понским языком. Слово hai значит 'да' в качестве ответа на вопрос, но в качестве айдзути означает не согласие, а знак понимания и заинтересованности слушателя; однако его могут ошибочно понять как согласие [Tanaka 2004: 171; Akasu, Asao 1993: 102]. Количественно айдзути встречаются в три раза чаще, чем в английском [Akasu, Asao 1993: 101], еще чаще, чем в китайском и, по-видимому, в русском языке. Для американца языковое поведение японца с частыми айдзути может восприниматься как слишком надоедливое [Clancy and al. 1996: 383].
Оба описанных выше явления показывают важность для японского языка установления и поддержания постоянного контакта между участниками диалога. Отмечается и видное место в системе японского языка лексики, часто стандартизованной, связанной с отношениями говорящего с собеседником. Например, в японском языке одиннадцать извинений [Haga 2004: 39]. Даже при обычной еде употребляют формулы вроде Go-chisoo-sama deshita 'спасибо за угощение' (при выходе из-за стола) [Haga 2004: 249]. Велико и количество приветствий, многие из которых используются только в определенных контекстах. Например, при входе посетителя в магазин или ресторан хозяин или его служащий кланяется и говорит: Irasshaimase 'Пожалуйте! (в больших универмагах для этой процедуры могут нанимать подрабатывающих студенток). Приветствие специфично для данной ситуации и имеет, особенность, непривычную для европейцев: в наших культурах приветствия обычно симметричны, а в данном случае посетитель не должен ничего говорить.
У американцев, как указывает Xага Ясуси, множество японских извинений, приветствий и прочих формул вызывает насмешки [Haga 2004: 250]. Впрочем, склонность японцев к церемониалу еще в середине XIX в. удивляла, а иногда возмущала первых западных наблюдателей. Американцы той эпохи сочли японцев «самым вежливым народом на Земле», но видели в этом признак лживости [Gudykunst 1993: 3], а И. А. Гончаров видел в «приседаниях» японцев признак «азиатчины» и отсталости. Но и сейчас японцы кажутся американцам, в том числе из-за языкового этикета, формалистами и конформистами [Akasu, Asao 1993: 99]. Японцы, учитывая это, могут сокращать использование форм вежливости и поклонов в деловом общении с иностранцами [Свинина 2007].
Еще особенность японского речевого этикета – частота незаконченных предложений. В японском языке конец предложения четко маркирован: оно должно завершаться главным сказуемым. Однако в спонтанной речи (не в письменных текстах) едва ли не большинство предложений выглядит оборванным. И это не считается невежливым, часто даже наоборот. Нередко оба собеседника в одном предложении успевают поменяться ролями: один из них останавливается и дает другому закончить [Akasu, Asao 1993: 103]. По выражению этих же авторов, японская речь состоит из незаконченных предложений, между которыми вставлены айдзути [Akasu, Asao 1993: 102]. Это касается, разумеется, лишь устной речи. Л. Танака указывает, что в таких предложениях при грамматической незаконченности имеется прагматическая законченность [Tanaka 2004: 83].
И даже при грамматической законченности в японской устной речи постоянны эллипсис и недоговорки, особенно, как мы уже отмечали, в общении со «своими». Приводят такой пример диалога из двух реплик: O-negai shimasu. Kashikomarimashita. То есть первый собеседник говорит: Прошу, второй отвечает: Слушаюсь (обе фразы очень вежливы). Явно речь идет о какой-то услуге, но сама услуга не называется [Akasu, Asao 1993: 110]. Авторы данной работы приходят к выводу о том, что в английском языке так не говорят. Впрочем, русского читателя вряд ли удивит аналогичный русский диалог. Так что не одному японскому языку свойственны такие недоговорки, что, однако, не противоречит тому, что для японского языка они особо характерны.
Наконец, в японском речевом общении особо заметны невербальные компоненты. Бросавшиеся в глаза западным наблюдателям поклоны и приседания уменьшились по сравнению с прошлым, но и сейчас приветствие очень часто не требует словесного выражения: достаточно поклона [Tanaka 2004: 53]. Как пишет Хага Ясуси, кэйго у японцев выражается не только в речи, но и в невербальном поведении [Haga 2004: 257–258]. Безусловно, рассмотренные нами в предыдущих главах идеи «культуры молчания» связаны и с этим фактором.
Различия в языковом поведении хорошо видны при столкновении разных культур. Японские ученые жалуются, как им бывает трудно во время стажировки в США. На заседании американской кафедры невозможно понять, кто там заведующий, кто профессор, а кто рядовой преподаватель. В Японии это всегда считается важным, а ранг человека всегда очевиден и по употреблению форм этикета, и даже по невербальному поведению. Другая ситуация связана с детьми, жившими за границей по месту службы отца, а затем возвратившимися в Японию. Они не теряли язык, но долго находились вне японской среды и часто забывали японские правила социального, в том числе языкового поведения. И для них стали открывать специальные школы, чтобы они забыли американские привычки и научились по-японски смеяться, кланяться и употреблять нужные формы адрессива и гоноратива [Yashiro 1995: 147–157]. В России сейчас отношение к подобным детям прямо противоположно: их привычкам подражают.
