Гейши жили в веселых кварталах, как и женщины, занимающиеся проституцией, но на них не налагались ограничения, которым подлежали последние. Мало-помалу стало считаться, что прогуливаться рядом с элегантной гейшей более престижно, чем с ярко накрашенной куртизанкой. А если у мужчины были средства, чтобы содержать красивую гейшу, это служило лучшим подтверждением его богатства и власти.
Эталон элегантности – гейша из квартала Фукагава, которая в зимний день ходит по снегу в гэта, не надев носков
Утагава Тоёкуни. 1828 г. Из собрания Библиотеки Конгресса © Wikimedia Commons
8. Бакумацу: падение режима Токугава1861–1865
Прибытие иностранцев стало похоронным звоном по власти сёгуна и феодальной системе.
Прибытие непрошеных гостей с Запада нарушило длительную изоляцию Японии, вызвало в обществе подспудное брожение и беспорядки. Юго-западные кланы Сацума и Тёсю возглавили тех, кто стремился к смене режима. В судьбе Японии после этой смены определяющую роль сыграли западные державы, в первую очередь Великобритания. Так произошла реставрация Мэйдзи, которую вернее было бы назвать революцией.
В роковой день в июле 1853 года рыбаки, которые забрасывали сети у входа в бухту Эдо, увидели четыре чудовищных корабля. Они приближались на всех парах, изрыгая дым. Таких огромных судов японцы не видели еще никогда, а скорость, с которой они двигались, показалась изумленным зрителям поистине сверхъестественной. Это прибыли иноземные захватчики. В ту же ночь в небе вспыхнула комета, словно предвещая судьбоносные события.
«Черные корабли» показались японцам страшными и чудовищными, а противостоять их огневой мощи было абсолютно невозможно
Ксилография, автор неизвестен. Около 1854 г. / Alamy Stock Photo
В Эдо началась паника. Правительство объявило чрезвычайное положение. Люди срочно запасались едой, скупали оружие и доспехи. Многие хватали все, что у них было ценного, и бежали из города
Коммодор Мэтью Перри, который командовал «черными кораблями», как их прозвали японцы, привез письма от американского президента Милларда Филлмора. В них содержалось требование открыть доступ в японские порты для американских китобойных судов и обеспечить гуманное отношение к американцам, выброшенным на японский берег в результате кораблекрушения. Перри был угрюмым и надменным человеком (недаром он носил прозвище Старый медведь). Он настаивал на том, что будет разговаривать только с первым лицом страны. Через неделю он появился из своей каюты и сошел на берег. По бокам от него шли два высоченных чернокожих стюарда, а сзади следовал духовой оркестр и играл гимн «Слава Колумбии». Коммодор передал привезенные письма. Он зловещим тоном заявил, что вернется за ответом через год, причем с эскадрой, которая будет гораздо мощнее.
Прибытие Перри погрузило сёгунат в кризис. Чтобы сдерживать напор противника и набрать войска, правительство нуждалось в помощи даймё, каждый из которых имел собственную армию. Но это означало, что придется считаться с их мнением, когда придет пора решать, как действовать, если Перри вернется. Раньше сёгунат только отдавал даймё приказы; сам титул главы государства – сэйи тайсёгун – означал «главнокомандующий, повергающий варваров». И уж тем более сёгун никогда не снисходил до того, чтобы просить совета у враждебно настроенных князей юго-запада.
Симадзу Нариакира, мудрый даймё могущественного юго-западного княжества Сацума, и блистательный молодой Токугава Ёсинобу, который тогда носил имя Хитоцубаси Кэйки, настаивали на том, что в Японии нужно срочно провести реформы, открыть страну для внешней торговли и перенимать западные технологии. Ёсинобу состоял в родстве с сёгуном и входил в линию наследования. Нариакира и другие просвещенные даймё были убеждены, что в момент кризиса именно этот молодой человек способен наилучшим образом руководить страной. Они стремились создать гарантии того, что он станет преемником действующего неспособного сёгуна Иэсады. Но многие другие даймё стояли на жестких позициях, не хотели иметь с Западом никаких дел и выступали против Ёсинобу.
В следующем году Перри вернулся и заставил японцев подписать Канагавский договор, который открывал два порта для американских кораблей.
Два года спустя в Японию надлежащим порядком прибыл американский консул, вызвав в стране целый переполох. Таунсенд Харрис был твердолобым неудавшимся бизнесменом, который не желал слышать слово «нет»; он прибыл с заданием добиться подписания торгового договора. Харрис поселился в порту Симода. Год и четыре месяца ушли у него на препирательства с японскими властями, после чего ему разрешили приехать в Эдо. Если не считать голландцев, он стал первым уроженцем Запада, которому это дозволили.
