тдел Японии. Но меня это нисколько не озадачивало: после длительной работы в Японии мой вес как специалиста стал достаточно велик, чтобы игнорировать капризы этой женщины...
Больше всего меня тяготила предстоявшая вторая беседа с Сатюковым. Беседа эта состоялась в присутствии Н. Н. Иноземцева, впоследствии ставшего академиком и директором Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), а в тот момент ведавшего в качестве заместителя главного редактора "Правды" освещением в газете вопросов международной жизни. Свой отказ от продолжения работы в "Правде" я вновь мотивировал нежеланием расставаться со своей профессией японоведа и намерением использовать в своей научной работе обретенные в Японии знания политической и государственной жизни этой страны. И в этом меня поддержал Н. Н. Иноземцев, который был знаком с моей прежней научной работой. Беседа кончилась тем, что Сатюков пошел мне навстречу. "Ну что же,- сказал он суховато.- Пусть будет по-вашему. Вы, как я вижу, человек упрямый, а упрямство - это еще не упорство. Ну да ладно... Примем поэтому такое решение: вы переходите на работу в Институт востоковедения, но остаетесь в "Правде" в качестве внештатного корреспондента. Время от времени мы будем привлекать вас к написанию тех или иных материалов по Японии. Согласны?" Естественно, я с радостью согласился. А несколько дней спустя было принято решение редколлегии "Правды" о вынесении мне благодарности в связи с завершением работы в редакции и переходом на работу в Институт народов Азии (в то время Институт востоковедения АН СССР стал именоваться таким образом) Академии наук СССР и о зачислении меня на должность внештатного корреспондента газеты "Правда". Так вполне благополучно завершился один из самых ответственных, напряженных и интересных этапов моей японоведческой работы.
Часть III
ПЕРИОД ВОЗРАСТАНИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО
ИНТЕРЕСА К ЯПОНИИ
(1962-1973)
Глава 1
В ГУЩЕ НАУЧНОЙ И ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ
ИНСТИТУТА НАРОДОВ АЗИИ АН СССР
Японоведы ИНА в начале 60-х годов
По возвращении в институт я не нашел больших перемен в его научной и общественной жизни. Институт располагался в том же здании в Армянском переулке. Только вывеска при входе была другая. Называлось теперь наше научное учреждение не Институтом востоковедения АН СССР, а Институтом народов Азии АН СССР. Прежним остался основной костяк ведущих творческих работников института, хотя общий штат сотрудников увеличился в три раза. Их численность только в Москве, не считая Ленинградского филиала, достигла к тому времени 600 человек. Институт стал самым большим по количеству работающих в нем людей гуманитарным академическим учреждением. Гафуров принял на работу за минувшие пять лет много молодых специалистов, только что окончивших высшие учебные заведения, а кроме того, привел за собой в стены института большую группу востоковедов из Средней Азии, оказав им помощь в получении прописки и жилплощади в Москве.
Не нашел я больших перемен и в научной жизни отдела Японии. По-прежнему, как и пять лет тому назад, его возглавляла М. И. Лукьянова. Отдел покинули, правда, несколько женщин, либо заведомо непригодных для научной работы, либо вступивших в конфликт с Лукьяновой. Покинули институт М. Ф. Кирпша, К. Ф. Перцева, А. Б. Козоровицкая, И. Я. Бурлингас. Ушел из института и А. И. Ваганов. Не было уже в отделе А. Л. Гальперина, скоропостижно скончавшегося в зале заседаний Международного конгресса востоковедов, проходившего в Москве в 1960 году.
Зато в отделе появилось несколько новых научных сотрудников. Это были в основном люди старшего возраста - выходцы из военных учреждений: С. Т. Мажоров, А. Т. Мельников, А. В. Комаров и бывший преподаватель МИВ М. Г. Фетисова. Звезд с неба они не хватали, но проявляли примерное трудолюбие и дисциплинированность. Весомой стала в отделе роль бывших аспирантов В. А. Власова и С. Б. Маркарьян, защитивших кандидатские диссертации и углубившихся в экономическую тематику. Власов занимался промышленным производством, а Маркарьян - сельским хозяйством. Новый сотрудник М. В. Сутягина изучала роль японских монополий в деловой жизни Японии, а пришедшей в отдел после работы в советском торгпредстве Японии И. А. Ильиной было поручено наблюдение за экономической экспансией Японии в Азии. Интенсивную и плодотворную работу по изучению процессов, происходивших в общественной жизни послевоенной Японии, продолжали П. П. Топеха, Г. И. Подпалова и В. А. Попов. Историю Японии с древнейших времен до наших дней в популярном изложении начал писать в то время многоопытный ветеран науки и журналистики Х. Т. Эйдус. Вопросами развития в довоенной Японии марксистской мысли занимался аспирант К. А. Гамазков. Свои изыскания в области японской культуры и филологии продолжали в отделе две энергичные женщины сравнительно молодого возраста: Л. Д. Гришелева и Н. И. Чегодарь. Переводами древних письменных памятников на русский язык и комментариями к ним занимался К. А. Попов.
