Когда резиденция была достроена, Киото представлял собой выжженную пустыню. Император жил в полуразрушенном дворце. А у Ёсимасы в его уютном убежище стояла дюжина особняков и павильонов для аудиенций, пиров, чайных церемоний, дегустации благовоний, созерцания луны и игры в мяч. Там было «море» из серебряного песка (его прочесывали граблями так, что он напоминал морскую рябь) и песчаная гора, которая символизировала гору Фудзи. Большинство зданий смотрели на восток, в сторону гор, чтобы вид разрушенного города не оскорблял взор Ёсимасы.
С одной стороны от большого пруда стоял скромный, но изысканный павильон, верхушку которого украшало изображение феникса. Ёсимаса поначалу планировал покрыть его серебром в подражание Золотому павильону Ёсимицу, но на столь эксцентричные траты финансов сёгуната уже не хватило. Маленький, легкий, уютный, полный сдержанного изящества Серебряный павильон стал квинтэссенцией культуры этой эпохи.
Ёсимаса и люди его круга – поэты, актеры, придворные дамы, распутные вольнодумцы, а также смиренные мастера чайной церемонии и цветочных дел – проводили жизнь, полную изящного досуга. Они обсуждали китайские живописные свитки эпохи династии Сун, предметы из фарфора, поэтические произведения, каллиграфические надписи, любовались тем, как выглядит сад, озаренный луной, сочиняли стихи по разным поводам. И это в то время, когда все вокруг них гибло и рушилось.
На прижизненном портрете Ёсимасы изображен благовоспитанный господин, с виду довольно хилый, с широко посаженными глазами, безвольным ртом и жидкой бородкой. Как военачальник он был ниже всякой критики, но как «арбитр изящного» не знал себе равных.
После разрушения во время войны годов Онин Киото восстановили, и там явилась миру новая культура – глубоко пронизанная духом дзэн. Ее выпестовали в горной обители Ёсимасы. Чайная церемония, искусство составления цветочных композиций, театр Но, живопись тушью, изготовление предметов из фарфора и лака и умение в них разбираться, искусство разбивки садов и сочинение «сцепленных строф» – все это в ту эпоху было доведено до совершенства.
Война годов Онин полностью расколола японское общество. Много людей бежало из Киото. Военные губернаторы, которых раньше заставляли там жить, вернулись в свои провинции. Однако они обнаружили, что их землями завладели мелкие полевые командиры, которых называли даймё. Они раздробили крупные владения на части поменьше, которыми было удобнее управлять, и вели себя там как независимые царьки, не подчиняясь никому, даже сёгунату. Они владели собственной землей, командовали собственными вассалами, содержали собственные армии и издавали собственные законы. Они воевали, чтобы захватить соседние земли и увеличить свою территорию, и здесь побеждал тот, кто сильнее.
К концу войны сёгун растерял последние остатки авторитета. Аристократы из Киото дошли до того, что стали переселяться в провинции, которые некогда так презирали. Некоторым удавалось жить на доходы с поместий. Другим приходилось заискивать перед местными самураями и зарабатывать себе пропитание, обучая военных правилам стихосложения или игре в кэмари.
Некоторые придворные, поэты, художники принимали приглашения от провинциальных даймё, которые горели желанием приобщиться к культуре Киото и обрести столичный лоск. Особым спросом пользовались поэты – они были просто нарасхват. Стихотворцы знакомили пригласивших хозяев с классической литературой и учили их сочинять рэнга – «сцепленные строфы».
Рэнга пишутся так. Первый участник сочиняет строфу из трех строк и 17 слогов, второй добавляет к ней строфу из двух строк, в каждой из которой по семь слогов. Каждая строфа должна служить продолжением предыдущей, чтобы образовалась цепочка. Рэнга стали популярным времяпрепровождением уже у придворных эпохи Хэйан, но вершины совершенства данная забава достигла в правление Ёсимасы. Даже самый малограмотный даймё умел их сочинять, особенно если у него в доме жил собственный опытный стихотворец, который мог показать, как это делается. Многие провинциальные феодалы так любили рэнга, что оказывали поэтам гостеприимство на протяжении многих месяцев и даже лет. В этом плане война годов Онин и многолетние военные действия, которые последовали за ней, привели к тому, что культура проникла в провинции.
В маленькой комнатке, устланной татами, кипит на огне котелок с водой. Комната почти пуста; только внутри ниши виднеется одинокий цветок в вазе, а также свиток с живописным изображением или каллиграфической надписью. Хозяин приветствует вас, насыпает в чашу пару ложечек молотого зеленого чая, подливает к ним немного теплой воды, взбивает чай в пену, кланяется и вручает вам. На краткое время вы можете отвлечься от мирских забот и сосредоточиться на вкусе чая, на обсуждении прекрасного произведения искусства, пережить мгновение медитативного покоя.
Чайная церемония воплощает в себе самую суть эстетики простоты и утонченной бедности. Каждый предмет утвари, который здесь используется, – ковшик, ложечка для чая, котелок, венчик для взбивания – представляет собой произведение искусства. Часто чайницей служит бесценный фарфоровый сосуд, который хранят в шелковом чехле. Это парадокс, но некоторые из самых ценных чаш для чайной церемонии имеют грубую, асимметричную форму, как будто их изготавливали крестьяне и для крестьян.
