Возросшая роль японской поэзии в жизни хэйанского аристократического общества выразилась в функциях упомянутого выше учреждения, собиравшего японские стихи. Здесь занимались написанием чтений иероглифов к антологии VIII в. — «Сборнику множества стихов». От длительного пользования свитками со стихами, чтения иероглифов, написанные азбукой, стерлись, и теперь требовалось их восстановить. Готовилась и новая поэтическая антология, составленная во второй половине X в., «Сборник позднее собранных японских стихов» («Госэн вакасю»). Составители антологии — Киевара-но Мотосукэ, Минамото-но Ситаго и другие (насицубо-но гонин)[64] — были поклонниками Ки-но Цураюки, но и как поэты, и как редакторы, по единодушному мнению исследователей, намного уступали поэтам второй половины IX — начала X в. Интерес к ранее созданному возобладал во второй половине X в. над интересом к творению нового [283, с. 465–466].
Китайские и японские стихи писались аристократами и в XI, и в XII вв. Вместе с тем с IX в. развивались новые жанры литературы — повесть и роман (моногатари), дневники (никки), продолжали составляться сборники легенд и предании (сэцува).
Повести X в. — стихотворные и прозаические — создавались в тесной связи с развитием живописи. Истоком многих повестей был фольклор. Народные легенды легли, например, в основу «Повести о старике Такэтори» («Такэтори моногатари») первого из известных произведений X в. в этом жанре. В повести рассказывается о старике Такэтори, нашедшем в зарослях бамбука принцессу Кагуя, руки которой добивались пять принцев. Повести в стихах, первоначально передававшиеся устно, в X в. стали изображаться в живописи, которой давалось объяснение и толкование. После этого записывался и издавался расширенный текст повести [201, с. 225–226]. Другим истоком повестей стала поэзия аристократов. В частности, на основе стихов Арихара-но Нарихира в X в. была создана «Повесть об Исэ» («Исэ моногатари») [15]. Образ молодого аристократа, бросившего политику и проводящего время в любви и развлечениях, — это портрет Нарихира. Позднее появились также записанные легенды о других известных поэтах и поэтессах — Оно-но Такамура, Оно-но Комати.
Высшим достижением хэйанской литературы стал, без сомнения, роман придворной дамы (нёбо) Мурасаки сикибу «Повесть о принце Гэндзи», написанный в начале XI в. [71]. Придворные дамы — дочери аристократов — должны были жить во дворце императрицы, знать иероглифы, уметь писать стихи, играть на музыкальных инструментах, иметь длинные волосы и поддерживать доброжелательные отношения с окружающими. В 54 частях «Повести о принце Гэндзи» живо описаны быт и нравы аристократии, чувства, увлечения, духовная жизнь.
Разновидностью моногатари стали также исторические повести. В середине XI в. была написана «Повесть о процветании» («Эйга моногатари»), охватывающая почти двухсотлетний период правления 15 императоров с конца IX в., но преимущественно посвященная расцвету дома Фудзивара в конце X — первых десятилетиях XI в. Это — первое произведение на историческую тему, написанное японской слоговой азбукой, тематически выходившее за рамки официальных императорских анналов и представлявшее как литературно-художественную, так и историографическую ценность [449].
С X в. создавались и литературные дневники, представлявшие собой, как подчеркивает В. Н. Горегляд, дневниково-мемуарную литературу [88, с. 334]. Это были законченные художественные произведения в отличие от многочисленных дневников аристократов, писавшихся на древнекитайском языке с VII в и выполнявших функции современных газет и памяток. Творческое наследие Мурасаки сикибу, о которой сказано выше, включало кроме «Повести о принце Гэндзи» стихи и дневник, написанный на японском языке в 1008–1010 гг. Мурасаки не только регистрировала в нем события, отмечала то, что видела и слышала, но и приводила их оценку придворными, излагала собственные впечатления.
Легенды, рассказы, предания (сэцува) к концу раннесредневекового периода претерпели заметную эволюцию. «Удивительные рассказы о дурном и хорошем, происходившем в Японском государстве («Нихонкоку гэмпо дзэнъаку рёики»), написанные на древнекитайском языке — камбуне в VIII в., основывались на произведениях китайской литературы, служивших не только моделью: из них была заимствована часть материала. Расцвет же прозы сэцува исследователи относят к XII–XIII вв. и связывают, в частности, с «Повестями о прошлом и настоящем» («Кондзяку моногатари») [164, с. 3]. Это произведение содержит более 1 тыс. буддииских и светских рассказов и легенд, отражающих многие явления социальной и культурной жизни раннефеодальной Японии и посвященных людям разных классов и возрастов, церемониям и молениям в храмах, «переселению» умерших в рай будды Амиды и т. д.