Едва ли не все сотрудники отдела участвовали параллельно в подготовке коллективного труда - справочника "Современная Япония". К участию в написании справочника было привлечено также довольно много внештатных авторов - работников практических учреждений.
В целом, однако, в тематике работы отдела Японии ощущалось немало крупных пробелов. Никем не затрагивались в то время, в частности, проблемы внешней политики Японии и советско-японских отношений. Руководство отделом оправдывало это тем, что этими проблемами в те годы занимались такие академические учреждения как Институт мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), Институт Китая, а также подведомственный министерству внешней торговли Научно-исследовательский конъюнктурный институт (НИКИ). Да так оно и было: в каждом из упомянутых научных центров сложились к тому времени группы японоведов, главным образом экономистов и политологов, занимавшихся разработкой ряда проблем экономики и внешней политики Японии, а также изучением состояния советско-японских экономических отношений. В ИМЭМО такую группу экономистов в 60-х годах возглавлял Я. А. Певзнер. В НИКИ значительный вклад в изучение советско-японских экономических связей, а также торговой экспансии японских монополий стали вносить такие компетентные специалисты как П. Д. Долгоруков и С. К. Игнатущенко.
Однако творческое сотрудничество отдела Японии ИНА АН СССР с японоведами упомянутых выше и других научных центров практически отсутствовало. Объяснялось это не столько дефектами в организационной структуре академических учреждений, слабо связанных друг с другом на уровне отделов и секторов, сколько особенностями характера заведующей отделом Японии М. И. Лукьяновой, не умевшей установить дружественные контакты на личной основе с теми академическими учреждениями, где работало довольно большое число специалистов по Японии, включая экономистов, политологов и международников.
Тем не менее в работе японоведов Института востоковедения наблюдались некоторые положительные сдвиги. Быстрое развитие экономических, культурных, научных, общественных и прочих связей Советского Союза с Японией, в которых стали участвовать различные учреждения нашей страны, открыло японоведам института новые возможности для познания японской действительности. Так, в частности, некоторые японоведы стали выезжать в Японию либо в краткосрочные научные командировки, сроком на несколько недель, либо в качестве переводчиков и консультантов в составе различных делегаций советской общественности. В конце 50-х - начале 60-х годов кратковременные поездки в Японию совершили П. П. Топеха, В. А. Власов, С. Б. Маркарьян, Н. И. Чегодарь, Л. Д. Гришелева, Т. П. Григорьева и некоторые другие японоведы, главным образом из числа тех сотрудников института, которые занимались проблемами современности. Их поездки в Японию помогли им лучше ориентироваться в вопросах современной жизни японского общества и успешно преодолевать догматические взгляды на изучавшиеся ими проблемы.
Приступая к работе в институте, я видел свою главную задачу в написании монографии, посвященной вопросам внутренней политической жизни Японии. Именно эти вопросы интересовали меня более всего, и именно по этим вопросам было привезено мною в Москву из Японии наибольшее число книг, журналов и газетных вырезок. Такая монография должна была, по моим первоначальным расчетам, быть написана в течение двух - трех лет, с тем чтобы стать одновременно докторской диссертацией.
Будучи в Японии в качестве журналиста и переключаясь ежедневно с одной темы на другую по долгу своих корреспондентских обязанностей, я не имел времени для того, чтобы сосредоточиться на какой-либо одной теме. Поэтому там я ограничивался лишь сбором литературы по целому ряду вопросов, связанных с внутриполитической жизнью Японии, предполагая "переварить" все собранное по возвращении в Москву. С таким намерением я и согласовал программу своей работы в институте с заведующей отделом Японии М. И. Лукьяновой, под началом которой я вновь оказался на первых порах.
Но в отличие от периода пяти-шестилетней давности мои отношения с Лукьяновой складывались уже иначе. Теперь я вернулся в институт как специалист с длительным стажем пребывания в изучаемой стране (в которой сама Лукьянова никогда не бывала), как автор большого числа статей и заметок об этой стране, опубликованных в наиболее влиятельной газете страны - в печатном органе ЦК КПСС, как человек, пользовавшийся доверием и в редакции "Правды", и в международном отделе ЦК КПСС. Поэтому Лукьянова, хорошо ориентировавшаяся в том, "кто есть кто", сочла за лучшее не вступать ни в какие споры и конфликты со мной и соглашалась без возражений со всеми моими предложениями по поводу моей дальнейшей работы. Иначе говоря, я получил с тех пор карт-бланш в выборе как темы, так и сроков своей научной работы, и это меня вполне устраивало. Свою задачу я видел в скорейшем освоении материалов, привезенных мной из Японии. Что же касается темы, то она была мне ясна: все аспекты государственного устройства и политической жизни Японии нашего времени.