Саймуре вдруг стало казаться, что он неправильно поступил, поместив жену в больницу. Конечно, он хотел сделать, как лучше, но… Она ведь жаждала духовной близости с ним. Радости. Он сомневается, что сможет дать ей и то и другое в полной мере, и все-таки никто, кроме него, вообще ничего не даст ей. Он будет заботиться о ней, будет рядом с ней. И Саймура подумал, что даже приятно жить в уединении с помешавшейся женой, вообразившей, что она превратилась в бабочку.
Он заполнит всю комнату цветами. Создаст мир, который будет принадлежать только им двоим. И начнется их новая жизнь.
Мари, проводив мужа на работу, стояла в раздумье перед открытым комодом. Утром неожиданно похолодало. Мари перебирала вещи — что же делать, ведь надеть совершенно нечего… Наконец вытащила свитер.
Лето прошло очень быстро, она его и не заметила. Никуда они не съездили, на море так и не побывали. А Сюн ведь обещал. Вообще он наобещал с три короба. Все мужчины ужасные болтуны. Тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, нельзя обвинять одного только мужа. Она сама накупила кучу всяких вещей, и после выплаты по кредитам от наградных ничего не осталось.
Надев свитер, Мари вышла в коридор, чтобы, как всегда по утрам, поболтать с соседками.
Сегодня только и разговоров было, что о жене Саймуры. Ее ночью увезли в больницу, да не в простую, а в психиатрическую. Действительно, Мари ночью слышала странную возню и голоса в соседней квартире. Потом по асфальту прошуршала подъехавшая машина. Потом машина уехала.
Мари вздохнула. Она ведь считала своих соседей идеальной супружеской парой. А сейчас кое-кто говорит, что причиной болезни Сатоко была измена мужа. Разве разберешься? Трудно судить о людях по внешней стороне их жизни.
— Бедняга! У нее сейчас возраст, самый опасный для женщины, — многозначительно сказала самая старшая из соседок.
Очень может быть, подумала Мари. Вот и с женой Накамуры тоже получилась странная история. Ушла от него однажды утром и больше не вернулась.
Да, внешний вид ни о чем не говорит. Все женщины, высыпавшие сейчас в коридор, кажутся счастливыми. Во всяком случае, у них такие лица. А на самом деле, кто их занет…
Почувствовав смутную тревогу, Мари огляделась вокруг и увидела на бетонном полу мертвую бабочку.
— Смотрите, бабочка! Интересно, как она сюда попала? До чего же красивая, просто прелесть!
Мари наклонилась и подняла бабочку, небольшую, изящную, с черными пятнышками на крыльях. Она никогда раньше таких не видела.
Только тут Мари заметила, что серый бетонный пол усыпан мертвыми бабочками. Наверное они погибли от резкого похолодания. Но откуда здесь оказалось столько бабочек?
Кто-то открыл дверь. Ворвавшийся в коридор ветер подхватил бабочек, они закружились, на мгновение сверкнули яркими крылышками, но тут же бесшумно опустились на пол и словно померкли. Женщины смотрели па них с чувством странной тоски и опустошенности. Их лица, еще минуту назад казавшиеся счастливыми, тоже померкли.
Лето кончилось… Кончилось лето — сезон пламенеющего солнца и жгучего разгула жизни.
Сезон бабочек кончился тоже, оставив после себя лишь грустные воспоминания.
Коитиро Уно
БОГ КИТОВ
Случайно я увидел старое эмаки «Охота на кита». На картине — окровавленный исполин. Опутанный тройной сетью, он бьется в ней, пытаясь разбросать снующие вокруг красные, белые, черные лодки. Из его ран хлещет кровь. Сжимая кольцо вокруг разъяренного животного, рыбаки добивают его гарпунами. Один вскарабкался на голову кита и долбит его охотничьим ножом. Другой бессильно повис на сети. Он, видимо, мертв. Море бушует как во время шторма. Чернеют днища перевернутых лодок. Над ними в испуге мечутся белые птицы.
И по цвету, и по композиции (художник следовал закону перспективы, заимствованному у европейцев) это эмаки бесспорно уступало известным картинам, изображающим охоту на китов, хотя бы Сиба Кокана. Но что-то поразило меня в нем. Пожалуй, кричащая диспропорция: рядом с огромным китом фигуры рыбаков и их лодки выглядят удивительно маленькими. Кит неправдоподобно, нарочито велик. О нет! Художнику не изменило чувство меры. Прочитав незамысловатый текст, я понял, что все это продумано. «Взгляните, как могуч этот кит!» — говорит художник.
— Дедовских времен? — спросил я у хозяина, старожила Нагасаки.
— Эта вещь досталась мне от приезжего художника. Он был так потрясен, услышав про Бога Китов, что написал эмаки, а уезжая, оставил его вместо платы за квартиру.
Бог Китов! Сколько раз еще в детстве слышал я о нем!
И хозяин не торопясь, припоминая подробности, поведал мне легенду, из которой и родился этот рассказ.
В поселке Вадаура, на побережье провинции Хидзэн, жило несколько сот человек. Им невдомек было, что наступили новые времена — правление императора Мэйдзи.[29] Летом они ловили рыбу, зимой охотились на китов. Но в эту зиму им долго не было удачи. Наконец в сети попала самка кита. Рыбаки, опасаясь упустить добычу, кидали в нее гарпун за гарпуном и уже готовились покончить с ней, как вдруг к натянутой сети подплыл еще один кит, огромный, точно остров. Такого исполина раньше в этих местах не видывали. Пуская фонтан, он резвился на волнах, пока не угодил головой в сеть. Спасаясь, он круто повернул в открытое море, увлекая за собой две лодки, между которыми была натянута сеть, и три лодки загонщиков.