Мощные пушки помогли Перри подписать договор. Аргументом Харриса стал огромный английский флот, который в тот момент крушил китайские города (шла Вторая опиумная война). По новому договору Япония открыла для американских судов семь портов, разрешила американцам селиться и торговать на территории страны, установила выгодные для них ввозные пошлины и дала им экстерриториальность, то есть вывела их из-под действия японских законов. Последнее с точки зрения японцев было хуже всего.
Сёгунат пошел на соглашение под угрозой применения силы. Прежде чем подписать документ, нужно было получить согласие от даймё, которые как раз набрали силу и стали весьма самоуверенными. Для многих князей мысль о том, что иностранцы будут ходить по земле Японии, была невыносима. Если заключить договор, это грозило началом гражданской войны. Но если его не заключить, британцы могли просто силой захватить страну.
Старейшина сёгуната Хотта Масаёси нашел решение: вся Япония единодушно почитала императора – прямого потомка богини Солнца, и, если бы он одобрил договор, это устранило бы сопротивление со стороны даймё.
Хотта исходил из того, что 27-летний император Комэй даст согласие автоматически. Ведь императоры, которые жили на скудное пособие в своем дворце в Киото, фактически состояли на иждивении у сёгунов. Но Комэй отказался. Он хотел, чтобы варвары были изгнаны. А в результате тактической уловки, которую применил Хотта, император, находившийся ранее на периферии событий, теперь получил в них главную роль.
Сёгунат поспешно назначил нового носителя власти – Ии Наосукэ. Формально он был регентом, а фактически – диктатором. Он подписал договор, открыто и демонстративно пренебрегая пожеланиями императора. Такое неуважение к государю подпортило репутацию сёгуната и в дальнейшем ослабило его позиции.
Спустя 12 дней британский верховный комиссар лорд Элджин прибыл морем из Китая. Японцы пошли на уступки и подписали идентичные договоры с англичанами, голландцами, французами и русскими.
Затем при подозрительных обстоятельствах скончался больной и неспособный сёгун. На его место Ии назначил не высоко одаренного Ёсинобу, а малолетнего ребенка, который никак не угрожал власти регента. Своих оппонентов Ии подверг репрессиям: некоторых казнил, а Ёсинобу и других лидеров из лагеря реформистов посадил под домашний арест.
Эти события стали искрой, вызвавшей взрыв гнева, который захлестнул все сословие самураев.
Однажды холодным мартовским утром в 1860 году 18 самураев, одетые, как крестьяне, в соломенные плащи, затаились в засаде возле узкого моста, который вел к входу в замок Эдо – к воротам Сакурадо. Когда мимо проносили паланкин Ии, они бросились к регенту, застрелили его из кольта (револьвер был скопирован с одного из образцов, которые Перри передал сёгунату) и отрубили ему голову.
Вдохновителем преступления был молодой Ёсида Сёин, блестящий молодой ученый из клана Тёсю. В свое время он пробрался на флагманский корабль Перри и потребовал отвезти его в Соединенные Штаты – юноша хотел изучать там западную науку. Американцы выдали его чиновникам сёгуна, которые отправили молодого человека в Хаги, столицу клана Тёсю, и посадили под домашний арест. Ёсида общался с так называемыми сиси – «людьми высокой цели», то есть националистами, страстно преданными императору. Он убедил их, что необходимо поднять восстание и возглавить народ, дабы сплотить страну воедино.
Его сторонники-бунтари отрицали нормы, принятые в обществе в эпоху Токугава. Они неряшливо одевались, завязывали волосы в хвост на затылке, скрывались в кварталах гейш или в огороженном поселке клана Тёсю в Киото, куда был запрещен вход полиции. Они много пьянствовали, вели споры до поздней ночи и называли друг друга доси – «товарищ».
Некоторые «люди высокой цели» попали в Эдо, потому что их командировали туда даймё (в основном с юго-запада страны). Князья направляли юношей в школы стрельбы и фехтования, чтобы подготовиться к борьбе с иноземцами. Другие сиси покинули свои княжества по собственному почину и стали ронинами. Они требовали, чтобы сёгунат вернул власть императору. Их боевым кличем было «Сонно дзёи», что означает: «Да здравствует император, долой варваров!»
Многие устремлялись в город императора, Киото, где получали поддержку и защиту от придворных аристократов. Знатные вельможи были недовольны тем, что им приходится быть на вторых ролях при сёгунате. Рассерженные патриоты устроили в Киото «кровавое празднество» – по городу прокатилась волна убийств. Они называли это «карой небес». Одного придворного чиновника, которого заподозрили в шпионаже в пользу сёгуна, убили прямо во время купания. Голову мертвеца насадили на шест и выставили на берегу реки, прикрепив к ней объявление, поясняющее, за что он убит.
В прошлом сёгунат жестоко подавлял любую крамолу, но сейчас, в эпоху брожения, центральная власть опасалась раздражать провинциальных князей, применяя силу к их людям.