— И мы что-то можем сделать? — Татьяна помнила рассказы Вячеслава Григорьевича, как важны новые броневые части и как в то же время сложно обучить офицеров и нижних чинов для сражения на такой непривычной им технике.
— С одной стороны, очевидного ответа нет, — Николай развел руками. — С другой… Я долго думал, и, возможно, тут смогло бы помочь что-то вроде желудочной трубки, которые мы вставляем в кишечник во время непроходимости или когда его начинает разъедать желчь. Ситуации-то в чем-то похожи.
— И думаете, это можно объединить?
— Возможно, генерал сможет довести идею до ума, — Николай смутился. — Я не вижу выхода, но он… Мы один раз оперировали вместе, зашивали артерию, делали то, что мне тогда казалось совершенно невозможным. И меня в тот момент словно озарило, что медицина — это не просто повторение того, что придумали другие, это постоянная учеба, это поиск новых знаний и применение того, что на первый взгляд может показаться невероятным. Увы, сам я не смог довести дело до конца, — молодой врач поник, — но, может быть, мои идеи хоть как-то принесут пользу. В любом случае нужно помогать солдатам, которые сражаются на броневиках…
— И лучше до того, как эта проблема вырастет в размерах в сотни раз, — закончила за него Татьяна. — Я поняла ваши опасения и полностью с ними согласна. Ваши бумаги и выводы прямо сегодня же передам генералу. Вечером… — девушка сказала и начала невольно краснеть от тех выводов, которые могли бы последовать после таких слов. Пришлось срочно добавлять. — Вечером приду к нему и передам. А днем не получится — днем он вечно где-то в разъездах.
Икаю.
Уже минут десять безбожно икаю, словно кто-то уж больно часто поминает мое имя. Может быть, фон Винклер? А то, кажется, мне удалось его удивить. Изначально молодой немец никак не мог понять, что именно меня не устраивает в предложениях Германии, потом долго пытался объяснить, почему Россия должна платить и не задавать вопросы — я не мешал. Тем более послушать о том, что в это время считается сильной стороной тротила, а о чем и вовсе пока не думают — было интересно.
А потом просто сделал то, что немцы обычно предпочитали делать сами — заставил принять свои условия. Фон Винклер, несмотря на некоторую упертость в вопросах ролей тех или иных стран, был в целом умным человеком и сразу понял, что набросанная мной схема получения тринитротолуола позволит нам справиться с его производством и самостоятельно. Конечно, на этом пути будут ошибки. Конечно, на нас могли бы начать давить с помощью патентов. Впрочем, последнее, учитывая наличие рядом империи Корё, которая с радостью наплевала бы на авторское право за возможность получить современное производство, вообще не имело смысла.
Но главное, что увидел немец — у нас на руках был способ именно промышленного получения их взрывчатки. Не лабораторного в гомеопатических количествах, а та самая схема, по которой работают они сами. А значит, все возможно. И либо Германия становится партнером за честную долю, либо мы, как и с месторождениями, все сделаем сами. Фон Винклер не стал ничего гарантировать или обещать, но по его лицу было предельно понятно: второй раз оставаться ни с чем он не собирался.
Я еще раз прокрутил в памяти все, что записал в переданной немцу папку — вроде бы нигде не ошибся, а значит, маховик согласования уже должен набирать обороты. А мне — надо готовиться к запуску еще одного направления. Не менее важного! Хорошо, что гости опаздывают и у меня есть время взять себя в руки. Выпить воды, задержать дыхание, вроде бы получилось. Ик… Да твою мать!
— Вячеслав Григорьевич, все собрались, — из приемного зала старых мастерских Инкоу выглянул Огинский.
Именно он организовал эту встречу. Мне нужно было найти людей, которые смогут огранить кварц для наших передатчиков и приемников, и Алексей Алексеевич пригласил сюда лучших ювелиров, до которых мы смогли добраться. Каждый заранее получил задание, что именно нужно сделать, и вот пришло время проверять работы. Ик… Я даже ругаться перестал: ну, икаю я, и что теперь, с людьми не встречаться?
— Добрый день, спасибо всем, что смогли приехать к Инкоу, — я вышел в приемный зал вслед за Огинским и обвел взглядом собравшихся.
Почти двадцать человек. Трое русских: два ювелира из Харбина и один аж из Владивостока. Почти все остальные китайцы: кто-то из Маньчжурии, кто-то из большого Китая. И чуть в стороне от основной массы сидела парочка скромных старых евреев. Неожиданно.
— Вы все получили задание огранить особым образом переданные вам кристаллы кварца, — продолжил я и неожиданно понял, что стоило перейти к делу, и икота сама прошла. Вот так просто, хороший знак. — У вас были размеры, у вас были наши требования, давайте проверим, что у вас получилось.
Словно начало шоу объявил… Но какой в нашей ситуации был выбор? Учитывая, что нужных людей у нас под рукой не имелось, то сохранить поиски в тайне становилось заранее невозможно. Начни мы что-то скрывать, и это только привлекло бы внимание. А так — много блеска, широких жестов и мишуры, которые, хотелось верить, помешают случайным людям понять, а что именно мы на самом деле задумали.
