Сюжеты танской живописи, распространенной в Японии в VIII–IX вв., имели сложную структуру, включавшую изображение скалистых гор, долин, рек, озер, строений, людей. Обязательным элементом танского сюжета было чудесное, сверхъестественное, религиозное. Типичным образцом живописи в китайском стиле являются миниатюры на музыкальных инструментах, хранящихся в императорском хранилище драгоценностей Сесоин (Нара), а из больших полотен — «Горный дух». Прежде это полотно находилось в Зале Сутры лотоса (Хокэдо) храма Тодай-дзи, а сейчас хранится в Бостонском музее изобразительных искусств под названием «Основная мандала Зала Сутры лотоса». В Японии были известны и китайские повести на разговорном языке, изображенные в живописи и графике (хэмбун).
Параллельно с танскими стали появляться картины с японским сюжетом — яматоэ; как подчеркивает Акияма Тэрукадзу, в Хэйан этот термин употреблялся как антоним караэ — картин с китайским сюжетом. Японская светская живопись IX в. ограничивалась главным образом росписью ширм, вееров, створок раздвижных дверей. В конце IX в. появилась также живопись в свитках (эмакимоно). И на ширмах, и на свитках писались также стихи, по сути дела, здесь искусство каллиграфии, живопись и поэзия соединялись ([202, ч.1, гл.1; 201, с. 220–223]; см. также [284; 300, с. 22–34]).
Произведений японской светской живописи IX — первой половины XI в. почти не сохранилось; о развитии японского сюжета в живописи судят обычно по отдельным упоминаниям в литературе. Самый ранний пример относится к 50-м годам IX в. В частности, в «Сборнике старых и новых японских стихотворений» есть стихотворение, в котором говорится о любовании картиной на ширме, где водопад был изображен так искусно, что зритель слышал звук падающей воды. Но если этот пример вызывает расхождения во мнениях специалистов, поскольку водопад мог быть изображен и на картине с китайским сюжетом, то следующее стихотворение, в котором говорится о багряных листьях клена на реке, задержанных бамбуком [48, с. 271], навеяно, бесспорно, японским сюжетом картины на ширме, принадлежавшей Фудзивара-но Такайко и написанной в 70-х годах [267]: любование багряным кленом было обычаем японской знати. В X в. одновременно с развитием литературного жанра повести стали создаваться повести в живописи (моногатариэ), чаще всего писавшиеся на свитках (эмаки) и служившие не только для иллюстрации, но и для передачи обстановки описываемого. Художник и писатель часто работали вместе, одновременно создавая картины и текст.
Первые из сохранившихся произведений светской живописи на японский сюжет относятся ко второй половине XI в. В 1053 г. в храме Бёдоин был построен зал Хоодо[66], на стенах и дверях которого изображен рай будды Амида. Роспись включает буддийские и светские сюжеты. К последним относятся изображения японской природы — четырех сезонов на четырех дверях (как и на ширмах) — и японских обычаев. Ширина росписи — 3 м, высота — 4 м, но нижняя треть ее почти полностью стерлась. На картинах можно проследить некоторое влияние танской традиции — резкие формы небольших скал и утесов, — но в целом преобладают уже округлые линии холмов, заметно отличающиеся от изображения горных утесов и глубоких долин в танской живописи. Техника живописи также отлична от китайской: для передачи объемности почти не использованы штрихи, выполнявшиеся особой тонкой кистью. Объемность гор, ощущение расстояния, воздуха в отличие от танской живописи создается не множеством тончайших штрихов, а сочетанием очертаний и цветовыми эффектами — густотой красок, плавным переходом от светлых тонов к мглистым [201, с. 233–234].
Наряду с повестями в живописи X–XI вв. создавались картины с пояснительным текстом (этоки), состоявшие из ряда взаимосвязанных сцен и чаще всего использовавшиеся для объяснения верующим содержания буддийских сутр, легенд, биографий монахов. Для этих картин применялись как легко переносимые свитки, так и большие настенные полотна [253] К числу таких произведений относится «Биография принца Сётоку в живописи» («Сётоку тайси эдэн»), написанная, по данным документов храма Хорюдзи, в 1069 г. Хата-но Титэй в самом храме, а ныне хранящаяся в Токийском государственном музее в виде пятистворчатой ширмы. Высота картины — 1,76 м, ширина створок — 2,7–2, 9 м, общая ширина — 13,6 м; она включает около 60 сцен, к каждой из которых прикреплен пояснительный текст на цветной бумаге. Жизнь Сётоку описана в обычаях XI в.: изображены события во дворце, проповеди в буддийских храмах, сражения, аристократы, крестьяне. С XIV в картина неоднократно реставрировалась [201, с. 239–241].
В XII в. увеличилось число картин в свитках. В произведениях первой половины XII в. получила заметное развитие техника живописи, наметившаяся в X–XI вв. Работы художников, творивших в 50–70-х годах XII в., существенно отличаются и резко возросшим интересом ко всему чудесному, легендарному, необыкновенному.
