилась антология на японском языке — «Сборник старых и новых японских стихотворении» («Кокин вакасю»), составленный в начале X в. и включавший 1100 стихотворений Арихара-но Нарихира, Оно-но Комати, Ки-но Цураюки, ряда императоров и других известных и неизвестных поэтов второй половины VIII — начала X в., в том числе провинциальных. Каждый из 20 свитков антологии посвящался определенной теме — временам года, любви и т. д.
Руководил всей работой Ки-но Цураюки, он же написал предисловие к сборнику [119], включавшему 120 его стихов. Глава одного из старых аристократических домов, оттесненных от власти домом Фудзивара, Цураюки занимал невысокие должности. Лишь в 930 г, его назначили губернатором провинции Тоса, после возвращения из которой он написал (под псевдонимом) известный «Дневник Тоса» («Тоса никки») [88, с. 58–72; 89], имеющий и литературную, и историографическую ценность. С 935 г. Цураюки в течение пяти лет безуспешно обращался к министрам с просьбой о предоставлении ему очередной должности, но лишь через пять лет его назначили начальником управления по иностранным делам и делам буддийских монахов (гэмбарё) в департаменте обрядов (дзибусё), а в 944 г. за год до смерти, Цураюки присвоили 5-й ранг [314].
Классическим типом хэианского поэта-аристократа японские исследователи считают Арихара-но Нарихира (825–880), внука императоров Хэидзэй (по отцу) и Камму (по матери). Как и другие, он был не профессиональным поэтом, а чиновником, увлекавшимся поэзией в частной жизни. В отличие от Цураюки он не подносил стихов императорам, а чаще посвящал их женщинам. Известно, что аристократы заполняли избыток свободного времени любовными похождениями, и Нарихира — типичный образец такого хэианского Дон-Жуана, изысканно-куртуазного и печального, через всю жизнь пронесшего память о любовных страданиях молодости: неразделенной любви к Фудзивара-но Такайко, выданной замуж за наследного принца Корэхито, и романа с жрицей храма Исэ. Была и другая причина разочарований Нарихира, женившегося по расчету на женщине из дома Ки, родственного императору Монтоку, и пережившего крушение надежд на возвышение [283, с. 280, 290–292, 294–295]. Но сильная сторона поэзии Нарихира (в «Сборник старых и новых японских стихотворений» включено 30 его стихов), определившая глубину эмоционального воздействия на читателя, как раз и заключена в том, что в стихах он выражал чувства, которые пережил сам:
Цуки-я аран
Хару-я мукаси-но
Хару нарану.
Вага ми хитоцу-ва
Мото-но ми-ни ситэ
Безлунная весна