Время! Мелехов увидел, как упал японский офицер, пытающийся успокоить своих солдат.
— Ура! В атаку! — крик вырвался из груди словно рык, а через мгновение 2-й усиленный батальон 22-го Восточно-Сибирского стрелкового полка обогнал его, пролетел отделяющие от противника две сотни метров и с ходу врезался в японские ряды.
Продолжение завтра в полночь.
[1] В нашей истории в сражении при Вафангоу такой же обход не заметил генерал Штакельберг, так что мы решили отдать долг Оку и подарить ему этот успех. А вот двойной обход Иноуэ — это уже только его личная заслуга после сражений с главным героем. Учитывая, как быстро японцы учились, мы решили, что это было бы совершенно логично.
Глава 6
Главное, не грызть ногти! Увидят — опозорюсь же! На мгновение эта глупость полностью накрыла сознание, но я сумел взять ее под контроль. Даже без привычного поднимающегося из глубины души холода, который раньше помогал в самые тревожные моменты.
— Они не отступают! — рядом ругался поручик Зубцовский.
— Вот же герои, мать их! — я тоже не удержался от крепкого словца.
И ругались мы вовсе не на японцев, а на наших. Вместо того, чтобы спокойно откатиться на новые позиции, которые все еще продолжали готовить наши пленные под присмотром Шереметева, части 2-го Сибирского корпуса, смешавшись с японцами, продолжали перемалывать друг друга. А я неожиданно оказался перед выбором, которого не пожелал бы и врагу. Отойти одному, чтобы сохранить верных мне людей, или же вмешаться в эту мясорубку и попробовать что-то исправить?
Впрочем, кого я обманываю? Не будет у меня людей, если сбежать после такого — это раз! А еще… Не было такой бойни при Вафангоу в моей истории, а значит то, что случилось — это и моих рук дело. Вот и два! Хватит? Или нужно вспомнить еще про присягу, про потери, которые вырастут в разы, если не взять хаос под контроль? Не нужно! Я уже все решил.
— Коня, — приказал я Зубцовскому, потом ткнул пальцем в одного из связистов. — Ты! Хватай катушку и за мной!
Дальше, когда план начал обрастать деталями, стало немного проще. Я на коне и связист с помощниками на велосипедах преодолели часть пути, где до нас еще не могли дострельнуть. Потом я приказал остановиться.
— Что дальше, ваше высокоблагородие? — тяжело дышал связист, и это при том, что катушку, с которой разматывался провод, тащили без какой-либо его помощи. Кажется, паническая атака.
— Как зовут? — спросил я, помогая еще молодому парню прийти в себя.
— Евгений! Евгений Арсеньевич Чернов, вольноопределяющийся, приставлен к роте связи… — он сбился, закашлялся, но, кажется, стал чуть лучше соображать.
— Вот и хорошо, Евгений Арсеньевич, что вы вольноопределяющийся, значит, сами хотели помочь и точно не отступите.
— Никак нет! Не отступлю!
— Тогда пересаживаемся на 11-й номер…
— Что за 11-й номер? — удивился парень, совсем забыв про недавно трясший его страх.
— Значит, пешком, на своих двоих, — улыбнулся я. — Берем катушку и тащим дальше.
— Есть тащить дальше!
С этого момента молодой связист помогал солдатам справляться с его же оборудованием, а я прокладывал нам маршрут, чтобы добраться до тылов правого фланга, не привлекая лишнего внимания. Вышло на удивление просто, а так как я заранее приметил одного из капитанов, то до него получилось добраться довольно быстро.
— Имя, звание… Кхм, в смысле чин! — рявкнул я, остановившись перед офицером с одной красной полоской на погонах.
— Капитан Катырев! — тот сразу же вытянулся, несмотря на резаную рану в боку. Причем с облегчением: кажется, на появление кого-то старшего по званию никто уже не рассчитывал.
— Доложите обстановку.
— Кхм…
— Какие приказы были получены? — я помог капитану.
— Сначала полковник Семенов приказал держать позицию, потом его ставку накрыло артиллерией.
— Где командование корпусом?
— Не знаю, — капитан тряхнул головой. — Ваше высокоблагородие, японцы как навалились с тыла, так новых приказов не поступало.
Кажется, обход и удар в тыл дивизии Иноуэ оказался даже страшнее, чем я думал изначально.
— Что ж, тогда слушайте приказ! — я говорил громко по примеру Хорунженкова, чтобы меня слышали не только несколько выживших офицеров, но и солдаты. — Никаких атак! Собирайте всех своих и до кого дотянетесь на позициях и будьте готовы! Оставляю с вами вольноопределяющегося Чернова, он наладит связь и, когда придет время, передаст мой приказ.
— Какой приказ? — выдохнул капитан.
— Прикрывать тех, кто отходит, потом отходить самим.
— Значит, опять поражение? — и столько обиды было в словах Катырева, что он сам не заметил, как на глазах выступили слезы.
— Почему опять⁈ — я снова фактически орал, чеканя каждое слово. — Вот наш 22-й полк сначала разбил 5-ю дивизию Оку, потом взял Цзиньчжоу, теперь мы громим с тыла батареи врага и вас прикрываем! Так какое поражение, капитан? Просто сражаться нужно, когда ты к этому готов, а не когда тебя поймали со спущенными штанами! Все ясно⁈
— Так точно, господин полковник! — вот теперь капитан окончательно пришел в себя.