В 1300-х годах японцев охватило повальное увлечение праздничными чаепитиями. В 1400-х годах эстеты, советники Ёсимасы, разработали чайную церемонию, в которой каждое действие было формализовано и получило свою «хореографию». Влиятельной фигурой был Иккю Содзюн – эксцентричный дзэнский священник, который проводил время в питейных заведениях, борделях и шумных чайных в Сакаи (ныне – порт в префектуре Осака). Сакаи являлся вратами Киото, центром международной торговли, где происходил товарообмен между Китаем и Японией. Он был так богат, что даже получил автономию и стал вольным городом, находящимся под управлением торговой олигархии. Здешние купцы, которые участвовали в торговле с Китаем, могли похвалиться роскошными предметами из фарфора «селадон» и другими сокровищами, привезенными из-за моря.
Ученик Иккю, Мурата Сюко, разрабатывал чайную эстетику, в которой главную роль играли два элемента: ваби – красота простоты, бедности и несовершенства и саби – чарующая аура старины.
Ёсимаса устроил для Сюко чайную комнату рядом с Серебряным павильоном. Додзинсай, самый древний чайный домик Японии, вмещал не больше четырех-пяти человек. Очаг находился в углублении в центре пола, а свежую воду брали из ручья, который тек на задворках. Простой, скромный, выполненный из натуральных материалов, Додзинсай послужил образцом для всех чайных домиков, которые создавались после него.
В это время императоры жили в покосившихся хижинах и питались жидкой кашей. В 1500 году, когда один из них умер, его тело полтора месяца лежало в дворцовой кладовой и разлагалось, прежде чем нашелся благотворитель, который дал средства на организацию похорон. Преемник умершего пробыл на троне более 20 лет, прежде чем сёгунат смог наскрести деньги, чтобы провести церемонию коронации. А преемник этого преемника добывал средства к существованию, продавая каллиграфические надписи, выполненные им собственноручно.
Прошел целый век после того, как закончилась война годов Онин. Однако даймё по-прежнему сражались друг с другом, и каждый из них старался урвать себе побольше земель. Так продолжалось, пока не появился военачальник, у которого хватило силы и решимости, чтобы восстановить единство страны.
В течение 200 лет, начиная с 1382 года, почти все великие художники Японии учились и преподавали в храме Сёкокудзи – государственной академии живописи, которую основал сёгун Ёсимицу.
Сэссю Тоё, самый знаменитый мастер живописи тушью, бежал из Киото незадолго до начала войны годов Онин. Он перебрался в процветающий, культурный город Ямагути, расположенный на берегу Внутреннего моря. Там нашли убежище многие аристократы и образованные люди, которые принесли с собой столичную утонченность. Правитель Ямагути отправил Сэссю с торговой миссией в Китай. Там художник получил возможность странствовать по стране и делать наброски. Он собственными глазами увидел те пейзажи, которые другие японские живописцы могли лишь старательно срисовывать с китайских свитков.
Сэссю изображает безмятежность природы, вечное спокойствие, которое скрыто за изменениями. Как бы намеком, с большой экономией изобразительных средств передает он форму и фактуру, свет и пространство. Человек на его картинах так мал, что его, можно сказать, и вовсе нет. Одно из самых знаменитых произведений Сэссю – «Зимний пейзаж». Он экспрессивен, эмоционален, в нем много резких, рваных линий, которые выполнены энергичными ударами кистью.
«Пейзаж в стиле хабоку» похож на абстрактную живопись. Нечеткие очертания деревьев обозначают место, где находится остров, а очертания гор лишь бегло намечены. И тем не менее изображение отличается большой фактической точностью – художник не забыл нарисовать даже маленькие домики у кромки воды.
Зимний пейзаж (приблизительно 1470 год). Художник Сэссю Тоё (1420–1506).
Сэссю Тоё (1420–1506). Зимний пейзаж. Из коллекции Национальных институтов культурного наследия Японии © Wikimedia Commons / Emuseum
Япония при власти сёгунов
6. Адзути-Момояма: три гиганта – один сёгун1573–1603
Три человека ждали, когда раздастся прекрасная песнь соловья.
Однако птица упорно молчала.
«Я убью этого соловья», – сказал Нобунага.
«Я уговорю его спеть», – сказал Хидэёси.
«Я подожду, пока он запоет», – сказал Иэясу.
И вот истекло столетие военных междоусобиц и наступила эпоха гигантов – великих деятелей, настоящих исполинов. Нобунага, глава клана Ода, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу – все они действовали, исходя из одного и того же честолюбивого стремления: править единой Японией. Порой эти три человека становились соперниками, порой союзниками. Нобунага был надменным, харизматичным и безжалостным. Хидэёси умел договориться с кем угодно; даже в самой отчаянной ситуации его язык помог бы ему выйти сухим из воды. А Иэясу оказался изворотливым, хитрым, дальновидным и очень, очень терпеливым. Втроем они заложили фундамент современной Японии.