7.4. Изменения в системе японского этикета
Продолжительное время японские формы вежливости считали чем-то вроде феодального пережитка, после второй мировой войны было немало предложений упразднить эти формы вообще. Реформаторы японской нормы решили, однако, ограничиться их упорядочением и сокращением. В 1952 г. были приняты нормы «Kore karanokeigo» («Формы вежливости отныне»). Однако даже эти меры имели лишь частичный успех. Пожалуй, из всех реформ первых послевоенных лет именно в области реформирования форм вежливости утвержденные правила в наибольшей степени разошлись с реальностью.
Тем не менее, так называемые формы вежливости стали проще по сравнению с тем, что было несколько веков или даже несколько десятилетий назад. Значительно упростились формы, связанные с этикетом, соблюдаемом по отношению к императору и членам его семьи (однако стандартные формы вежливости используются в таких случаях даже в современной газете). В самые последние десятилетия формы вежливости к субъекту или объекту действия (гоноратив), ранее применявшиеся и ко 2-му, и к 3-му лицу, всё реже используются по отношению к 3-м лицам: студенты уже обычно не выражают почтение к отсутствующему преподавателю, хотя в глаза продолжают называть его как положено. Отмечают, что уже не так строго выдерживаются в языке и возрастные различия. А вышеописанные формы семейного этикета не всегда действуют вполне строго. Один японский лингвист пишет, что, начиная с десятилетия 1955–1965 гг., традиционные правила обращения к старшим членам семьи перестали быть обязательными [Sakamoto 1983: 18].
Не всегда формы вежливости употребляют и жены по отношению к мужьям так, как это было представлено в примере из романа Мацумото Сэйтё. Во многих семьях мужья и жены начинают называть друг друга однотипно. В семьях, имеющих детей, особенно маленьких, распространились обращения papa и mama (частые сейчас и в русском языке, но, как пишут японские авторы, не в английском), так же родителей называют и дети, возможны и обращения супругов друг к другу otoosan и okaasan. Пишут, что papa и mama встречались еще в литературе начала XX в., но обычными стали в послевоенное время [Hayashi 1973: 166]. Судзуки Такао даже описал ситуацию, когда пожилая женщина называла mama свою дочь, имевшую ребенка, отмечая, что такое употребление необычно, но возможно [Suzuki 1987c: 141–142].
Так же как жалуются на избыток гайрайго, не одобряют и забвение традиционного употребления кэйго. Особенно этим отличаются люди старшего поколения, пример – книга [Toyama 2005], автор которой родился в 1923 году. Он осуждает неумение современной молодежи писать письма в соответствии с привычными правилами, употреблять должным образом приветствия, не путаться в значениях употребляемых слов и грамматических форм (например, почтительную лексику применяют к себе) и пр. [Toyama 2005: 11–21]. Однако даже Xага Ясуси, в целом скорее настроенный традиционно, без осуждения пишет, что речь современных японцев более динамична, и они меньше думают об этикете, чем раньше [Haga 2004: 253].
Однако пока говорить об исчезновении кэйго преждевременно. Стандартные формы вежливости очень устойчивы, а в некоторых сферах языка их употребление совершенно обязательно. Достаточно назвать официальное общение, рекламу, телевидение, наконец, бизнес. А в наши дни отмечают, что в процессе урбанизации и развития бизнеса роль форм вежливости (этикета) даже возрастает [Ide 1982: 376–377]. И жалующийся на упадок кэйго Тояма Сигэхико признает, что забываются наиболее сложные правила, но наиболее стандартные формы вежливости вроде глагольных форм с суффиксом – mas– даже становятся распространеннее за счет более редких форм [Toyama 2005: 20]. А в диссертации об устной деловой речи в Японии отмечено следующее: «Некоторые японские компании гордятся демократичными и свободными отношениями между своими сотрудниками, отсутствием строгой системы иерархии. По наблюдениям исследователя Т. Наканэ, даже такие успешные предприятия, появившиеся после окончания второй мировой войны, как «Сони», «^овда», неоднократно заявляли о простоте своей системы управления, либерализме. Однако по достижении определенного уровня развития, когда успешная деятельность стала для этих компаний нормой, и увеличилось количество сотрудников, начала складываться и система рангов по традиционному японскому образцу, определилась форма отношений между сотрудниками, стали соблюдаться этикетные нормы делового общения. Сами японцы считают такой феномен свидетельством того, что компания «повзрослела»» [Свинина 2007: 42]. Можно сопоставить «взросление» целых компаний с взрослением отдельных членов японского общества: речь школьников и студентов, еще не занявших место в социальной иерархии, часто имеет большие отклонения от нормы, в том числе и в области