Драматургу Тикамацу Мондзаэмону однажды надоело, что актеры позволяют себе вольно обращаться с текстом его пьес, и он стал писать для бунраку – кукольного театра. Если в Кабуки все было рассчитано на внешний эффект, то куклы, которыми управляли люди в черной одежде, выражали самые глубокие и проникновенные чувства.
В 1703 году некий бедный приказчик и молодая проститутка влюбились друг в друга. Поскольку их чувство было обречено, они совершили совместное самоубийство. Через месяц на сцене театра бунраку была поставлена пьеса Тикамацу под названием «Двойное самоубийство в Сонэдзаки». Несмотря на то что пьеса была написана очень быстро, она оказалась блистательно совершенной и глубоко трогала душу. Зрители узнавали самих себя в персонажах, происходящих из городского простонародья, и взволнованно воспринимали дилемму, которая лежала в самой основе культуры Эдо, – конфликт между долгом и чувством, между тем, что человек хочет делать, и тем, что он должен делать.
Поэт Мацуо Басё зарабатывал на жизнь, обучая искусству слагать стихи. В окружении учеников, среди которых были и самураи, и торговцы, он странствовал по Японии, создавая в дороге поэтический дневник. Басё усовершенствовал такую стихотворную форму, как хайку из 17 слогов. Он в дзэнском духе фокусируется на мимолетном моменте, схватывает его с целомудренной точностью и легкостью, как вот в этом, самом знаменитом его стихотворении:
Но не все самураи прожигали жизнь в злачных кварталах. Были и те, кто принимал самурайский кодекс верности очень близко к сердцу.
В 1701 году Асано Наганори, молодой даймё княжества Ако, находился в замке Эдо, где репетировал церемонию в честь предстоящего государственного визита. Назначенный ему наставник, высокомерный Кира Ёсинака, оскорбил его, и Асано в порыве гнева выхватил меч. Он только поранил Кире лицо, но обнажить оружие при дворе считалось тяжким преступлением, и Асано получил приказ совершить сэппуку (ритуальное самоубийство). Его владения были конфискованы, а вассалы превратились в ронинов – самураев, не имеющих сюзерена.
Некоторые из них занялись какой-то работой, но другие, и в первую очередь Оиси Кураносукэ, который был главным приближенным Асано и знаменитым воином, погрузились в пьянство и разгул.
Прошло два года. Однажды снежным утром 47 ронинов во главе с Оиси снова собрались вместе. Все это время они только притворялись гуляками и пьяницами, чтобы Кира утратил бдительность. Они ворвались в его поместье, отрубили ему голову, пронесли ее по улицам и положили перед могилой Асано. Затем, полностью осознавая последствия своих действий, они явились к властям с повинной.
После ста лет мира такое поразительное проявление вассальной верности взбудоражило все общество. Для простого народа мстители стали героями. Тем не менее они нарушили закон, и сёгун был вынужден приговорить их к смерти. Тикамацу Мондзаэмон обессмертил их в своей пьесе, которая имела огромный успех. По сей день 47 ронинов окружены почитанием.
Сёгуна, который правил страной, когда эпоха «текучего мира» достигла своего расцвета, звали Цунаёси. Именно он вынес смертный приговор 47 героям. Его воспитывали как ученого, а не как воина, и он стал первым сёгуном, который был штатским, а не военным. Он продвигал по службе книжников, читал лекции о конфуцианских классиках, поощрял поэтов и создал первую в Японии астрономическую обсерваторию. Но больше всего он прославился тем, что принял «Законы о сострадании», которые запрещали проявлять жестокость к людям и животным, особенно собакам, за что Цунаёси получил прозвище «собачий сёгун».
В отличие от своих предшественников, Цунаёси с интересом относился к миру за пределами Японии. Голландским купцам, которые жили на острове Дэдзима возле Нагасаки, вменялось в обязанность ежегодно приезжать в Эдо, подобно тому, как это делали даймё. Они являлись к сёгуну в сопровождении переводчика, и Цунаёси задавал им множество вопросов. Особенно его интересовала западная медицина. Он также заставлял голландцев демонстрировать ему европейские танцы, пение и манеру поведения.
Следующим правителем, который проявил интерес к внешнему миру, стал восьмой сёгун. Он отменил запрет на ввоз западных книг (за исключением христианской религиозной литературы), желая стимулировать импорт европейской науки и технологий. Он даже не догадывался, что открывает ящик Пандоры! Ученые и студенты, изголодавшиеся по знаниям, хлынули в Нагасаки. Разбирать тексты на голландском языке им было очень трудно, но книжники трудились день и ночь, составляя словари, чтобы поскорее приступить к переводу технической литературы.
