Он оборвал себя, не договорив. Но я и без его слов знал продолжение этой истории с продуктами.
— Я слышал еще про ваши проблемы со скотом, — добавил я вслух. — Стессель планировал выкупить их у китайцев, а они, узнав, что Куропаткин в Мукдене дает цену больше, просто перегнали все живые консервы с полуострова.
— Если главнокомандующий об этом знает, то что он планирует делать? С текущими запасами Порт-Артур не продержится год, на который можно было бы рассчитывать в другом случае.
— Насколько я слышал, даже несмотря на блокаду к вам до сих приходят суда со всеми необходимыми товарами.
— Прорыватели, — Кондратенко почему-то улыбнулся. — Это да, в последний раз какой-то безбашенный англичанин притащил на своей старой калоше не только муку, но и несколько ящиков шампанского. Повезло, что генерал Стессель понимает, насколько такие гости важны, и не стесняется платить двойную цену за груз и за сам корабль, который, очевидно, обратно уже никто не выпустит.
— А тот англичанин? — спросил я.
— Выехал из города уже как частное лицо, и японцы не посмели его остановить. Представляю, как они злятся на таких союзников.
— И что, часто попадаются прорыватели-иностранцы?
— Как бы мне ни хотелось сказать, что это наши храбрые капитаны подвозят в Порт-Артур припасы, но… Сейчас 8 из 10 прорывателей блокады идут к нам под английским или американским флагом.
— С другой стороны, — заметил я, — именно под такими флагами им проще всего потом выбираться из города. Кстати, а они не боятся, что японцы… Нет, не убьют их, но ограбят? Заберут все вырученные за подобную вылазку деньги?
— А капитаны не дураки, — гордо улыбнулся Кондратенко, словно сам продумывал эту схему. — Генерал Стессель платит им не золотом, а выписывает чек в английском банке. Причем не на предъявителя, а на конкретное имя, чтобы вообще никакого смысла не было его забирать. Жаль, этих денег не так много, так что скоро начнутся проблемы с выплатами, а вместе с этим иссякнет и поток кораблей.
— Ваш подход выглядит очень разумно, но что-то мне подсказывает, что и от наличных денег капитаны не откажутся. Особенно если вы поднимете расценки.
— Мне кажется, это не ваше дело… — осадил меня Кондратенко, но я даже не подумал обижаться.
— Поручик Зубцовский, прикажите, чтобы генералу показали сундук, — каюсь, не удержался от красивого жеста.
Но это была моя плата за то, что мы решили отдать взятую в Цзиньчжоу японскую кассу защитникам Порт-Артура. Все-таки полезно гулять по чужим тылам, кто бы что ни говорил!
— Это?.. — выдохнул Кондратенко.
— Это иены, — я улыбнулся. — Которыми вы теперь сможете расплачиваться со всеми иностранцами. Так город получит еще припасов, а заплатят за них в итоге наши враги.
Причем как самими деньгами, так и разогнанной инфляцией — даже не знаю, что в итоге будет полезнее для России.
— Не боитесь просто так отдавать это первому встречному человеку? — наконец, нарушил повисшую паузу Кондратенко.
— У вас хорошая репутация, господин генерал, — я поднял указательный палец. — А еще… Мне же все равно их сдавать, так какая разница, в Порт-Артуре, раз уж я тут оказался, или в Ляояне.
Еще бы как-то отписаться про опять розданные солдатам три рубля. Я вздохнул, невольно представляя, какая битва с армейскими бюрократами будет ждать меня после возвращения.
Глава 4
Генерал-майор Кондратенко никак не ждал такого продолжения от самого обычного дня. Еще утром все было как обычно: работы по укреплению позиций, солдаты и нестроевые, в чьих сердцах надежда боролась с отчаянием, японские разъезды, которые прощупывали их позиции, прежде чем еще немного продвинуться вперед. А потом до них долетели звуки боя у Цзиньчжоу, и Кондратенко не удержался, сам ринувшись вперед.
И тут ему повезло дважды. Первое — японцы, заподозрив появление крупных русских сил, откатились с передовых позиций на основные, поближе к Дальнему. Второе — когда Кондратенко уже был готов повернуть назад, его отряд перехватили казаки полковника Макарова. Так генерал и познакомился с этим странным офицером. У него был только сводный полк, а он так далеко смог пробиться.
— Что думаешь? — спросил Кондратенко у следующего за ним подполковника Науменко.
Сейчас, когда штабс-капитан Кавицкий отъехал на позиции 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии за людьми для перевозки подготовленных для города грузов, у них появилось немного времени.
— Я бы так не смог, — честно признался Науменко. — Это же не только такой план придумать надо. Необходимо еще, чтобы солдаты за тобой пошли. Чтобы верили. У нас разве что вы, Роман Исидорович, таким авторитетом пользуетесь.
— А меня больше поразил их госпиталь, — тихо, почти про себя, сказал младший врач и хирург Миротворцев.
Пока большого потока раненых еще не было, бывший ординатор Обуховской больницы, а ныне один из докторов Красного Креста мог позволить себе поработать прямо на передовой.
