На его пути к безраздельной власти осталось лишь одно препятствие – императрица Тэйси, сестра Корэтики. В 999 году она носила под сердцем второго ребенка от Итидзё. Митинага решил нанести последний, решающий удар. Его старшей дочери Акико было 11 лет. Он устроил так, что ее ритуальное представление ко двору состоялось чуть раньше, чем ожидались роды у императрицы Тэйси.
Акико величаво вступила в изысканно украшенный новый дворец. Ее сопровождали 40 фрейлин. Блестящие черные волосы девочки ниспадали до земли и скользили по полу у нее за спиной. Даже у тех ширм, которыми пользовались приближенные Акико и за которыми дамы прятались, принимая гостей, каркас был покрыт золотым лаком и инкрустирован перламутром. Великолепие дворца настолько ослепляло и очаровывало, что император пропадал там часами. А Акико немедленно получила приглашение в императорскую опочивальню.
В четвертом месяце 1000 года с подачи Митинаги она стала императрицей под именем Сёси. Никогда еще ранее не случалось, чтобы у императора одновременно было две императрицы, поэтому Митинага присвоил императорским супругам разные титулы, проследив за тем, чтобы у его дочери Сёси статус оказался выше, чем у Тэйси.
Теперь Митинага обладал безраздельной властью. А с 1008 года, когда его дочь, императрица Сёси, родила сына, его могущество возросло еще больше. Наследование престола было обеспечено: трон отходил внуку Митинаги.
Митинага ярко воплощал собой тип человека, характерный для эпохи Хэйан. Он любил вызывающую роскошь, блеск, показную пышность, ему нравился сложный придворный церемониал, когда официальные лица в великолепных одеждах двигались, словно исполняя некий торжественный танец. Он привнес в годичный цикл придворных церемоний всю красоту и элегантность, которые были так важны для того времени.
В 1016 году сгорела его главная резиденция – сказочно роскошный дворец Цумитикадо. Губернаторы провинций, которые без одобрения Митинаги не могли получить следующее назначение, бросились вносить средства на восстановление. Другие вельможи тоже лезли из кожи вон, чтобы снискать благосклонность всесильного Фудзивара: они подносили ему в дар мебель, складные ширмы, серебряную посуду, духовые и струнные музыкальные инструменты, мечи.
Достигнув преклонного возраста, Митинага предпринял шаги, направленные на то, чтобы сохранить свое наследие для потомков и обеспечить себе рождение в Чистой Земле – буддийском раю. Он распорядился возвести храм под названием Ходзёдзи, поражавщий своим пышным убранством. Это был самый большой и величественный буддийский храм, какой только видел свет, и построили его, чтобы воспроизвести в мире людей красоты и наслаждения Чистой Земли. Фундамент Золотого зала якобы состоял из горного хрусталя, колонны покоились на каменных слонах, а двери и черепицу изготовили из золота и серебра. Интерьер храма отделали золотом, серебром, лазуритом и драгоценными камнями. В 1053 году Ходзёдзи постигла судьба, достойная подобного монумента тщеславия: храм сгорел, и восстанавливать его уже не стали.
Когда Митинага лежал на смертном одре, о его выздоровлении молились 10 000 священнослужителей. После его смерти, наступившей в 1027 году, появились длинные сочинения, восхваляющие покойного. Они носили громкие заголовки, например «Рассказы о славе и великолепии». Митинага предстает в них как человек, наделенный идеальным вкусом, безупречными манерами, блестящим происхождением и высочайшим интеллектом. На самом деле он отнюдь не являлся ни мудрейшим, ни величайшим из людей. Он не осуществил никаких эпохальных перемен, не провел политических реформ. Он не изменил ход истории, не возвел сооружений, о которых люди могли бы сказать: «О, это построил Митинага!» И величайшим из поэтов его тоже назвать нельзя.
Что у него действительно было, так это ненасытное честолюбие, помноженное на большую удачу, и громадная личная власть, добытая не победой на поле боя, а с помощью политических интриг и блестящих, стратегически просчитанных браков. Он правил обществом, в котором самым суровым наказанием являлась не казнь, как во времена более поздние и более воинственные, а всего лишь ссылка. То была необыкновенно миролюбивая эпоха.
Мурасаки Сикибу. Художник Тоса Мицуоки, XVII век. Придворные дамы эпохи Хэйан носили многослойные кимоно, а волосы у них были настолько длинные, что ниспадали до пола
Тоса Мицуоки, XVII в. © Wikimedia Commons
В число людей, которые не разделяли высокое мнение Митинаги о себе любимом, входила Мурасаки Сикибу – создательница «Повести о Гэндзи». Она оставила записи о том, как скверно вел себя всесильный регент, когда был пьян, как он однажды ночью принялся стучать в дверь ее комнаты и ей пришлось затаиться и лежать без движения, чтобы не выдать себя. На следующее утро Митинага прислал ей стихотворение, на которое она дала язвительный ответ.
