— Интересно, — он задумчиво потер лоб, при том что уже давно не позволял себе выражать волнение такими низкими жестами. — Хорошо, что она не стала ждать 40 дней, чтобы рассказать это лично. Информация бы уже сильно потеряла в цене.
— Вы тоже помните, что брат рассказывал про слухи в министерстве?
— Я все помню.
— Тогда мы просто обязаны расширять завод. С наличием отчета от военных, причем тех, кто побеждает японцев, даже Фойгдт и Эрдели не посмеют ничего возразить.
— Не неси чушь, — оборвал Александра отец. — Ты же и сам знаешь, что дело не в них. Это банки из года в год заставляют заводы жить впроголодь, и они же, словно церберы, следят, чтобы у нас не появилось ни одной лишней копейки.
— Поэтому я и предлагаю их обойти! Прямой контракт: оплата под расширение и будущие поставки. Во время войны даже они не посмеют запустить руки в эти потоки!
— Ты их недооцениваешь, но… — отец задумался. — Если прибыли будут так высоки, то, возможно, я смогу заинтересовать их и убедить хотя бы не мешать.
— Значит?..
— Сегодня вечером не ждите меня, я задержусь. А внучке… Телеграфируй в Иркутск, пусть знает, что семья ей довольна и что по возвращении ей придется выступить перед очень важными людьми.
Сижу рядом с недовольным наместником, иногда поглядываю на дергающегося на облучке кучера и старательно делаю вид, что висящая в воздухе тишина меня совсем не гнетет.
Все началось с того, что наш поезд приехал в Мукден аж в половину шестого утра. Благоразумные люди на моем месте просто доспали бы и пришли к своему начальнику строго в приемные часы. Я же решил воспользоваться моментом, чтобы если и устроить наместнику показ новой техники, то без посторонних глаз. Приказал поручику Зубцовскому, чтобы тот пока обеспечил переезд нашего вагона на отдельные пути подальше от лишних глаз, а сам арендовал повозку на целый день и поехал за Алексеевым.
Благо дом его был известен, охрана наместника меня тоже узнала, а вот дальше начались трудности. Как оказалось, вчера вечером до Алексеева дошли слухи, что я вроде как стал человеком Куропаткина, и он настолько обиделся, что даже планировал отменить нашу сегодняшнюю встречу. Наверно, если бы я пришел к нему на прием как положено, то так бы все и было. Но я-то домой заявился — в итоге на меня накричали, но как-то без души. А потом слово за слово, и мне не пришло в голову ничего лучше, чем предложить спор: либо я сейчас наместника удивлю, либо тот может гнать меня из армии ссаными тряпками.
Последний оборот так его удивил, что Евгений Иванович даже замер, а потом согласился выделить на меня целых два часа. И вот едем…
— Думаешь, пощажу тебя? — все-таки нарушил молчание наместник. — Зря! Уничтожу, потому что ты не против меня пошел, а против нашего государя.
— А почему вы считаете, что я продался Куропаткину? — я решил, что на некоторые вопросы можно и не отвечать. — Да, мы с ним заключили сделку, что какое-то время я не лезу вперед, зато под Ляояном уже мне никто не будет мешать победить. И я бы не сказал, что это какие-то большие уступки, все равно весь дальнейший ход войны будет решаться именно там. В сражении под городом.
— То есть ты даже ничего серьезного не попросил? — расхохотался Алексеев. — Продал душу министерским всего за генеральский чин, который тебе после этой войны и так был бы положен?
— Генеральский чин? — удивился я.
После этого мне провели краткую лекцию о том, как некоторые награды значат чуть больше, чем на них написано. В процессе Алексеев еще больше успокоился, а потом неожиданно предложил:
— А хотите я вас сделаю генералом?
На «вы». Кажется, раз мы перешли с грозного «ты» на что-то более привычное, значит, обиды уже остались в стороне.
— Чем мне это будет грозить? — спросил я вслух, впрочем, уже представляя реакцию. — Теперь Куропаткин не захочет иметь со мной ничего общего?
— Почти наверняка.
— Тогда… Лучше подождать, — я покачал головой. — И дело тут не в том, что я выбираю его сторону, а в том, что мне бы очень не хотелось лишиться возможности помочь армии в ближайших сражениях. Это ведь и в ваших интересах, ваше высокопревосходительство?
— Допустим, — Алексеев нахмурился, но спорить не стал. Вместо этого неожиданно подобрался. — Вы ведь приехали сюда не просто так? Тем более с таким энтузиазмом. Планировали чего-то попросить, так, может, не будем тратить время?
Сразу захотелось вывалить ему весь список, но…
— Прошу прощения, однако я бы предпочел сначала показать вам, что именно мы придумали. Тем более что мы уже почти на месте.