По моему знаку адъютант вышел в центр зала и сдернул покрывало со стоящего там весьма простого прибора. Мы нашли его во время зачистки Квантуна, не знаю, кто из японцев и зачем его использовал, но конструкцию сразу узнал. Гладкий, идеально ровный лист стекла и лампа белого, идеально ровного света.
— Что это? — раздался голос владивостокского ювелира.
— Это прибор для создания давно известного эффекта под названием кольца Ньютона, — ответил Огинский, подхватывая у меня техническую часть мероприятия. — Очень интересный эффект, который можно увидеть, если расположить рядом две прозрачные поверхности и подсветить их. Свет отражается от одной к другой тысячи и тысячи раз. Так как между пластинами считанные микроны, эти волны накладываются друг на друга. И дальше даже из-за крохотной разницы в толщине воздушного зазора возможны варианты: либо фазы совпадут, и свет усилится, создавая светлое кольцо, либо станут мешать друг другу, и тогда кольцо будет темным.
— И что мы должны будем увидеть? — еще один голос из зала.
— Если огранка созданной вами пластины кварца будет правильная и ровная, то и круги мы увидим ровные и симметричные. Если же нет, то проявятся только смазанные линии, которые могут даже обрываться…
На этом Огинский закончил объяснения и перешел к регламенту проверки. Ювелиры подходят, кладут созданный образец под свет и дальше, в зависимости от результата, их либо приглашают для обсуждения контракта, либо просто компенсируют затраты на дорогу и отправляют домой. Кажется, мы перемудрили с интригой, и волнение в воздухе можно было резать ножом.
Первым вперед вышел тот самый крикливый ювелир из Владивостока. Привезенная им пластина кварца очень красиво сверкала, отражая солнечные лучи и играя гранями. Казалось бы, можно даже дальше не смотреть и сразу определять победителя, но… Он положил свой кварц на стол, Огинский включил лампу, и вокруг кристалла появились те самые круги. Центр смазан, кольца кривые, словно не геометрические фигуры, а рябь на воде.
— Следующий, — беспристрастно объявил Алексей Алексеевич, и еще недавно очень гордый собой мужчина нервно подхватил свой кристалл и отошел в сторону.
Впрочем, следующие претенденты оказались ненамного лучше. Искажения, скачки колец, провалы — похожая ситуация была у каждого. И это непрозрачно намекало, что проблема системная, и что-то я не учел, когда ставил задачу найти ювелиров и огранить так нужные для стабильной частоты радиопередатчиков пластины.
Разве что у одного старого китайца с красивыми свисающими усами получилось что-то более-менее ровное, но… Я прекрасно представлял, какая точность потребуется для формирования волны, и «более-менее» тут было точно недостаточно. Оставалась небольшая надежда на евреев, уж больно хитро они переглядывались, но вот вперед вышел первый, положил свою пластину кварца — и то же самое. Последнего я ждал, уже прокручивая в уме ту самую фразу, написанную рукой Данте на воротах ада — если коротко, без всякой надежды.
— Это просто невозможно, — ювелир из Владивостока после неудач других своих коллег снова обрел уверенность в себе и теперь ждал провала от последнего конкурента.
Однако… Пластина легла под белый свет, и вокруг нее появились идеальное ровные круги. И центр — четкий! В толпе ювелиров раздались перешептывания.
— Кто это?
— А я про него среди наших никогда не слышал.
На лице первого еврея-неудачника появилась торжествующая улыбка. Запах тайны стал еще более явным. Я кивнул Огинскому на обоих евреев, чтобы тот пригласил их на отдельную беседу. И, оставив в приемном всех остальных участников, мы перебрались в тот самый кабинет, в котором я еще недавно ждал этой встречи. Вот теперь можно было поговорить и прямо.
— Вы же не ювелир? — я посмотрел на второго еврея, принесшего с собой идеально ровный кварц.
— Часовщик, — ответил тот, и мне захотелось выругаться.
Ну, конечно же! Ювелирам ведь что важно при обработке камня? Красота, гладкие грани, и все в принципе. А вот для кого на первом месте стоит точность, так это часовщики!
— Алексей Алексеевич, — я повернулся к Огинскому, — кажется, приглашение всех этих людей было именно нашей ошибкой. Они в свою очередь просто делали то, что и обычно, поэтому прикажите выплатить им не только за проезд, но и компенсацию за потраченное время.
— Сколько?
— Они работали на наши заказы неделю, с учтем дороги — половина месяца. Вот по половине жалования подпоручика за месяц им и выплатим. А теперь можно и познакомиться, — я посмотрел на евреев и представился. — Броневой генерал Российской императорской армии Вячеслав Григорьевич Макаров.
— Берл Гольдшмидт, — поклонился первый. — Я ювелир, и, как вы правильно поняли, поэтому мне было сложно выполнить задание, которое озвучили ваши люди. Но я сразу подумал, ч