Первоначально японцы сосредоточились на медицине, военном деле и производстве оружия. Но вскоре голландские книги стали поступать на рынок в изобилии. Каждый год в Японию приходил голландский корабль, который привозил свежие вести, книжные новинки, последние изобретения и самые современные научные инструменты. Ученые начали практиковать вскрытие трупов в целях исследования, а художники экспериментировали с перспективой. Возникла так называемая школа голландоведения – рангаку. К ней относили ученых, которые интересовались западными науками.
Для простого народа жизнь стала труднее. В 1783 году поток раскаленной лавы вырвался на поверхность, снеся верхушку горы Асама, находящейся в 160 км от Эдо. Во время извержения погибли сотни людей, были уничтожены посевы и животные. Выбросы пепла закрыли солнце над большей частью страны. В течение пяти лет урожаи практически равнялись нулю. Крестьяне бежали в города в поисках работы, цены на рис взлетели до небес, голод унес жизни 1,4 миллиона человек. Страну захлестнули «рисовые бунты».
В 1787 году к власти пришел 11-й сёгун, Иэнари. Его советники претворяли в жизнь программы жесткой экономии, создавали работные дома для бездомных, пытались загнать крестьян обратно в деревни. Но государственным мужам так и не пришла в голову мысль о том, что можно увеличить национальное богатство, разрешив внешнюю торговлю.
Минуло больше 200 лет с момента, когда Иэясу привел своих людей в рыбацкую деревушку у врат залива. Страна с тех пор изменилась до неузнаваемости. Теперь это было общество с весьма сложной структурой. В нем имелись книжные лавки, библиотеки, выходили газеты с рекламными объявлениями, из которых люди узнавали обо всем, что происходит вокруг. Целые толпы заполняли салоны и улицы веселых кварталов, бродили по многолюдным дорогам. Люди общались, сталкивались друг с другом, обменивались идеями.
В учебных заведениях студенты встречали наставников, которые мыслили по-новому и обсуждали с ними ситуацию в стране. Некоторые проповедовали возврат к старым традициям, поклонение богам и культ императора. Другие размышляли: а может, ключ к решению всех проблем в том, чтобы помимо ритуальных обязанностей наделить императора еще и политической властью?
Особенно ясно положение во внешнем мире осознавали «голландоведы» – рангакуся. Иностранцы, прежде всего русские исследователи и купцы, все чаще проникали на острова, расположенные на севере Японии, в частности на Эдзо, который тогда был заселен народом айнов. В 1787 году Хаяси Сихэй написал работу, в которой критиковал сёгунат за невежество по отношению к остальному миру и доказывал, что стране необходимо иметь сильный флот. Его поместили под домашний арест за то, что он осмелился обсуждать национальную оборону, не получив на то официальной санкции. Спустя 25 лет сёгунат, запоздало откликнувшись на призыв Сихэя, создал особую службу для перевода иностранных книг, причем не только голландских, но также английских и русских. В первую очередь речь шла о книгах по технике и военному делу.
Затем, в 1839 году, разразилась Первая опиумная война, во время которой британские военные корабли подвергли бомбардировке Кантон. Японцы в смятении наблюдали за тем, как рушится Китай под ударом европейского оружия.
Тем временем два заклятых врага рода Токугава, кланы Сацума и Тёсю, чьи владения находились на юго-западе Японии, по-прежнему выжидали момент, когда можно будет отомстить за поражение при Сэкигахаре. Каждый Новый год при первом крике петуха старейшины клана Тёсю задавали своему даймё один и тот же вопрос: «Пришло ли время начать покорение сёгуната?»
И каждый год даймё отвечал им: «Еще слишком рано, время пока не пришло».
Но оно становилось все ближе.
В 1750 году в веселом квартале Эдо появилась женщина по имени Кикуя. Произошло это не в районе Ёсивара с его несколько раздутой популярностью, а в месте гораздо более престижном – в квартале Фукагава. Кикуя умела петь и играть на сямисэне (инструмент, напоминающий банджо). Она решила, что не хочет заниматься проституцией и будет просто развлекать гостей. Она стала называть себя гэйся – «человек искусства». Ранее так именовали шутов-затейников и барабанщиков, которые развлекали клиента, ожидающего выхода куртизанки. Кикуя стала первой женщиной, носящей это звание.
Когда-то куртизанки тоже славились умением искусно петь и танцевать, но со временем они сочли, что эти занятия их недостойны. С конца XVII века женщины в веселых кварталах разделились по специализации: одни только развлекали клиентов, а другие торговали своим телом.
Гейши были скромнее, чем гетеры, любящие показную роскошь. Куртизанки завязывали широкий пояс оби, делая огромный узел спереди; этим они давали понять, что какой-нибудь счастливец может попробовать развязать его. В отличие от них, гейши скромно завязывали оби на спине. Они одевались менее пышно и ярко, убирали волосы в простой пучок, а не сооружали высокие причудливые прически, как это делали куртизанки. Чем гейши действительно славились, так это своим остроумием, а также ики – элегантностью.