Возница тем временем вывез нас из старого города, и, оказавшись в районе станции, начал замедляться. Его и так чуть удар не хватил, когда осознал, кто будет его пассажиром — а, если вспомнить изначальное настроение Алексеева, оно и не удивительно. А тут нам еще и не к вокзалу надо было, куда все обычно едут, а прямо сквозь сетку путей мимо медленно ползущих составов. В общем, не удивительно, что он растерялся. Я тоже начал нервничать, потому что точно не знал, куда именно перебрались наши, но тут заметил стоящего на страже поручика Зубцовского, и тот жестами указал, куда сворачивать дальше. В сторону от Порт-Артурской дороги и…
— А вы неплохо подготовились, — Алексеев оценил наш вагон, стоящий со своим паровозом на отдельной ветке, ведущей в сторону большого Китая, которая сейчас почти не использовалась.
— Мои офицеры умеют удивлять, — согласился я и кивнул подбежавшему Лосьеву.
— Господин полковник, ваше высокопревосходительство, — тот бодро отдал честь и продолжил тараторить. — Мы с поручиком Зубцовским договорились с начальником станции, что нас смогут отвезти на пару километров в сторону. Там как раз пути уходят за сопки, и мы никому не будем глаза мозолить.
— Отличная работа, штабс-капитан, — поблагодарил я парня.
После этого помог воодушевившемуся наместнику забраться на площадку паровоза, и тот сразу же тронулся с места. Десять минут, чтобы отъехать на нужное расстояние, а дальше мы просто работали, как договаривались еще у нас. Первым делом утащили в поле пугала в форме, разложив их в виде спрятавшегося японского отделения на краю ближайшей сопки, а потом пришло время удивлять.
Евгений Иванович Алексеев, несмотря на определенные достоинства Макарова, не ждал от его показа ничего особенного. Все-таки он бывал на смотре систем вооружений в Санкт-Петербурге, а что может на фоне этого пусть талантливый, но всего лишь полковник с окраины? Впрочем, наместник был готов отдать должное энтузиазму Макарова, который помог ему хотя бы на несколько часов вырваться из привычной рутины и суеты.
Наместник даже улыбнулся про себя, когда представил, что будет твориться в штабе, когда он не появится там вовремя, а все посланные на поиски адъютанты не смогут его найти.
— Начинаем! — крик Макарова отвлек его от мыслей, и Алексеев успел увидеть, как две боковые стенки вагона стали медленно опускаться.
На веревках через блоки — через мгновение сообразил наместник, а еще через одно разглядел стоящую внутри поезда новенькую 120-миллиметровую пушку Круппа. Основание у нее в отличие от классического корабельного барабана выглядело ужасно, но свою главную функцию выполняло. По команде полковника артиллеристы ловко довернули орудие в сторону выставленных ранее пугал, взяли упреждение с помощью углового дальномера, а потом один за другим выпустили несколько осколочных и фугасных снарядов.
— Скорострельность не ниже, чем на флоте. Точность — даже выше, — мгновенно определил результаты Алексеев.
— Спасибо за оценку, — искренне поблагодарил Макаров, а потом обрисовал картину, как такие поезда по рокадным дорогам за считанные минуты могут прибыть в любую точку фронта и поддержать огнем там, где он больше всего необходим.
— Артиллерийские дуэли? — сразу же спросил наместник, помня, что именно в этом армия видела главный смысл пушек. Сдерживать вражеские, отвлекая их от своей пехоты, ну и иногда, если чужая пехота подставится, бить и по ней.
— Только если будет запас по дальности.
— Горные пушки в первой линии?
— И их, и пулеметы разнесем вчистую.
— Работа по пехоте?
— Без проблем. Хоть в обороне, хоть при поддержке атаки.
И Макаров объяснил главное преимущество своей придумки. Одна батарея врага, поработав в одном месте, формирует одну точку прорыва. Батарея на поезде, проехав вдоль линии фронта, формирует сразу несколько. В этом действительно был определенный смысл. И, глядя на ту пушку, которую использовал для показа полковник, наместник уже догадывался, что тот хочет просить.
— Выглядит интересно, но… С кораблей для вас ничего снимать не буду, — сказал он.
— А мне же совсем немного надо. Я слышал, что в свете новой крупповской брони старые 37-ми и 45-миллиметровые пушки оказываются почти бесполезны на море. А вот на суше они еще таких дел натворят, — Макаров в этот момент так размахивал руками, словно уже представлял себя на поезде, ощетинившемся этими самыми пушками и врывающимся в разбегающиеся вражеские ряды.
Увы, сухопутные не всегда разбираются в морских делах.
— Вы ошибаетесь, — покачал головой Алексеев. — Да, малые калибры показали недостаточную мощь даже против новых миноносцев, для которых теперь приходится расчехлять 75-миллиметровые пушки, но… Сами мины, самоходные и стационарные, сбивать лучше всего именно ими. А если бой, то опять же, чтобы поражать живую силу противника на ближней дистанции, ничего лучше просто не придумано.
— Думаете, с новой мощностью пушек ближний бой еще возможен? — без особой надежды спросил Макаров, и Алексеев замер.
Он умел читать людей и сейчас видел, что полковник искренне считает, будто он, наместник, ошибается. Пытается намекнуть ему об этом, но… Не спорит, просто потому что не верит, будто сможет его убедить.
— Вам бы Достоевского перечитать, — заметил он вслух.