Под управлением рода Фудзивара страна почти три столетия наслаждалась миром и процветанием. Для изнеженных аристократов хэйанского двора то было время бесконечного праздного досуга, которое они проводили, посвящая себя искусству, красоте и любви. Пока крестьяне тяжко трудились на рисовых полях, чтобы добыть себе пропитание, придворные проводили время, созерцая луну, сочиняя стихи, смешивая благовония, играя в сложные, замысловатые игры и превращая любовь в форму искусства. Мужчины слагали высокопарные стихи на китайском языке. Для женщин изучение китайского находилось под запретом, поэтому они освоили кану – слоговую азбуку, которую придумал Кукай. Теоретически это делалось для того, чтобы читать буддийские писания. Однако хитроумные придворные дамы эпохи Хэйан нашли для каны и другое применение. Они вели дневники и писали романы на живом, свободном японском языке, где, не скупясь на детали, описывали свою жизнь и переживания по поводу всего происходящего вокруг.
Вершиной этого творчества стала «Повесть о Гэндзи», которой по праву принадлежит почетное звание первого в мире романа. Она была создана около 1006 года и представляет собой чрезвычайно сложный, изысканный текст, позволяющий нам заглянуть в мир, который очень отличается от нашего и в то же время кажется до странности современным. Принц Гэндзи, прозванный Блистательным, воплощает в себе идеал мужчины. Он красив, обаятелен, он (само собой!) великолепный поэт, и вдобавок у него доброе сердце. Он человечен и уязвим, он разбивает сердца, но и сам при этом роковым образом беззащитен перед любовным чувством. В романе Мурасаки подробно описывает его приключения, путешествия, любовные связи и трагедии.
Это был мир, в котором женщины жили, таясь от мужских взглядов. Они обитали в домах, не имевших ни окон, ни отопления. Днем там царил полумрак, а ночью комнаты освещались масляными светильниками. Дамы принимали гостей, прячась от них за ширмами. По бульварам Хэйан-кё аристократки ездили в запряженных быками экипажах. Саму даму при этом никому не было видно, но она следила за тем, чтобы длинные шелковые рукава ее одежд непременно выглядывали наружу – по этому признаку можно было догадаться, что в экипаже сидит красавица. Мужчины подолгу стояли на цыпочках, заглядывая через решетчатую загородку, чтобы хоть одним глазком увидеть этих неуловимых существ. То же самое делали женщины, когда по улице проезжал красивый мужчина.
«Повесть о Гэндзи», свиток, 1120–1140 годы. Рисунок изображает, как дама принимает гостей, прячась за ширмой
Автор неизвестен. Около 1130 г. Из собрания Художественного музея Токугава, Нагоя © Wikimedia Commons
В этом маленьком, безмятежном мирке красота и мода имели первостепенное значение. Придворные дамы носили шелковые кимоно надетыми одно на другое, по 12 штук сразу. Внутренние слои одеяния были видны вверху, у горла, и в раструбе рукавов, причем комбинация красок должна была соответствовать последней моде. Общество больше порицало женщину за безвкусное сочетание цветов в одежде, чем за многочисленные любовные связи.
Мужчины и женщины белились, румянили щеки, а в центре нижней губы ставили ярко-красное пятнышко. Женщины сбривали брови, рисовали вместо них два серых пятна высоко на лбу, а зубы красили в черный цвет. На вкус человека эпохи Хэйан, незачерненные зубы выглядели по-варварски. Но главным достоинством красивой женщины, которое больше всего восхвалялось, были волосы, длинные и блестящие. Хэйанские дамы носили их распущенными. В таком виде они доставали до пола и при ходьбе скользили за своей обладательницей, подобно шлейфу.
Средоточием всех интересов для этих людей была любовь. Брак оставался делом чисто политическим, его устраивали родители с целью заключить выгодный союз между двумя семействами. Кроме жены, у богатого и влиятельного мужчины имелись наложницы, чей статус был также довольно высок. Он также мог заводить интрижки с женами или наложницами других мужчин, фрейлинами, женщинами низших сословий, вступать в связи с проститутками. Мужчина, хранящий верность одной женщине, однозначно выглядел белой вороной.
Сочинение стихов стало умением настолько важным, что в правительстве даже имелось специальное ведомство по делам поэзии. При нем состояли профессиональные критики. Их задачей было организовывать поэтические турниры, осуществлять судейство и составлять поэтические сборники. Умение слагать стихи было совершенно необходимо для тех, кто хотел показать себя личностью культурной и утонченной.
Любовные ухаживания представляли собой целый ритуал. Прослышав о том, что некая дама хороша собой или просто имеет красивый почерк, знатный человек сочинял вака (стихотворение из 31 слога). Его следовало начертать на надушенной бумаге изысканного оттенка. Женщина оценивала изящество почерка, цвет бумаги, а также то, насколько остроумны и уместны сами стихи. Затем она отправляла поклоннику ответ. С замиранием сердца аристократ ожидал момента, когда он сможет оценить, насколько соответствуют его ожиданиям и почерк дамы, и ее стихотворение.