амоубийстве. Как вы можете отождествлять себя с умом?
Существо – это то, что всегда остается прежним, вечно остается прежним. У него нет формы, поэтому оно не может изменяться; и у него нет содержания, поэтому оно не может изменяться. Существо бесформенно и бессодержательно. У него нет названия, нет формы – на Востоке это называется намарупа. Эти две вещи меняются: имя и форма. Существо – это ни то и ни другое. Это просто существование, абсолютное существование, незаполненное, не имеющее ни содержания, ни формы. Как только вы вошли в эту пустоту, ничто не может вас потревожить, потому что нет ничего, что могло бы быть потревоженным. Ничто не может вас ранить, потому что внутри нет никого, кого можно ранить.
Тогда, если вы ненавидите меня, ваша стрела пролетит сквозь меня. Она ни в кого не попадет, потому что никого нет. Вы не можете сделать меня мишенью. Любите вы меня или ненавидите, вы не можете сделать меня мишенью. Поэтому меня ничто не касается. И я ничего не делаю, я просто остаюсь самим собой.
Однажды Мулла Насреддин сказал мне:
– Да, когда-то я и сам занимался политикой. В своем городе я был собаколовом, но в конце концов я потерял свою должность.
– Что случилось? – спросил я. – Сменился мэр?
– Нет, – сказал Мулла. – В конце концов я поймал собаку.
Именно это я хотел бы тебе сказать: в конце концов я поймал собаку. Теперь для меня не осталось работы. Я безработный. Я ничего не делаю: никаких желаний больше нет, никаких действий не осталось. Я просто здесь. Я с тобой. Если ты меня любишь, ты примешь меня с радостью, и ты будешь вознагражден. Если ты ненавидишь, ты упустишь, и ты будешь за это ответствен. Это твой выбор. Но я ничего не делаю.
Второй вопрос:
Ошо, ты рекомендуешь медитацию или преданность. Я нахожу оба метода полезными; оба они ведут к одной и той же цели – к блаженству, к ананде. Иногда я чувствую, что я сущностный человек, а иногда я чувствую себя экстатичным преданным – поющим, молящимся, танцующим, играющим лилу с божественным. Могу ли я быть тем и другим? В чем моя настоящая природа? Что бы ты предложил для моего роста? За пятнадцать месяцев твоей саньясы страх смерти прошел, тело стало храмом божественного, ум стал Его инструментом. Все твои слова сладки, но еще слаще молчание, из которого я получаю направление для своей жизни: ничего не делать, принимать, действовать – и это очень хорошо для моего роста. Пожалуйста, пролей свет…
Если все так прекрасно, зачем делать из этого проблему? Почему не принять свое собственное понимание? Тебе всегда нужно чье-то свидетельство? Чье-то одобрение? Если меня не станет, что ты будешь делать? Если ты так счастлив, разве это счастье не служит достаточным доказательством того, что ты на правильном пути?
Но ты столько раз ошибался в жизни, что потерял доверие к самому себе.
Это нечто очень важное, что нужно понять и чему нужно научиться заново: доверять себе. Когда все прекрасно и ты счастлив, забудь о том, что я говорю. Не беспокойся об этом. Ты прекрасно знаешь, что все хорошо. Зачем сомневаться в собственном опыте?
Я слышал…
Мулла Насреддин поехал на автобусную экскурсию по Детройту. Проезжая по Джефферсон авеню, водитель автобуса описывал открывающиеся взгляду достопримечательности.
– Справа, – объявил он, – мы видим дом Доджа.
– Джона Доджа? – спросил Мулла.
– Нет, сэр, Хораса Доджа.
Проехав чуть дальше, он снова объявил:
– Слева мы видим дом Форда.
– Генри Форда? – предположил Мулла.
– Нет, сэр, Эдселя.
Еще чуть дальше по Джефферсон авеню:
– А сейчас на перекрестке вы увидите церковь Христа.
– Иисуса Христа? – робко спросил Мулла. – Или я снова ошибаюсь?
Я понимаю, такова жизнь – ты выбирал неправильные пути столько раз, что потерял внутреннее ощущение. Ты потерял доверие к самому себе. Ты потерял уверенность, поэтому ты должен кого-то спрашивать. Даже если ты чувствуешь, что ты счастлив, ты должен кого-то спросить: «Я все делаю правильно?» Счастье, блаженство – это показатель.
Есть две возможности: либо ты действительно чувствуешь себя таким счастливым, как говоришь в своем вопросе, – и тогда не нужно меня ни о чем спрашивать; либо ты это только воображаешь, и ты знаешь это сам – и поэтому ты спрашиваешь. Это тоже ты должен решить глубоко внутри себя. Потому что воображаемое блаженство – вообще не блаженство. Ты можешь воображать его. Человеческое воображение очень сильно. Ты можешь просто воображать – потому что я постоянно говорю о блаженстве: о любви, о медитации, об экстазе. Ты можешь уловить эти слова, и твоя жадность начнет играть лилу с тобой – вместо того чтобы ты играл лилу с божественным. Твоя жадность может начать играть лилу с тобой и внушать тебе идеи. Но если эти идеи воображаемые, ты всегда будешь относиться к ним с подозрением, потому что глубоко внутри ты знаешь, что это только фантазии. Если это так, вполне понятно, откуда этот вопрос.
Это можешь решить только ты. Если это действительно происходит, если ты действительно счастлив, если это факт, и ты его не воображаешь, тогда ты на правильном пути – потому что нет другого признака, кроме блаженства.