Я же продолжил движение вдоль линии фронта. Пешком было бы долго, на лошади слишком высоко, а вот на велосипеде Чернова — в самый раз. Не знаю, видели ли солдаты до этого полковников на велосипедах, но немного удивления было в самый раз, чтобы выбить их из шокового состояния. Я ехал, встряхивая командиров и протягивая все новые и новые линии связи.
— Не забудьте проследить, чтобы после укладки кабель засыпали для защиты от повреждений, а потом протянули еще и вторую линию! Эту уже сразу под землей! — я отдал последний приказ на сегодня.
По крайней мере на передовой. Больше времени заниматься этим лично у меня не было. Четыре капитана, каждый из которых фактически встал на целый полк, один полковник, принявший на себя бригаду. Да, я смог найти и собрать не столь уж и многих, но, главное, процесс запущен! Дальше линии связи они будут протягивать и сами, и там, даст бог, меня услышит уже достаточно людей, чтобы остатки корпуса смогли начать движение.
Вернувшись, я обнаружил, что успел вовремя. Японцы как раз подтянули поближе свою батарею, чтобы вступить с Афанасьевым в артиллерийскую дуэль, и тот собирался ее принять. Пришлось прочищать мозги теперь уже ему, немного орать — кажется, у меня начал срываться голос — но в итоге капитан меня понял правильно. Зачем давать врагу шансы, если можно уничтожить его чисто. Поэтому приданные батарее нестроевые с потом и кровью, но загрузили морские пушки обратно в вагоны-теплушки, мы отвезли все на полкилометра в сторону и снова развернули батарею.
— Действительно, очень разумно, — Афанасьев вытирал пот, проверял прицелы и говорил со мной одновременно. — Японцам нас не достать, мы же их бьем! Вот только они ведь не сдадутся, снова попытаются подобраться!
— И это будет лучшим продолжением, — ответил я. — Смотрите, пока они возят свои пушки, пока боятся, что мы выбьем любую их батарею, то не стреляют по нашим пехотным позициям, и те впервые с самого утра получили возможность прийти в себя!
— Ну а что нам делать? — спросил Афанасьев.
— Да точно так же! Пока есть дорога, пока есть люди, которые смогут тягать пушки — берете и раз за разом переезжаете! Сейчас вы приносите пользу даже не тем, что убиваете врага, а самим фактом своего присутствия, что не даете убивать наших. И чем дольше это равновесие продержится, тем лучше!
Закончив с артиллерий, я проверил, как идут дела у медиков. Как только я понял, что запасные позиции понадобятся нам еще нескоро, то изменил схему развертывания госпиталя. Вернее, самих врачей так и расположили за второй линией Мелехова, а вот ветку тахтаревки пустили прямо по тылам 2-го Сибирского. Секций у нас было немного, но даже так, раз-другой проехавшись за боевыми порядками, поезд оказался забит меньше чем за полчаса.
Дальше были новые маневры — вывезти вагоны поближе к основной железной дороге, перегрузить раненых, параллельно пропустив их через сортировку. Легкие остались тут же, в тылу, чтобы в ближайшее время вернуться в строй, самые сложные случаи сразу тащили к себе на стол доктора Слащева, а вот средние… Тех грузили в отдельный состав и готовили к отправке в Ляоян. Еще три ходки на первую линию, и мы, выкинув вообще все, что только привезли с собой с юга, забили его полностью. Больше двух тысяч человек, которые бы точно умерли, если бы мы не смогли им помочь.
— Илья Генрихович, — инструктировал я фельдшера Короленко, поставленного старшим на эшелон. — Запомните свою задачу! Доставить людей, передать в госпиталь, потом вернуться! У нас тут будет еще много тех, кто без этого поезда не выживет, так что… Если вас будут останавливать интенданты, обещайте им от моего лица любые взятки. Если помешают офицеры, опять же от моего лица обещайте им любую сатисфакцию и дуэли!
— А если генералы?.. — Короленко не договорил, но и так было понятно. Если эшелон задержат генералы, то шансов у простого фельдшера что-то с этим сделать просто не будет.
— Если генералы, — решил я, — тогда идете в госпиталь, ищете хорунжего Буденного и говорите, что я приказал ему угнать поезд и привезти его сюда. Любой ценой!
Фельдшер побледнел, но кивнул, а я еще несколько минут стоял на месте, провожая взглядом уходящий состав. Не сбить нас с верного пути, нам пофигу куда идти… Будет тяжело, на передовой и в тылу, но мы справимся! Очень хотелось по-простому крикнуть поручику Зубцовскому, чтобы тащил мою мосинку, и поспешить поближе к первой линии, вот только то, что я мог себе позволить с парой рот, было совершенно немыслимо, когда под моей рукой оказался полк. Вернее, даже целый корпус, в котором так четко и слаженно выбили почти всех офицеров!
Я в очередной раз задумался над тем, насколько же японцам порой везет на этой войне. Да, им удался обход и даже быстрый удар по тылам, но… Каковы были шансы, что они врежут прямо по ставке Одишелидзе, что заодно выбьют столько старших офицеров, чуть не превратив целый корпус в толпу? С другой стороны, будь тут больше старых командиров, уже я бы не смог перехватить командование.