– Это потому, что мы злые дикари? – догадался Джахсаар. – Ну и как тебе, девочка, дом злого дикаря? – Он развёл руками. – Худо он живёт?
– Не худо, – едва слышно вымолвила Ярга, смущаясь сама себя.
– А ты знаешь, что у меня двенадцать жён и каждая считает твоих земляков опасными дикарями, а вовсе не меня, её ласкового мужа? – Хан лениво пригладил усы. – И у каждой жены моей по дворцу. Что скажешь? Пойдёшь ко мне тринадцатой? Я и тебе дворец построю.
Ярга поперхнулась.
Джахсаар загоготал, довольный собственной шуткой. Прочие кочевники засмеялись, вторя правителю, улыбнулась и Батру. Ярга же в замешательстве посмотрела на Дива. Он наклонился к ней и едва слышно произнёс, коснувшись губами её уха:
– Ешь, не слушай его. Он, как выпьет, и не такое несёт.
– Что говоришь, Вак-Ши? – переспросил хан, утирая выступившие на глазах слёзы.
– Говорю, ты для своего народа правитель справедливый и щедрый, Джахсаар, – с вежливой улыбкой ответил Див.
– Это правда, – медленно кивнул хан. – И к гостям я всегда добр, особенно когда этим гостям рад.
Он отдал слуге кубок, а сам подозвал одну из танцовщиц.
– Снимай, – велел хан, – я тебе новое подарю.
Танцовщица расстегнула висевшее на шее украшение и протянула Джахсаару, а после с поклоном отошла. Она бы подчинилась, даже если бы он ничего ей не посулил. Хан же расправил украшение и поднял его повыше.
Это было тяжёлое монисто из золотых монет и кусочков красного коралла. Блестящие кругляшки озорно звенели, когда Джахсаар весело встряхивал ими.
– Нравится? – Он показал украшение Ярге. – Забирай, это тебе подарок от хана Джахсаара. Носи на здоровье, ученица, Вак-Ши тебе такое никогда не подарит.
Ярга уставилась на Дива. Тот медленно кивнул, позволяя принять дар.
– Благодарю, великий хан. – Девушка взяла украшение, склонив голову.
Возможно, следовало похвалить хозяина за щедрость, но язык не поворачивался от робости и страха, а ещё от того, как свысока поглядывала на Яргу ханская дочь. Ей не хотелось показывать ни радости, ни уважения, особенно потому, что красавица Батру продолжала упираться своей ногой в ногу Дива, будто тот был её собакой или рабом.
Ярга живо представила себе, как он обращается Волком и одним махом смыкает челюсти на тоненькой шейке ханши. Щёлк, и всё! Какая невосполнимая утрата для степного народа!
Девушка потупилась, сделала вид, что радостно улыбается, рассматривая монисто.
Украшения ей были без надобности, особенно сейчас, и всё же Ярга поняла, что ей приятно получить нечто столь ценное от правителя Баш Урды. Вряд ли ей доведётся носить эту дорогую безделицу, но продать всегда можно – вон сколько золота понавешено, да ещё с кораллами!
Музыка стихла. Танцовщицы расступились, чтобы пропустить слугу, который принёс гусли и с поклоном вручил их Вак-Ши, потянувшись через Яргу. Он передал инструмент Диву прямо перед её лицом, и она с изумлением поняла, что гусли сделаны из конского черепа. Серебряные струны тянулись прямо поверх выбеленной кости, как зловещая насмешка над коневодами, почитавшими лошадь за священное животное. Зрелище показалось Ярге чудовищным.
А потом Див медленно положил гусли себе на колени и плавно провёл по струнам. Музыка полилась из-под мозолистых, покрытых шрамами пальцев сладким мёдом. Зазвенели, заплакали струны, подчинились хозяину, не позабывшему их, и родная, щемящая сердце мелодия заполнила собою шатёр.
Ярга прикрыла глаза. Она услышала в этих звуках гулявший над полями ветер Благоды, говорливые ручьи Велиграда и шелест ветвей в Дремучем лесу. Хрустящий под ногами первый снег и песню жаворонка по весне. Громовой раскат и цокот копыт по каменистой дороге. Звон пчелиных крыльев в жаркий летний полдень и шорох осеннего дождя по соломенной крыше. Но было и ещё что-то совершенно потустороннее, нечто мистическое, такое, что разум не понимал, но душа откликалась.
Когда-то в детстве Ярга слышала сказку об этих гуслях, но не запомнила, кому они принадлежали; наверняка и к Диву попали неспроста. Она бы с радостью отдала это глупое монисто любому, кто поведал бы ей ту сказку снова. Девушка даже решила расспросить самого Дива, когда они останутся наедине.
Однако праздник продлился до глубокой ночи. После того как её серый друг закончил играть, хан велел продолжать веселье. Музыканты взялись за собственные мелодии, но ни одна и близко не могла сравниться со звуками гуслей. Слуги подавали всё новые угощения. Девушки танцевали, сменяя друг друга и свои бесстыжие наряды. К ужину в шатёр пришли воеводы, они рассказывали истории и хохотали.
Батру первой ушла отдыхать. А вот их с Дивом отпустили спать только после полуночи, когда хан начал зевать сам. Напоследок он подозвал к себе Дива и негромко сказал что-то, но Ярга разобрала лишь обрывок фразы:
– …проси в уплату что хочешь.
Ответ она не расслышала, потому что поплелась следом за служанкой.
