Изучив магистерские программы, доступные для иностранцев в Токио, я выбрала два престижных японских университета: Васэда и София. Продолжать изучать японские глаголы мне больше не хотелось: я уже давно не видела себя в качестве синхронного переводчика, которым так мечтала стать ещё лет пять назад. Да и поработав немного в качестве сотрудника по работе с клиентами-японцами в одном из представительств японского туристического агентства JTB в Санкт-Петербурге, я поняла, что перспективы с японским языком не особенно радужные. Вдобавок потоки японистов с трудом находили работу. Кто-то устраивался гидом, кто-то переводчиком на завод Toyota в Петербурге. Другие забывали про язык и уходили переучиваться на программистов и экономистов, откладывая специальность востоковеда пылиться на полочке.
Выбрав направление «Международные отношения и международный бизнес», я начала изучать необходимые документы и отправилась на дополнительные курсы английского, чтобы сдать тест Toefl, который был необходим для приёма на магистерские программы. Полгода подготовки всех документов, сертификатов, экзаменов и эссе - и я ждала того, что приготовила мне судьба. В июне 2010-го, за месяц до получения степени бакалавра, пришло радостное сообщение по почте: меня зачислили на магистерскую программу одного из университетов. Впереди предстояла ещё одна сложность: получение гранта от правительства, но уже в самой Японии.
Высшее образование в Японии платное: сколько будет стоить ваше обучение зависит от того, в какой университет (государственный или частный) и на какую программу вы подаётесь. В среднем стоимость двух лет в магистратуре Японии варьируется от 3 до 6 миллионов иен (3000060000 $). Добавить к этому плату за квартиру, покупку продуктов и всего необходимого для каждодневной жизни - и получается довольно дорогое удовольствие.
В первый месяц своего обучения в магистратуре я начала готовиться к подаче документов на стипендию от правительства Японии. Свободных мест было всего пять, подающих заявление - несколько сотен. Решив задействовать все сильные стороны, я написала длинное эссе на японском о теме своей научной диссертации, что думаю, сыграло свою роль: вернувшись в Японию, я отлично знала, что именно буду изучать в свои последующие научные годы, в то время как другие студенты с трудом понимали, чем будут себя развлекать.
Через несколько месяцев, в начале зимы 2010-го, я одержала ещё одну победу: японское правительство полностью оплачивало моё обучение и выдавало стипендию, которой было достаточно, чтобы вести весёлую и довольно праздную жизнь студента, даже если на это катастрофически не хватало времени. В отличие от бакалавриатских программ гакуси заработать степень магистра сю: си не так уж и просто. Отличительной особенностью моей программы были профессора из самых престижных университетов мира - Harward, Berkley, Tokyo, а моим научным руководителем стала советчик министра юстиции (в Японии иммиграционными делами занимается Министерство юстиции). Программа на степень магистра оценивалась в 30 зачётных единиц (объём изучаемого курса) и подразумевала сдачу различных работ, экзаменов, а также защиту диссертации.
Большую часть своей студенческой жизни в магистратуре я провела в библиотеке. В первой половине дня - занятия, всё остальное время -выполнение домашних заданий. К каждому занятию того или иного курса студенты должны были читать по книге или стопке научных статей, на основе которых они составляли свой анализ происходящего с отзывом, который распечатывался профессором перед каждым классом и иногда зачитывался вслух перед другими студентами.
Помню как вчера, что за свой самый первый научный отзыв я получила твёрдую тройку: к оценке профессор прилагал не самые добрые слова: «Если так пойдёт и дальше, то степени магистра тебе не видать».
Спустя два года беспрерывных занятий, огромного количества литературы и различных научных работ я получила степень магистра от японского университета и дописала научную диссертацию, на составление которой ушло два года. Именно та профессор, которая когда-то влепила мне тройку за первую работу, стала моим научным руководителем и впоследствии довольно хорошей приятельницей.
Тема моего диплома была трудная, непонятная простому обывателю, но для меня очень важная: «Возможности продвижения по социальной лестнице японцев латинского происхождения». Именно она открыла мне глаза на сложное положение иностранцев в японском обществе.
Не японские японцы
Практически никто не знает, что до недавнего времени Япония насчитывала более 300 тысяч бразильцев, перуанцев и других выходцев из Южной Америки. Как могло случиться, что такие разные по менталитету и культуре люди, оказались на далеком японском архипелаге?
