том направлении.
6. О Вашей светлости говорят, что Вы проявляете пристрастие по отношению к людям (и их женам), которые преданно служат Нобунага. Это беспокоит меня. Я бы принял с глубокой благодарностью известия о том, что Вы с добротой относитесь к тем, о ком я слышал, что они преданны мне, однако вы придерживаетесь другого мнения. Какова может быть причина этого?
7. Есть некоторые люди из Киото, которые находятся в трудном положении оттого, что их неустанная и безупречная служба сёгуну не принесла им никаких наград, и которые доверили свои жалобы Нобунага. Я надеялся вызвать в Вас сострадание, когда говорил Вам об этом. С одной стороны, во мне пробудилась жалость к ним, но с другой, я думал о Ваших интересах (коги но онтамэ)[167]. Поэтому я поднял вопрос о Ваших земельных владениях, но Вы так ничего и не выделили этим людям. Я говорю о Кандзэ Ёдзаэмон [Кунихиро], Фурута Кабёэ, Уэно Кии но Ками [Нобутамэ] и других.
8. Авая Магохатиро подал жалобу против заместителя сёгуна в Ага но Сё, провинция Вакаса. Я полагал, что это было неизбежно и обговорено не раз, однако Вам по-прежнему необходимо разобраться в этом деле.
9. Люди говорят, что Вы конфисковали различное имущество, вверенное Вам женой Коидзуми вместе с отданным в залог мечом и кинжалом. Если бы Коидзуми был предателем или вовлеченным в незаконные дела, тогда было бы естественно вырвать злые корни и ветви, однако он погиб в случайной стычке, поэтому наилучшим было бы для Вашей светлости наказать его в соответствии с действующими законами. Вся Поднебесная будет думать теперь, что Ваша светлость совершила этот поступок из жадности.
10. Я докладывал Вашей светлости, что так как название девиза правления Гэнки неблагоприятно, в Киото изобилуют слухи (тэнка но сата), что его следует изменить. И даже когда императорский двор неоднократно требовал изменить его, Вы не предоставили даже жалкие гроши, и это продолжается и по сей день[168]. Так как данный вопрос касается репутации государства (тэнка но онтамэ), я полагаю, что Вы не должны пренебрегать вашими обязанностями.
11. Ходили слухи, что Карасумару [Мицуясу] вызвал Ваше неудовольствие[169]. Неизбежно, что Вас также рассердил его сын [Мицунобу], но я был глубоко разочарован, когда узнал, что вы приняли от неизвестного посланника взятку и позволили Карасумару снова служить Вам. Иногда можно потребовать компенсацию, в зависимости от человека и преступления. Однако, поскольку Карасумару имеет доступ в императорский дворец и поскольку нынешние придворные подобны ему, я полагаю, это производит плохое впечатление на людей.
12. Всем известно, что даймё из других провинций оказывают Вам почтение и преподносят золото и серебро, поэтому какой смысл в том, чтобы тайно хранить его там, где вы не можете использовать его?
13. Акэти [Мицухидэ] собрал ренту и произвел закупки, но Ваша светлость заявили, что это были [деньги из] владений Энрякудзи, и захватили то, что отдал Акэти[170].
14. Сообщают, что прошлым летом [1572] Вы продали рис из замка за золото и серебро. Я никогда не слышал, чтобы сёгун в древние или нынешние времена занимался бы торговлей. Времена таковы, каковы есть, но я полагаю, что на людей произвело бы более хорошее впечатление, если бы рис был в амбарах сёгуна. Я считаю это просто вопиющим.
15. Всякий раз, как только Ваша светлость дает малое вознаграждение юношам, находящимся в ночном дозоре, целый город плохо говорит о том, что Вы назначаете одного из них заместителем сёгуна или побуждаете их подавать незаконные иски.
16. Говорят, что Ваши вассалы не имеют склонности ни к оружию, ни к провизии, ни к чему-либо подобному, а только к сбережению денег. Я полагаю, что они готовятся стать ронинами. Когда сёгун копит золото и серебро и при малейших слухах покидает свою резиденцию, неудивительно, что даже самые низшие считают это признаком того, что сёгун хочет покинуть столицу. Разве так должен держать себя тот, кто командует людьми?
17. Вы проявляете жадность к многим вещам и, видимо, не заботитесь о несправедливости или вашей репутации. Поэтому даже простые крестьяне называют Вас «злым сёгуном». Я помню, что точно так же называли господина Фукоин, но то был особый случай[171]. Почему люди должны говорить такие отвратительные вещи за Вашей спиной? Возможно, сейчас самое время подумать об этом. На этом все.
Более пристальный взгляд на приведенный выше документ позволяет предположить, что, несмотря на его резкий и порой провокационный тон, Нобунага на самом деле стремился изменить поведение сёгуна. Какова была причина? Безусловно, не в том, что Нобунага был мудрым и готовым на компромисс, а сёгун капризным нарушителем спокойствия. Вероятнее всего то, что Нобунага получал от в большей степени номинального сёгуната Ёсиаки гораздо больше, нежели сам сёгун, и стремился сохранить благоприятное для него положение вещей. Ёсиаки являлся лишь номинальным главой режима, а настоящим хозяином был Нобунага. Сохранение статус-кво между ними было гораздо важнее для Нобунага, чем для Ёсиаки, и особенно в конце 1572 года. Это было крайне невыгодное для Нобунага время, чтобы он мог разорвать отношения с сёгуном, особенно если принять во внимание наступательные планы Такэда Сингэн.