Её вывели в прохладную степную ночь и проводили в маленький шатёр неподалёку. Там ковёр был лишь один. На нём бок о бок примостились две тканые лежанки с подушками и покрывалами. В стороне на столике стояли зажжённая лампа, кувшин воды и таз. Рядом стопкой лежали чистые простыни и рубахи. Сюда же принесли все их вещи и свалили у входа. Кажется, ничего не пропало.
Ярга наспех умылась. Подаренное монисто она спрятала в котомку. Затем скинула пропитанную потом одежду и надела чистую, а потом улеглась на дальней лежанке и прикрылась простынкой.
Зашелестел полог шатра, вошёл Див. Принёс с собой старые гусли. Он бросил на Яргу короткий взгляд, девушке показалось, что он хмурится.
– Спи, – велел Див коротко. – Рано подниму тебя завтра.
– Что хану от тебя нужно? – тихо спросила она.
– Услуга. – Он отвернулся, стянул полушубок и бросил на свободную лежанку. – Спи, я управлюсь быстро.
В свете одинокой масляной лампы его кожа выглядела матовой, полностью покрытой теми же странными узорами, что и лицо. То ли пламя, то ли мех, то ли перья, то ли чародейские символы – не разобрать. А спросить неудобно, стыдно даже.
Ярга затаила дыхание. Она не могла оторвать взгляда от того, как эти знаки движутся на его мускулистой спине и руках, когда Див медленно разминал лопатки и шею по дороге к тазу с водой. Он не просто умылся, а выплеснул часть воды прямо себе на голову, после отряхнулся по-звериному резко, отчего капли полетели в стороны. Ярга вздрогнула, заслоняясь рукой. Мужчина взял чистую простыню, промокнул лицо, вновь повернулся к ней:
– Спи, – и наклонился, чтобы задуть лампу.
Но в краткой вспышке света Ярга разобрала на его теле нечто такое, что напугало её не на шутку.
Это был шрам. Безобразный кривой след на груди в том месте, где находилось сердце. Все магические узоры расходились по телу именно от него.
В темноте Див натянул полушубок и опустился на пустую лежанку. Ярга удивилась, что её спутник вдруг тоже решил отдыхать.
– А сказал, что выспался впрок, – прошептала она в тщетной попытке развлечь его шуткой.
– Ярга, спи, – строже повторил Див в третий раз. – Завтра поговорим, сейчас не время.
Девушка насупилась, но промолчала. Ей гораздо привычнее было, когда он звал её Ярушкой. Её так вообще никто более никогда не звал, если уж честно.
Она думала, что не уснёт вовсе – из-за гомона в лагере. Из-за незнакомых запахов и знакомых страхов перед кочевниками. Из-за того, что Див лежал в человеческом обличье на соседней лежанке в одном локте от неё. Но сон взял своё.
Едва она провалилась в сумбурное сновидение, как услышала шорох.
Ярга тотчас открыла глаза – думала, на них напали урдинские кочевники, решив зарезать в ночи. Но это оказалась одна из служанок ханского шатра, та самая, что ухаживала за Батру весь пир.
Див молча встал и вышел вслед за этой девушкой. А Ярга не смогла лежать более ни секунды, уверенная в том, что её друг пошёл не к хану, а именно к его дочери, иначе зачем делать это вот так, под покровом ночи? Разумеется, тайные свидания Дива её не касались, но Ярга убедила себя в том, что он может погубить их обоих, если его вдруг схватят. На ходу она натянула штаны и босиком бросилась следом.
Ночь была ясная и свежая. Кроме того, между некоторыми шатрами горели жаровни.
Ярга покрутила головой и заметила мелькнувшую вдалеке знакомую шубу. Туда она и устремилась, стараясь не отставать. Надеялась, что ошиблась, но служанка привела Вак-Ши прямо к расшитому шатру своей госпожи.
Ярга едва успела спрятаться от прошедших мимо стражников, а когда вновь выглянула, Дива уже не было видно. Тогда она обошла шатёр Батру с другой стороны. Там отыскался вход для слуг, никем не охраняемый, будто специально. А значит, никому не положено было знать о том, что Див навещал ханшу.
Сердце болезненно сжалось.
Может, она себе всё придумала? Может, это никакое не свидание, а они вовсе не старые любовники?
Рука сама приподняла полог шатра. Ярга скользнула внутрь, отыскала путь среди драпировок и вышла аккурат позади большого ложа на резных ножках. Здесь горели ажурные лампы, а полы и стены украшали всевозможные роскошества. Вот только слуг не было вовсе, лишь Батру и Див, стоявшие в центре шатра.
Ярга торопливо присела за резную спинку кровати. Ей было видно, как Батру медленно сняла с головы венец и отложила в сторону, как перебросила на грудь чёрные косы одну за другой, а после повернулась к Диву спиной.
Тот молча приблизился, снял с неё одну шаль, затем другую и третью. Зазвенел застёжками на кольчужном платье.
Ярга не видела его лица, поскольку и он, и Батру стояли к ней затылками. Но что-то подсказывало, что дело вовсе не в любви и даже не в долгожданной встрече спустя десять лет разлуки.
С тихим звоном кольчужное платье упало к ногам красавицы. Батру застонала сквозь стиснутые зубы, когда Див потянул вниз с её плеч ничем не закреплённое нижнее платье из шёлка. Он обнажил её спину и развернул к свету лопатками. Тогда Ярга услышала, как жалобно плачет гордая Батру, будто маленькая девочка, у которой что-то нестерпимо болит и нечем унять эту боль.