Самка кита высвободилась, а кит-исполин, то ныряя, то вновь подымаясь на поверхность, мчался по морю три дня и две ночи, увлекая за собой в океан несчастных рыбаков. Две лодки пошли на дно, две перевернулись, и все люди в них погибли. На третий день рыбаки последней лодки решились наконец обрубить веревку, но домой, едва живые, они добрались лишь месяц спустя. С тех пор в гарпунера уцелевшей лодки вселился злой дух кита. Дрожа всем телом, он приговаривал, проклиная чудовище: «Если бы не закон, запрещающий покидать Японию, я бы вцепился в хвост этого убийцы и доплыл с ним до самой Индии. Попадись он мне еще раз, не упущу! Вцеплюсь в хвост — и хоть в самый ад».
Он был старейшиной гарпунеров. И хотя ему шел шестой десяток, по мужеству и отчаянности ему не нашлось бы равных. Он никого не боялся, ни синтоистских богов, ни будд. Рыбаки Вадаура после восстания в Симабара[30] обратились в католичество. Во времена Эдо[31] — времена гнета — они не изменили своему богу. Этот же гарпунер не верил ни в Христа, которого почитали его предки, ни в гнев всевышнего.
Спустя три года кит-исполин вновь появился в прибрежных водах. Мужчины, не теряя времени, бросились в погоню. Но кит и не думал уклоняться от боя. Могучим ударом хвоста он расшвырял и разбил все лодки, и хрупы несчастных еще долго носились по волнам, пока не подобрало их рыбачье судно.
По обычаю Вадаура позором клеймят тех, кто обрубает веревку и упускает кита. По обычаю Вадаура убийцу рыбака ждет кровная месть. Погиб отец, погиб сын, и бабка привела на берег маленького внука. Она не лила слез, а пропела песню мести и взяла клятву мести с внука. О ките-душегубе шла недобрая слава, и люди испытывали суеверный страх перед его чудовищной силой.
Этот кит не был похож на других китов своей породы. Его нос горбила большая белая шишка. Он был хитер, свиреп и огромен — раза в два больше самых больших своих сородичей. А потому в нем было в восемь раз больше жира. Жители Кисю, Тоса, Танго и рыбаки артели Масутоми прозвали его Богом Китов. Была у него еще одна примета — струя его фонтана раздваивалась, и благодаря этому его узнавали издали. Завидев кита-исполина, рыбаки бросали лов и спешили домой, точно при приближении бури.
Проповедник, которого все называли патером, пользуясь тем, что в правление императора Мэйдзи был снят запрет с публичных проповедей, предостерегал:
— Не трогайте его! Это сам дьявол. Истинно говорю вам, тот, кто верует, не станет гоняться за этим китом. Охотиться за ним только напрасно губить людей и снасть. Человеку не под силу бороться с сатаной.
И тем не менее лодки Вадаура гонялись за Богом Китов — и не ради китового жира, но ради того, чтобы отомстить убийце, смыть свой позор и вернуть себе доброе имя и честь, без чего жители Вадаура не мыслили себе жизни. Внук, который, сжимая обломок гарпуна, слишком тяжелый для детских рук, дал клятву мести, через три года стал гарпунером. Он был молчалив и редко выражал вслух свои чувства, но встречи с китом он ждал с горячим нетерпением. И наконец желанный день настал. Молодой гарпунер и Бог Китов встретились в неспокойном зимнем море.
Поначалу все шло хорошо. Оглушенный грохотом палок загонщиков кит сунул голову в сеть и вдруг застыл на волнах точно мертвый. Он был весь изранен гарпунами, и казалось, ему пришел конец. Но это была уловка. Когда юноша с ножом за поясом осторожно подплыл и вскарабкался ему на спину, Бог Китов ринулся из вод залива в океан, таща за собой сеть и лодки. Целый час, истекая кровью, он мчался под водой, еще четыре часа буйствовал па поверхности, хотя почти все лодки уже были разбиты и тройная сеть разорвана. Двенадцать трупов выбросило море, среди них было и тело отважного юноши. Шестерых так и не нашли. Один гарпунер от пережитого страха потерял рассудок.
Три года спустя в погоню за Богом Китов отправился молодой человек по имени Сяки, младший брат погибшего. Его клятву мести приняла не бабка, которой уже не было в живых, а мать — кроткая, тихая женщина, встретившая смерть старшего сына без единой слезы. На берегу, где валялись обломки лодок, обрывки сетей, расщепленные рукояттш гарпунов, где по щекам хлестал ветер, она вложила обломок гарпуна в руку младшего сына и перед двенадцатью завернутыми в рогожу трупами пропела песню мести на привычный мотив погребальных причитаний, тут же придумывая слова. От гнева голос ее прерывался, по она упрямо допела до конца: «Кто там мчится, огромный, кутаясь в черные облака? Кто удирает, посеяв бурю, облизывая кровавые губы? Сын мой, торопись, догони его! Вцепись ногтями в его горло, разорви его утробу! А до тех пор в гнездо не возвращайся и ждать тебя не будем, до тех пор, пока родная мать не смоет слезы кровью убийцы».