– Эй! – Ярга возмущённо шлёпнула его по рукам. – Ты что это задумал, серая шкура?!
– Прости, – виновато поморщился Див. – Но я должен осмотреть и промыть твои раны, а после нанести зелье, которое поможет быстро поправить дело. Кроме того, ты воняешь кровью и темницей. Это нужно снять, попрошу хозяйку постирать.
Он снова потянулся к пояску, но девушка насмерть вцепилась в него.
– Ярушка, прекрати краснеть, я всё уже видел тогда на реке, помнишь? – Его невозмутимости можно было позавидовать.
– Лучше бы забыла, – ответила она, но пояска не выпустила.
Под его тяжёлым взглядом во рту мгновенно пересохло.
– Я сама, – наконец выдавила Ярга. – Отвернись. Нет, сначала дай мне что-нибудь прикрыться, потом отвернись.
– Упрямица, – пожурил Див, но всё же уступил.
Он подал ей чистую простыню из стопки в ногах, а затем отвернулся к двери. Даже не встал, негодяй.
Ярга неловко завозилась. Движения давались с трудом, каждая жилка болела, каждый ушиб отзывался неприятными ощущениями. Она закряхтела.
– Помочь? – хрипло спросил Див.
– Нет, – сердито буркнула она.
– Как знаешь.
Ярга кое-как избавилась от одежды, которая и вправду выглядела ужасно, а затем прикрылась простынёй, частично завернувшись в неё. Див молча намочил тряпицу, отжал и не глядя протянул. Он терпеливо выждал десять минут, слушая её пыхтение, а потом снова спросил:
– Может, позволишь помочь со спиной и ногами?
– Ладно, – сдалась Ярга, потому что силы потихоньку покидали её.
– И руки. – Он повернулся к ней.
– Хорошо.
– И…
– Нет! – сердито отрезала она.
Див закусил губу, чтобы не улыбаться. Ярга стрельнула в него негодующим взглядом, а затем повернулась набок, подставляя обнажённую спину.
– Вот такой ты мне и нравишься, – без смущения вымолвил он, стирая с её плеча подсохшую кровь.
– Беспомощной?
– Несгибаемой, ясонька, – мягко поправил Див. – Я давно уж понял, что ты никакая не чернавка и даже куда больше, чем царица. – Его мягкие прикосновения успокоили её негодование. – В тебе живёт воительница, такая, о ком потом сложат песни и сказки.
– Хороша воительница, – Ярга вздрогнула, когда он ненароком задел синяк, – даже меч держать не могу.
– Прости. – Див невесомо погладил место ушиба. – Всё пройдёт. К утру уже легче будет, обещаю. А меч – что меч? Это всегда успеется. Навык можно отточить, а вот храбрый дух при рождении куётся и в трудностях закаляется, его навыками не заменить.
Ярга не ответила, слишком уж замирало сердце, покуда Див обтирал её раны. Вроде бы ничего особенного – более опытный наставник заботился о неумелой ученице, которая так позорно не справилась с задачей. Он оставался терпелив с нею, всячески старался поддержать, хоть, может, она этого и не заслуживала. Конечно, она для него лишь неловкое дитя, ни на что не способное толком. Ему наверняка не одна сотня лет, и все её томления – лишь случайные девичьи глупости. К чему она ему? Даже в игрушки не сгодится. Но всё же любая его опека грела душу, а мимолётная ласка заставляла сердечко биться чаще. Крылось в её друге нечто неотвратимо притягательное, с чем бороться бесполезно. Похоже, что под его чары попадали все вокруг, не зря же одних он пугал, у других вызывал уважение, а третьих привязывал к себе, заставляя соглашаться на любые сделки. И отчего-то Яргу это не настораживало, напротив, с Дивом она чувствовала себя под защитой.
Он наклонился ниже к её плечу. Девушка тотчас ощутила жар его дыхания на коже, всё тело словно малюсенькими иголочками закололо.
– Перевернись на другой бок, – попросил Див и вместе с просьбой сам осторожно помог Ярге повернуться, чтобы осмотреть другое плечо и руку. Лицо его приобрело мрачное выражение, словно его донельзя злило случившееся с ней.
После спины и рук Див принялся за ноги. Он прикасался к ней всё так же бережно, но она поймала себя на том, что невольно поджимала пальцы. Когда же он закончил, то вышел во двор, чтобы выплеснуть грязную воду, ополоснуть ведро и набрать чистой из колодца. Сквозь щель приоткрытой двери Ярга увидела лишь сумрак и поняла, что уже совсем стемнело. До неё доносились стрекотание насекомых и отдалённый лай собаки.
Див возвратился с водой, затем снова присел на край самодельного ложа, завозился с мазью, заканчивая работу. Ярга молча наблюдала за ним. В свете чадящей масляной лампы её друг виделся жутким и вместе с тем неотразимым.
Он очистил корешок и задумчиво пожевал его кусочек. Сплюнул в сторону, добавил другой в ступку. Растёр вместе с вонючими семенами, а после смешал в плошке с уже готовой мазью. Субстанция выглядела противно, но пахла вполне терпимо.
Ярга тяжело вздохнула, отвела взор, прижимая к груди край простынки.
– Что такое? – Див коротко взглянул на неё. – Болит где-нибудь?
Она промолчала.
– Сейчас всё пройдёт, – пообещал он и придвинулся ближе. Див зачерпнул пальцем немного мази и осторожно втёр в её разбитые губы.
– Вот так. Не облизывай, пока не впитается, – велел он и приступил к прочим ранкам на лице.