Чуть ли не на протяжении всей своей истории Япония оставалась довольно закрытой от внешнего мира страной. Только во второй половине XIX века она была вынуждена сдаться под натиском прибывших к её границам «чёрных кораблей» американского флота. Япония не только открылась для иностранной торговли, но и вскоре стала «донором» мигрантов на Гавайские острова, а впоследствии в Соединенные Штаты и страны Латинской Америки, где сформировались внушительные японские диаспоры. Сама же Япония почти не практиковала приём иностранных граждан, в основном опираясь на внутренние ресурсы.
После Второй мировой войны высокая рождаемость в Японии стала представлять угрозу для её социально-экономической стабильности. Именно поэтому японское правительство стало активно стимулировать отъезд своих граждан в США или страны Латинской Америки. Уже через несколько десятков лет Япония превратилась в одно из самых богатых и развитых государств в мире: дефицит трудовых ресурсов рос, а избалованная японская молодёжь стала сторониться трёх К (кицуй, кикэн и китанай), то есть тяжёлой, опасной и грязной работы: на заводах работать никому не хотелось.
И тут правительство схитрило, обратив внимание на свою диаспору за границей. Под предлогом приобщения к национальной культуре или посещения родственников потомки японских эмигрантов получили «золотой билетик» в Японию, ведь их упрощённая виза предоставляла возможность работать без ограничения каких-либо видов деятельности. На деле же никкэйдзин использовались в качестве неквалифицированной рабочей силы: без знания языка и отсутствия возможности использовать свои дипломы в Японии сотни врачей и учителей становились рабочими на автомобильных заводах и многочисленных фабриках Страны восходящего солнца, где условия работы были довольно спартанскими.
Японское правительство утверждало, что по сравнению с другими иностранцами интеграция потомков мигрантов в местное общество будет намного успешнее, ведь в них течёт японская кровь. В реальности же получалось так, что никкэйдзин - такой же чужеродный элемент, как и любой другой иностранец в Японии: они разительно отличаются по своему менталитету, очень часто не знают языка и выглядят совсем не по-японски. Большинство из них рассматривало приглашение в Японию как возможность хорошенько подзаработать и вернуться домой, без каких-либо сентиментальностей. Ввиду закрытости японского общества и весьма своеобразной культуры это и неудивительно: любому иностранцу довольно сложно ощущать себя своим на японском архипелаге.
Со стороны японских граждан тоже не было и нет каких-либо особых чувств по отношению к потомкам этих эмигрантов: если вам не довелось родиться в Японии от родителей-японцев, вырасти здесь и познать все секреты японского дзэна, даже и не думайте, что вы можете стать членом престижного клуба «Ниппон» (Япония). Правительство мало способствовало хоть какой-то интеграции своих «кровных» родственников в японское общество: вот и получилось, что тысячи и тысячи латиноамериканцев японского происхождения формировали что-то вроде анклавов, где открывали свои магазины, рестораны и даже школы. Дети учили родной язык родителей, которые в свою очередь мечтали поднакопить ещё немного и вернуться домой.
После финансового кризиса 2008 года это стало более чем легко: на этот раз потомкам японских эмигрантов были предложены субсидии, чтобы возвратиться к постоянному месту жительства ввиду наступившего экономического кризиса. Те, кто принимал решение уехать, больше не могли вернуться обратно. Многие учёные критиковали Японию за подобную политику: «А как же приобщение к национальной культуре?» Но правительство будто бы забыло о своих первоначальных намерениях.
Занимаясь два года научной работой на тему латиноамериканцев японского происхождения, я на постоянной основе встречалась с перуанцами, бразильцами или выходцами из Аргентины с очень экзотическими именами - Маркус Канасиро, Фернандо Вага, Пауло Окамото - и многими другими личностями. Некоторые из них были вторым, третьим и даже четвёртым поколением: одни имели классический разрез глаз, а другие внешне были и вовсе не похожи на японцев. Некоторые знали разговорную японскую речь, но большинство - только парочку японских слов. Иностранцы в своих манерах и поведении, они часто были озадачены своими японскими корнями, критиковали местное общество и называли японцев холодным и неприветливым народом.
Больше всего в плане интеграции и экономических перспектив везло первому поколению японских эмигрантов: родившиеся в Японии, они смогли перенять у родителей довольно неплохой японский язык и внешне легче всего ассимилировались с местным населением. Одним из таких был господин Судзуки, который в возрасте пяти лет переехал с родителями в Доминиканскую республику, встретил там свою любовь, попутешествовал по миру и осел в Эквадоре.
С сыном этим прекрасных родителей я случайно познакомилась в Токио. Он-то и стал моим будущим мужем.
Добрачные игры
Брак между моими японскими «папой» и «мамой» был заключён самым традиционным способом - по сговору родителей, что в Японии именуется как о-миаи-кэккон. Жениха и невесту тогда искали через сваху