. Все те, кто оценивал религиозную политику Нобунага, видели в нем антиподов самим себе. Так, для Такэда Сингэн Нобунага был дьяволом во плоти, а в глазах иезуитов он, в конце концов, в своем «безрассудстве и дерзости» превзошел самого Навуходоносора[417]. Из чего представляется логичным заключить, что Нобунага должен был быть «безбожником», если не атеистом[418].
Что в глаза Нобунага имело значение, так это полезность и содействие религиозных деятелей, общин или институтов, вне зависимости от того, что они проповедовали. В своей политике Нобунага не касался религиозных или доктринальных вопросов, он просто стремился установить контроль над религиозными институтами и организациями. Он проводил только такие религиозные церемонии и поддерживал только те религиозные институты, которые признавали и укрепляли его власть. И совершенно не важно, считал сам он их истинными или нет. Если Нобунага был атеистом, то, следует признать, весьма практичным. Религиозные организации, оказывавшие его режиму вооруженное сопротивление, жестоко преследовались и уничтожались всегда и везде, где только было возможно, но причины тому имели сугубо политический, а не доктринальный характер. Нобунага проводил последовательную и рациональную религиозную политику и сознательно стремился установить свою собственную светскую власть над любыми институтами. И политику эту придумал отнюдь не он сам. Напротив, она глубоко коренится в восточно-азиатской политической традиции. Наиболее известным ее примером стало, несомненно, преследование буддизма в Китае в правление династии Тан в середине IX столетия.
Нобунага и иезуиты
В исторических трудах на протяжении почти 400 лет Нобунага изображался как друг христианских миссионеров в Японии[419]. Действительно, имеются достаточно обоснованные и убедительные свидетельства, подтверждающие, что Нобунага благоволил иезуитам. Даже краткой хронологии взаимоотношений между Нобунага и миссионерами будет достаточно, чтобы подтвердить это. В первый раз Нобунага принял Фройса в 1569 году в Киото; вскоре после этого он выдал Фройсу документ, скрепленный красной печатью, который даровал ему право свободно передвигаться во владениях Нобунага и проповедовать свое учение. Позднее в том же году Фройсу был оказан поистине королевский прием в Гифу, он удостоился экскурсии по замку, о котором впоследствии написал в превосходных тонах. Франсиско Кабраль (1528?-1609), возглавлявший в ту пору миссию в Японии, посещал Нобунага в 1572 и 1574 годах. Нобунага не просто оказывал любезность иезуитам, он предоставлял им и существенную материальную помощь например, при строительстве церкви в Киото, сооруженной между 1576 и 1577 годами, несмотря на громкие протесты местных жителей. Позднее, в 1580 году, Нобунага подготовил участок в Адзути и выделил его иезуитам для строительства миссии.
Тот факт, что Нобунага покровительствовал иезуитам, является неоспоримым, проблема в том, как можно объяснить такое его отношение. Вопрос не в том, что Нобунага оказывал иезуитам поддержку, а в том, почему он делал это. Весьма проблематично определить мотивы, которыми руководствовался Нобунага, демонстрируя окружающим свою симпатию к иезуитам, которые в XVI столетии вели в Японии активную деятельность. Единственные источники, которые могут оказаться нам полезны, это письма самих иезуитов и «История Японии» Фройса, основанная на этих письмах. Безусловно, важно помнить, что все эти документы являются пристрастными и односторонними.
В своих письмах иезуиты единогласно утверждают, что Нобунага не проявлял ни малейшего интереса к традиционным японским культам, что, по-видимому, и заставило их вообразить, что Нобунага может сыграть важную роль в обращении Японии в христианство. Иезуиты считали его «бичом Божиим»[420], призванным уничтожить их главных врагов — буддистов. По мнению миссионеров, положительный итог действий Нобунага, направленных против буддизма, заключался в том, что это заставило его благосклонно отнестись к христианской миссии. Примером подобных рассуждений является письмо за 1581 год[421]:
По-видимому, Бог избрал этого человека, не давая ему понять смысла его действий, чтобы подготовить и расчистить путь для нашего святого учения, поскольку он не только не имеет ни малейшего почтения и уважения к божествам, которым поклоняются японцы, но и является злейшим врагом и преследователем бонз. Он разрушил так много монастырей, уничтожил так много бонз в них и ненавидел их до такой степени, что теперь их секты серьезно ослаблены. Ненависть его проистекает из сопротивления, которое оказывали ему некоторые бонзы. Эти бонзы жили в разных сектах, имели богатство и пользовались властью, а также владели сильными крепостями и обширными угодьями. Они несколько раз оказывали ему настолько сильное сопротивление и доставляли такие неприятности, что если бы не они, Нобунага давно стал бы властелином всей Японии… Несмотря на ненависть, которую он питал к бонзам и их сектам, он всегда был очень добр к нашим отцам, проповедовавшим Слово Божье, и он оказывает нам столько милостей, что его собственное окружение удивляется и не может понять, чего он хочет достичь этим.