Семнадцать статей «Протеста» представляют собой упреки общего и конкретного содержания. Первые три и последние три статьи (1–3, 15–17) являются предостережениями общего характера, в остальных же разбираются конкретные вопросы и частные случаи неправильных действий сёгуна. Статьи общего характера являются своеобразным «руководством по правильному поведению». Ёсиаки должен: «не быть невнимательным» по отношению к императорскому двору (статья 1); поддерживать контакты с провинциями только через должные каналы, а именно, через самого Нобунага, и строго придерживаться прежних соглашений по этому вопросу (статья 2); награждать правильных людей, а не «новоприбывших неизвестного происхождения» (статья 3); не относиться с пренебрежением к тем, кто «преданно служит Нобунага» (статья 6); не потакать юношам (статья 15); подавать правильный, а не дурной пример своим подчиненным (статья 16); и, наконец, больше думать о своей репутации, а не о своей казне.
Все предупреждения Нобунага основываются на существовавшей тогда, воинской этике. Тем не менее, удивляет, что, критикуя Ёсиаки, Нобунага чаще всего говорит о той негативной реакции, которую его действия вызывают в обществе. То есть речь идет не об абстрактном идеале, столь часто ассоциируемом с японским военным сословием, а о простой, но убийственной людской молве, являющейся главной судьей сёгуна. Например, в статье 3 утверждается, что если сёгун продолжит выдавать награды недостойным людям, «исчезнет различие между преданными людьми и предателями». «Люди не могут одобрить это», — утверждает Нобунага, а в последней статье недвусмысленно говорится: «Даже простые крестьяне называют Вас "злым сёгуном". Почему люди должны говорить такие отвратительные вещи за Вашей спиной? Возможно, сейчас самое время подумать об этом». Нобунага никогда не проявлял большого сострадания к крестьянам, и многие из десятков тысяч сторонников Икко, которых он уничтожил, принадлежали именно к этому сословию. В своем «Протесте» Нобунага напомнил сёгуну, что для военного лидера нет ничего опаснее, чем общественное мнение, направленное против него. «Что подумают люди» — эти слова являются доминантой всего документа.
В статье 10 осуждается неспособность сёгуна предоставить «жалкие гроши», необходимые для смены девиза правления, что являлось давним желанием императорского двора. Фудзики и Элисон полагают, что в данном пункте Нобунага практически заявил о неспособности сёгуна править, но нам такая интерпретация представляется слишком далеко идущей[172]. Как и в ряде других статей, здесь Нобунага призывает сёгуна исправить свое управление, чтобы не показать себя полностью неспособным в глазах общества. Точно так же в статье 4 высказывается сожаление о неспокойной ситуации в столице, возникшей после того, как сёгун вывез свое имущество. В статье 9 Нобунага предупреждает сёгуна, что теперь «вся Поднебесная будет думать, что Ваша светлость совершила этот поступок из жадности». В статье 11 Нобунага снова предостерегает о «плохом впечатлении», который произвел на людей поступок сёгуна. Наконец, в статье 14 говорится, что «на людей произвело бы более хорошее впечатление», если бы рис находился в амбарах сёгуна, а не был бы обменян на золото и серебро.
Нобунага вовсе не случайно говорит об общественном мнении как о главном судье. Как следует из отдельных разбросанных по «Синтё-ко ки» замечаний, жители Киото отличались резкостью суждений[173]. Кроме того, многочисленные письма Нобунага, в особенности инструкции непосредственным подчиненным, свидетельствуют о том, что он придавал чрезвычайно важное значение авторитету своему и своих подчиненных. Например, в 1580 году он недвусмысленно порицал отца и сына Сакума (в противоположность Акэти Мицухидэ, Икэда Цунэоки, Сибата Кацуиэ и Хасиба Хидэёси) за то, что они пренебрегли своей репутацией и не попытались приобрести славу, вступив в ратный поединок.
«Протест» не оставляет никаких сомнений, что главной причиной дурной славы сёгуна была его жадность. Он оказался настолько скаредным, что не пожелал выделить средства даже на смену девиза правления. Кроме того, проводимая им незаконная конфискация частной собственности не могли не сформировать у всех впечатление о его неуемной алчности (статьи 5, 9, 13). Не чурался сёгун и взяток, о чем свидетельствует статья 11. Никогда прежде, заявляет Нобунага в статье 14, сёгун не бывал замечен в занятиях торговлей, продавая провиант, предназначенный для военных целей. Примеру своего господина с легкостью следуют и его подчиненные, о которых говорят, что они «не имеют склонности ни к оружию, ни к провизии, ни к чему-либо подобному, а только к сбережению денег». У нас нет свидетельств, которые бы подтверждали, что Ёсиаки совершал насилие по отношению к женам или сыновьям своих подчиненных, однако, как можно судить из статьи 9, сёгун совершил второй из смертных грехов правителя, указанных Макиавелли: он отнимал у своих подчиненных собственность.