Одна из особенностей литературы XII в. состоит в том, что аристократия перестала быть ее единственным героем. В «Повестях о прошлом и настоящем» рассказывается о монахах и самураях, императорах и крестьянах. Отдельные описания жизни крестьян содержатся и в «Новых записях о комических представлениях» («Синсаругакки») — книге Фудзивара-но Акихира, ученого, жившего в конце XII в.
Переход от китайской поэзии к сочинению стихов на японском языке, издание антологий японской поэзии начиная с X в. и развитие повествовательной литературы намного расширили сферу изображаемого, в которую были включены и новые социальные объекты, и новые пространственные явления. Изолированный мир эмоций и чувств хэйанской аристократии, выраженный в изящной поэзии, чудесные легенды и поэтическая фантазия, невероятные приключения и скрупулезное описание быта — все эти элементы, наслаиваясь и расширяясь, формировали культурный слой раннесредневекового периода.
Хронологически и по содержанию динамике литературного процесса соответствовало раавитие хэйанской живописи.
Изобразительное искусство
В буддийском искусстве с IX в. стал распространяться новый стиль, связанный с деятельностью новых сект — Сингонсю и Тэндайсю. Начало его развитию положил основатель Сингонсю — монах Кукай, заказавший в Китае космогонические картины — мандала — и буддийскую скульптуру. Мандала, в частности, явилась классическим видом живописи Сингонсю. Первоначальный смысл этого термина — круглый алтарь. Мандала как произведение живописи [77] изображали в центре будду Дайнити (Махавайрочана), имевшего два лика: указывавшего истинный путь (Тайдзокай) и выражавшего разум (Конгокай) Дайнити окружался разными буддами и бодхисаттвами, за которыми располагались боги — защитники буддизма в четырех странах света (ситэнно) и подчиненные им военные божества (сёгун). Каждый из богов мог быть легко узнан по цвету тела и одежды, украшениям и оружию. Так, защитник Востока (Дзикокутэн) изображался с красным телом, гневным лицом, мечом в левой руке и различными украшениями. Защитник Запада (Комокутэи) — желтым, с панцирем и оружием. Дайнити изображался и выражающим оба лика одновременно. Самая старая из таких мандала, хранящихся в храмах горы Коясан — центра деятельности Сингонсю, относится к 1156 г. [353, с. 74; 417]. Под влиянием Сингонсю создавались и скульптурные изображения Дайнити, богов-защитников буддизма, бодхисаттв [290].
Однако мандала писались еще в танском стиле. Развитие японского стиля в буддийской живописи связано с появлением сюжета райгодзу изображения будды Амида, спускающегося в окружении бодхисаттв на землю, чтобы проводить в свой рай земных людей (саттв). Райгодзу стали создаваться с конца X в., вслед за распространением веры в буддийский рай. Одна из наиболее известных таких картин хранится на Койсан [353, с. 66–67]. Золотой будда Амида и нежно-розовые бодхисаттвы изображены мягкими, возвышенными, привлекательными, готовыми принять в чистый блистательный мир рая ищущих спасения. Границы рая резко очерчены, детали выписаны очень четко и одновременно сливаются в неразделимый образ мира, покоя и изысканности.
Светская живопись (сэдзокка) с японскими сюжетами появилась раньше буддийской — в 50-х годах IX в. Создатели произведений изобразительного искусства — скульпторы и живописцы в отличие от поэтов были профессионалами, чаше всего передававшими свое мастерство по наследству. Сводом законов «Тайхо рицурё» в VIII в. при императорской канцелярии (накацукасасё)[65] было учреждено управление изящные искусств (эси-но цукаса), куда кроме трех чиновников-руководителей входили четыре старших художника (эси), 60 художников (экакибэ), 16 подмастерьев и слуга. Пополнялось управление за счет объединений художников центральных провинций Ямасиро, Ямато, Кавати и др.
В VIII в. живописцы работали исключительно по заказу — писали картины на буддийские и светские сюжеты для двора, расписывали храмы. В начале IX в. управление было реорганизовано, а число художников сокращено в несколько раз. Храмы стали делать заказы без посредничества правительственных учреждений, придворные же художники в IX в. объединились в официальную организацию (эдокоро). Они находились на положении чиновников низших рангов.
Труд художников в раннесредневековой Японии был коллективным; в Хэйан существовало отчетливое разделение труда. Главный художник выполнял тушью эскиз картины (такого художника называли сумигаки, что буквально «означает «рисующий тушью») и определял цвета и оттенки для всех ее элементов. Его ассистенты (саисики эси) наносили краски, после чего главный художник вновь обозначал тушью основные линии и штрихи. Лицо обычно рисовал подмастерье (ницукуриварава), выполнявший также разные работы по указанию главного художника [202, ч. 1, гл. 3; 201, с. 217–218, 232].