В письме недвусмысленно указывается, что причины активной борьбы Нобунага с независимыми буддийскими институтами были не только и не столько личного характера. Главной из них являлось экономическое и военное могущество буддийских институтов.
Один из первых историков Японии Джеймс Мердок указывал в начале XX столетия, что враждебное отношение к буддизму со стороны Нобунага и иезуитов делало их естественными союзниками[422]. Об этом же думал и Фройс, когда, задолго до Мердока, писал в своей «Истории»: «Просто удивительно наблюдать, как этот господин, такой жестокий и неумолимый по отношению к бонзам проявляет такую доброту и любезность по отношению к нам, даже если ему известно, что мы проповедуем против божеств и будд и против всех японских сект»[423]. Но необходимо помнить, что Нобунага вел войны отнюдь не с теми, на кого иезуиты нападали в своих проповедях. И если Нобунага противостоял буддизм в виде военизированных своих институтов, то иезуиты боролись с буддизмом как таковым, как с религией.
Иезуиты, тем не менее, смотрели на вещи достаточно реалистично, чтобы возлагать слишком большие надежды на обращение Нобунага в христианство. Письмо за 1581 год касается этого вопроса[424]:
Да будет угодно нашему Господу наставить [Нобунага] на познание истины, которой он иногда с интересом внимает. С одной стороны, если принять во внимание гордыню и поведение Нобунага, невозможным кажется, чтобы он обратился к учению Господа. Однако появляется надежда, когда видишь, что Господь избрал его, чтобы разрушить и сократить секты бонз, и что при этом он неизменно благоволит нашим делам и иногда с должным вниманием выслушивает слова о вечной жизни и о бессмертии души.
Аналогичные надежды можно найти и в официальных письмах других миссионеров, например: «Да вознаградит Господь Нобунага обращением в священную веру»[425]. В письмах говорится, что иногда Нобунага «слушал» христианские проповеди, но никогда не принимал их. Неправильным будет даже говорить, что Нобунага отверг христианство, поскольку это означало бы, что он серьезно обдумывал возможность обращения в него. Личная вера была ему чужда. Именно это признавал Фройс, когда писал, что, «хотя Нобунага от природы обладает очень хорошими качествами, у него, тем не менее, нет самого главного из них — веры в Бога»[426].
Иезуиты в своих письмах не дают глубокого анализа причин благожелательного отношения Нобунага к их миссии. Если Нобунага не был предан христианскому учению, то остаются только отрицательные мотивы, типа старого как мир «враги моих врагов — мои друзья». Нельзя, тем не менее, и сказать, что ничего невозможно прочитать между строк их посланий. Так, по мнению К. P. Боуксера, Нобунага «любил проводить время в окружении сильных и талантливых людей» и не мог не проявить сострадания к чужестранцам, находящимся так далеко от родной земли[427]. Живя в Японии, иезуиты быстро смекнули, что «по своей природе японцы любят все новое», и Нобунага не был исключением[428]. Его впечатлило мужество иностранцев, отправившихся на край света из своей родной страны с миссионерской проповедью. В конце одной из аудиенций[429]:
Нобунага попросил отца Органтино показать маршрут путешествия, которое он совершил из Европы в Японию, и когда он увидел его, сказал с восхищением, что отцы никогда не отважились бы на него, если бы не были преисполнены решимости и силы духа. Повернувшись к отцам и братьям, он сказал, расхохотавшись: «Вы прошли через столько опасностей и пересекли столько морей, что вы или никчемные воры, от которых нечего ждать ничего хорошего, или же вы проповедуете очень важные вещи».
Любопытство Нобунага побуждало его задавать вопросы об иезуитской миссии, и, если верить иезуитским источникам, он стал считать их гораздо более честными в религиозном плане людьми по сравнению с их японскими соперниками буддистами. Однако не все было столь радужно. Фройс, знавший Нобунага, пожалуй, лучше остальных своих собратьев, подозревал, что интерес, проявляемый тем к иезуитам, имел один существенный изъян. Якобы Нобунага покровительствовал им потому, что они были иностранцами и, таким образом, чем-то «новым», и что он никогда не оказал бы им таких милостей, если бы они были его соотечественниками