Но Ярга не думала облизывать. Она, кажется, едва дышала, пока Див дотрагивался до неё, втирая очередную порцию зелья мягкими поглаживаниями. Каплю за каплей, синяк за синяком, медленно спускаясь от лица ниже, на шею, руки, спину, живот, ноги от бёдер и до кончиков пальцев. Лекарство впитывалось быстро, оставляя тонкую прозрачную плёнку, совсем не ощутимую.
В старом коровнике повис насыщенный пряный запах первобытного колдовства на крови и травах. От него голова закружилась, а тело сделалось лёгким, как пух. Ярге даже почудилось, что она парит над лежанкой. Каждая жилка, налитая до этого тугой болью, расслабилась. Отяжелевшие веки едва поднимались, но до неё вдруг дошло, что заплывший глаз снова открывается. Грудь наполнилась теплом, и это живительное тепло растеклось по всему телу.
Она не противилась, когда Див стянул с неё простыню и надел длинную чистую рубаху до колен. Стыд куда-то улетучился со всеми прочими ощущениями. В какой-то миг ей вдруг сделалось совершенно всё равно, что с нею будет дальше.
Див добавил другое зелье в остывшее молоко, приподнял девушке голову и дал ей. Ярга послушно попила молоко, но даже не смогла разобрать привкус. Она совсем успокоилась, когда Див допил за ней остатки.
Он прикрыл её голые ноги простынкой и снова отвернулся к своим корешкам и травкам, а Ярга смежила веки, погружаясь в дремоту, но сон не пришёл.
Всё их путешествие встало перед внутренним взором, с первой встречи в Дремучем лесу до этой минуты в старом коровнике. Образы показались такими яркими, словно она снова слышала те же звуки и чувствовала запахи. Урдинская степь и суровые Ясеневы горы, аромат трескучего костра и влажной волчьей шерсти, пролитая напрасно конская кровь, уродливая полудница, надменный Иван и отважный Хаук, капризная красавица Батру и безжалостная Надия – бесконечная череда образов, один разбивался и складывался в другой.
Однажды кто-то из барских детей, за которыми Ярга присматривала, дал ей поглядеть в игрушечную трубу, внутри которой были зеркала и цветные стёклышки. Вертишь трубку, а стёклышки звенят и складываются в изменяющиеся узоры. Вроде кусочки одинаковые, а ни один узор не повторяется. Это так поразило Яргу, что у неё всё на лице было написано. Дети тогда подняли её на смех, но ей было всё равно. Она смотрела на солнце в трубку и видела волшебство.
Вся её жизнь полнилась таким же волшебством. Кто же теперь смеялся над нею, глупой и восторженной? Наверное, боги. Ярга коротко всхлипнула, и горькие слёзы потекли из-под неплотно прикрытых век по вискам.
– Ярушка? – Див с тревогой повернулся к ней. – Где болит? Рёбра?
Он накрыл тёплой ладонью её бок.
Девушка с трудом качнула головой, закрыла лицо руками. Она не любила плакать, а перед посторонними так и вовсе никогда себе этого не позволяла: посмеются или разозлятся, посчитав квашнёй. Перед Дивом ей не хотелось лить слёзы, но что-то внутри надорвалось. Она зарыдала так, будто палачи только что приступили к работе.
– Что такое? – В голосе друга звучала неподдельная тревога. – Скажи мне, где плохо? Я всё исправлю, обещаю.
Но она не знала, как коротко изложить мысль, поэтому просто отрывисто произнесла, давясь слезами:
– Демьян, Иван, Афрон, Надия… всё бесконечно… всем… всем что-то нужно… а я… я не выдержу… больше не могу.
Див молча забрался к ней на ложе, вытянулся рядом и заключил Яргу в объятия, привлёк её голову к себе на плечо.
– Ну-ну, ясонька, не нужно, полно убиваться, – приговаривал он, поглаживая её по плечу и спине, пока она вздрагивала от рыданий. – Я с тобою, ты слышишь? Я тебя больше одну не пущу никуда. За Елисеем вместе пойдём, вместе со всем разберёмся, милая. Не плачь, я тебе помогу. – Див поцеловал её в волосы, помедлил, потом, словно через силу, вымолвил: – Если не захочешь к Ивашке, возвратишься к своему князю в Скуру. Он мужик хороший, он тебя примет и побег простит. Скажешь ему, что испугалась и сбежала, потому что сомневалась, а теперь поняла, что любишь его больше жизни, – князь от счастья с ума сойдёт. С ним царицей не станешь, но заживёшь хорошо, будешь из него верёвки вить.
Она зарыдала ещё горше. Див вздрогнул всем телом, прижал её к себе теснее.
– Не хочешь к князю, а к Ивану надумаешь пойти, так я его так припугну, что он на других женщин смотреть побоится, – торопливо заверил он, – будет только твой. Не плачь, Ярушка, к Ивану не захочешь – другого достойного мужа тебе выберем. Можем и не спешить никуда. А обижать тебя я тем более никому не дам, мне бы только до пера добраться, а там уж никто меня не остановит.
На последних словах ей почудилось, что Див злится. Ярга всхлипнула тише, подняла на него покрасневшие глаза.
– Не плачь, – серьёзно повторил он, стирая большим пальцем слёзы с её щёк. – Поспи лучше, а я с тобой побуду. Не бойся ничего, мы же вместе с тобой…
– Как ниточка с иголочкой? – прошептала она, глядя на него с надеждой. Он тихо рассмеялся, смех завибрировал в его груди и отозвался в её теле сладкой дрожью.