Если ты чувствуешь себя счастливым, все правильно, и ты движешься точно туда, куда должен двигаться. Потому что счастье, блаженство нарастает по мере того, как ты приближаешься к богу, и не может быть никак иначе. Если ты удаляешься от бога, возникает боль. Ты чувствуешь нарастающее разочарование, нарастающую скуку, страдание. Страдание указывает на то, что ты удаляешься от правильного пути, – это естественное указание, что ты потерял путь истины. Блаженство просто показывает, что ты сонастраиваешься с целым. Все становится гармоничным, сад Возлюбленного становится ближе: воздух прохладнее, и ветер доносит аромат цветов, свежесть, новый трепет, новый энтузиазм. Тогда ты приближаешься к саду Возлюбленного. Может быть, ты еще не видишь его, но направление правильно.
Верь себе. Но если это воображение, отбрось это воображение.
Третий вопрос:
Ошо, из того, что ты сказал мне на даршане, мне стало ясно, что моя медитация – жить тотально здесь и сейчас. Ты показал мне, что я не должна жить в надежде.
Эллиот говорит: «Я сказал своей душе: будь тиха и жди, в молчании и без надежды, потому что надежда будет надеждой на неправильное. Жди без любви – потому что любовь будет любовью к неправильному. И есть еще вера; но вера, надежда и любовь – все они – ожидание».
Можно ли еще что-то сказать?
Этот вопрос от Прадипы.
Она очень хорошо поняла, что я хотел ей показать. Зрелость наступает тогда, когда вы начинаете жить без надежды. Надежда принадлежит детству. Вы становитесь зрелым человеком, когда перестаете строить планы на будущее. Фактически, вы достигаете зрелости, когда у вас нет никакого будущего; вы просто живете в этот момент – потому что это единственная существующая реальность. В прошлом религии говорили о будущей жизни. Это было детство, это были незрелые дни религии. Теперь религия говорит о здесь-и-сейчас; религия достигла совершеннолетия.
В Ведах, в Коране, в Библии главная цель – будущая жизнь. Но человек больше не ребенок. Такой бог и такая религия умерли. Это была религия надежды, это была религия будущего.
Теперь утверждает себя другой вид религии – и это религия здесь-и-сейчас, религия настоящего. Идти больше некуда, и нет другого времени и пространства, чтобы жить; есть только это пространство и это время – здесь и сейчас. Жизнь в это мгновение стала очень интенсивной. Человек, который живет надеждой, рассеивает жизнь. Жизнь мельчает; она слишком растягивается и становится тонкой, мелкой. А когда вы слишком растягиваете жизнь и она становится мелкой, вы не можете быть счастливы. Счастье означает интенсивность, бесконечную глубину. Если вы строите планы на будущее, жизнь растягивается и становится мелкой. Она теряет глубину.
Когда я говорю «отбросьте надежду», я имею в виду: будьте так интенсивны в этот момент, чтобы будущее стало ненужным. Тогда происходит поворот, трансформация. Тогда само качество времени изменяется, и для вас оно становится вечностью.
Чего вы добьетесь своей надеждой? На что вообще вы можете надеяться? Нельзя надеяться ни на что новое. Вы можете надеяться только на старое, на то, что уже случилось раньше, – может быть, с теми или иными небольшими видоизменениями, улучшениями, украшениями. Но надежда есть прошлое и ничто другое: вы что-то испытали, вы что-то пережили, и вы снова и снова на это надеетесь. Это повторение, это хождение по кругу.
Надежда означает, что ты просто проецируешь прошлое в будущее: вчера ты любила какого-то мужчину, ты хочешь любить этого мужчину и завтра. И ты знаешь, что вчера не принесло осуществления, – отсюда надежда. Вчера было недостаточно – отсюда надежда. Вчера ты что-то пропустила. Теперь этот упущенный момент мучит тебя, причиняет страдание. Ты надеешься, что завтра этот мужчина снова будет с тобой, чтобы любить тебя, и завтра ты будешь любить по-настоящему.
Но между вчера и завтра есть сегодня. Если ты действительно хочешь любить, почему не любить здесь и сейчас, сегодня? Иначе, когда сегодня станет завтра, ты снова начнешь проецировать в будущее. Незавершенный опыт, нереализованные желания проецируются в будущее. Если ты действительно любишь в этот самый момент, ты никогда больше не будешь думать об этом моменте. С ним покончено, он завершен. Он исчезает, не оставляя в тебе никакого следа.
Именно это Кришнамурти называет «тотальным действием». Тотальное действие не создает кармы: оно не запускает никакой цепочки, не создает никаких оков. Если оно тотально, ты никогда больше не вспомнишь о нем, в этом не будет смысла. Вы вспоминаете только то, что осталось незавершенным. Ум любит завершенность. А у вас так много незавершенных опытов; они продолжают проецироваться в будущее. Прошлое прошло – невозможно завершить что-то в прошлом, а настоящее ускользает из ваших рук, и вы не видите никакой возможности завершить то, что делаете, в настоящем. Будущее длиннее: вы можете проецировать, строить планы – эта жизнь, другая жизнь, этот мир, другой мир – вы можете проецировать вечно. Тогда вам становится легче. Вы говорите: «Ничто не потеряно, еще есть завтра. Еще есть следующая жизнь». И так вы попадаетесь в ловушку. Нет, надежда – неправильная вещь.