К произведениям изобразительного искусства относят также «Собрание тридцати шести» («Сандзюроку дзинсю») — стихи 36 поэтов, написанные на 39 отдельных листах, 32 из которых хранятся в киотоском храме Ниси Хонгандзи. Их переписывали 20 придворных каллиграфов во втором десятилетии XII в. По мнению специалистов, это были стихи не столько для чтения, сколько для любования: привлекает внимание не только изящество каллиграфического исполнения, но и художественная техника. Текст написан золотой, серебряной и синей краской; использовалась китайская и японская бумага, некоторые листы составлялись из цветной бумаги разных оттенков; в верхней, средней или нижней части листа имеется рисунок [201, с. 243–244].
«Собрание тридцати шести» создавалось группой соревнующихся каллиграфов, что являлось одной из особенностей искусства XII в. Таким же способом писались «Свитки к Повести о принце Гэндзи» («Гэндзи моногатари эмаки») в третьем десятилетии XII в. Сохранилась лишь часть произведения: 19 сцен с полным текстом, 6 — с неполным, один — без картины. Находятся они в Музее изящных искусств Гото и в Рэймэйкай.
Акияма Тэрукадзу установил, что для создания свитков 54 главы повести были разделены на 10 частей, распределенных между пятью аристократами. Каждый из них выбрал по одной-две, максимум — три, сцены из доставшихся ему глав и поручил нарисовать их художнику, который ему нравился; отрывки из текста также поручили написать известным каллиграфам. Поэтому в один свиток входило 8–9 сцен из 4–5 глав [202, ч. 2, гл. 5–6].
Стиль свитков, писавшихся разными художниками, различен. На одной из сохранившихся сцен изображен осенний пейзаж, действие всех остальных происходит в глубине дома либо в углу комнаты, обращенной к саду. Поэтому, чтобы предоставить достаточное пространство для действия, авторы «срезали» крышу； лица изображали анфас, в профиль либо со стороны затылка. Глаза нарисованы тушью, множеством тонких линий, сливающихся в одну, нос — в виде буквы «ку» хираганы (тупого угла), рот обозначен красной точкой. Лица знати типизированы, лишены индивидуальности — по мнению исследователей, для того, чтобы зритель-аристократ мог вложить в героев романа свои чувства и увидеть на картине самого себя. Размер сцен, за небольшим исключением, одинаков: высота — около 21 см, ширина — 48,5 см (шесть картин имеют ширину около 39 см) ([214; 201, с. 246–248]; анализ отдельных сцен см. [72, с. 47–56]).
В 1157–1179 гг. было написано 60 свитков «Ежегодных церемоний и праздников») («Нэнтю гёдзи эмаки»); сохранились копии лишь третьей части этого произведения, ведущую роль в создании которого сыграл придворный художник Токива-но Мицунага. Сопоставление изображения церемоний при дворе, праздников в доме Фудзивара, буддийских проповедей с их описанием в литературе позволяет сделать вывод о высокой точности передачи содержания; живыми и выразительными являются портреты горожан.
Мицунага же был автором сохранившегося в оригинале «Сказания о старшем докладчике Государственного совета Бан» («Бан дайнагон эси») в трех свитках (частная коллекция дома Сакаи). «Сказание» посвящено событиям, связанным с пожаром внутренних ворот императорского городка Отэммон в 866 г. и интригами Фудзивара против дома Отомо, оттесненного от власти. Придворные, чиновники, воины показаны динамично, в действии; цветовая гамма и контуры, выполненные тушью, имеют много сходства со свитками «Повести о принце Гэндзи».
Особенностью живописи XII в., как и легенд, преданий — литературы сэцува, стало участившееся изображение киотоских горожан, воинов, крестьян. На свитках и веерах вместе с аристократами появились теперь их слуги; изображались лавочники, покупатели, выбирающие рыбу, прохожие, несущие на голове купленный товар. Зритель легко мог узнать торговку, служанку не только по простой одежде из грубой ткани или деревянным сандалиям — гэта, надетым на босу ногу, но и по коротким, до плеч, волосам, разительно отличавшимся от длинных, струившихся вдоль тела волос аристократок. Крестьяне часто изображались босыми или в гэта. Черты лиц крестьян и простых горожан — резкие, порой — грубые, в то время как лица аристократов хотя и лишены индивидуальности, но очерчены плавными, округлыми линиями, а закрытые глаза выражают томность. В лицах же крестьян заметна усталость; переданы эмоции — гнев, страх, возбуждение.
Новые тенденции в развитии живописи — изображение народа, а также чудес, юмор — воплотились в одном из наиболее известных произведений 70-х годов XII в., «Легенды горы Сиги» («Сигисан энги эмаки»), посвященном трем удивительным сказаниям о деятельности буддийского монаха из горного храма на границе провинций Ямато и Кавати (начало X в.). Здесь показаны и массы людей, возбужденных, удивленных, испуганных чудом, волшебством, и жанровые сцены — женщина с детьми, увидевшая в окно лающих собак; мужчина, высунувшийся из окна и грозящий собакам палкой. Искусство работы кистью достигло здесь высокого уровня — как в изображении людей, написанных броско, крупным планом, так и в контурах гор и долин [363; 201, с. 249–251: 266; 72, с. 61–72].