— Что же? — с сомнением спросил Науменко. — Разве все госпитали в армии не работают по единой утвержденной схеме?
— Работают, — кивнул Миротворцев, — но есть нюансы. Все-таки в армии сейчас много гражданских врачей, у которых просто нет опыта работы с огнестрельными ранами. И это проблема не только России. Ни у одной страны мира не получится без войны заранее обеспечить всех хирургов необходимой практикой по огнестрелу, и какие-то вещи ты узнаешь только на месте, за операционным столом. Именно поэтому я заглянул в госпиталь. Все-таки полк Макарова много сражается, у них просто должен быть весьма обширный опыт, но… Даже я такого не ожидал.
— Так что же вы увидели? — теперь уже и Кондратенко стало интересно.
— Для начала структура, — принялся загибать пальцы Миротворцев. — Макаров вообще не держит врачей на батальонном уровне. Там только носильщики и фельдшеры, а доктора — все в общем госпитале…
— Подожди, — остановил Миротворцева Кондратенко. — Но как так? А если рана в роте — что же, солдату ждать, пока его дотащат до тыла?
— Кажется, это жестоко, но только кажется, — Миротворцев заулыбался. — Доктор Слащев, старший врач у Макарова, мне все объяснил. Ведь что делают с ранами сразу после получения? Максимум остановят кровь, наложат повязку — а нужен ли для этого доктор? Опытный фельдшер справится и сам. Дальше, если брать уровень батальонов — там уже можно было бы проводить операции, но… Один старший доктор, один младший: когда батальон активно сражается, им просто не хватает рук, а когда маневрирует, то они большую часть дня ничего не делают. Понимаете?
— То есть, собрав докторов в единый госпиталь, почти как получилось у нас в крепости, Макаров гарантирует им постоянную нагрузку. И весь поток раненых получит максимально возможную помощь.
— И это еще не все! — восторженно продолжил Миротворцев. — Когда врачей собирается так много, то можно разделить потоки. Одной группе докторов идут все легкораненые, другой раны в живот, третьей — поврежденные сосуды, четвертой — грудь, пятой — голова. В итоге больше практики и…
— Подождите, Сергей Романович, — остановил доктора Кондратенко. — Что вы говорите? Ведь даже я знаю, что раны в грудь и голову сейчас не лечатся. По крайней мере, если это что-то большее, чем царапина.
— И полковник Макаров старается это изменить! Врачи набираются опыта, и пусть пока не все получается, но уже скоро у нас могут появиться первые в мире специалисты в новых направлениях.
— Но резать ради этого своих же солдат⁈ — повысил голос Кондратенко.
— Не своих же, — Миротворцев отвел взгляд в сторону. — После Цзиньчжоу у полковника почти не было своих раненых, поэтому его врачи сейчас занимаются японцами. Обычным ранам — обычное лечение. Способ штопки сосудов уже отработан, так что про него даже не спрашивают. А вот всем сложным предлагают выбор. Тех, кто согласен, пытаются спасти. Те, кто нет, остаются на волю господа.
— А ведь в Порт-Артуре среди китайцев ходили слухи, что еще после прошлой войны японцы точно так же на чужих раненых учились оперировать, — задумался вслух Науменко. — Только никого не спрашивали. Да и сейчас… Кажется, у них есть целое отделение, которое занимается операциями на черепе.
— И это еще не все! — Миротворцев обрадовался, что его энтузиазм поддержали. — У доктора Слащева есть много информации по глупым ошибкам, которые совершают гражданские врачи. Например, первичный шов…
— Первичный шов? Это когда раны ушивают еще на перевязочном пункте? — уточнил Кондратенко, который предпочитал разбираться даже в таких мелочах.
— Точно! Я был уверен, что без них никак, но доктор Слащев рассказал, что закрытые раны почти гарантированно ведут к гангренам. А еще… — тут Миротворцева передернуло. — Некоторые молодые врачи хотят помочь, хотят сделать хоть что-то, и в итоге делают только хуже. Представьте рану в грудь — сквозную, почти чистую. И что делает молодой врач, решив хоть как-то помочь такому солдату? Он кладет первичный шов единым стежком сразу сквозь плевру легких, мышцы и кожу. При этом сплошным шов получается только снаружи, а внутри ходит воздух, все бурлит, надувается…
— Ужасно! — Кондратенко поморщился. — И что будет потом с таким раненым?
— Старый шов снимут, потом ушьют все послойно. Не сложно, если знать про ошибку и вовремя исправить… Но самый ужас все же не в таких громких случаях, а в тихих, аккуратных на первый взгляд швах. Помог такой спаситель, отправил пациента дальше, а гангрена и воспаление появятся еще только через несколько дней. В итоге врач и дальше продолжит шить всех, кто попадет ему в руки, а в тылу будет расти гора трупов! И ведь даже если такому что расскажешь, поверит ли он? Или усмехнется и продолжит делать по-старому? Вам ли не знать, как порой некоторые чины упираются в следование старым традициям и ритуалам, и плевать, что от этого только вред один, а не польза!
— А как же вы так сразу во все это поверили? — неожиданно хмыкнул Науменко. — Или при вас кого-то специально неправильно порезали?