– Проси чего хочешь, – хрипло пробормотал Див ей в шею, точно в бреду. – Дам всё, что пожелаешь, ясонька.
Она зарылась пальцами в его густые непослушные волосы, пахнущие костром. Щёки пылали, как и всё тело.
– Поцелуй меня ещё, – борясь со смущением, сбивчиво попросила она.
Див охотно исполнил просьбу со всем присущим ему рвением, и Ярге мнилось, что она задыхается от счастья. Ещё никто и никогда прежде не целовал её так и не вызывал подобных чувств. Тело будто больше ей не принадлежало, равно как и душа.
Всё, чего Ярге хотелось, – чтобы поцелуй никогда не заканчивался. Но, кажется, тело и подвело её. Когда девушка задышала слишком часто, будто утопающий, Див вдруг отстранился, поморщился, словно от боли, и прижался лбом к её лбу.
Оба тяжело дышали. И оба не сразу вспомнили, где находятся. Им понадобилось время, чтобы прийти в себя. Див погладил щёчку девушки, успокаивая её тихой, невинной лаской, и произнёс севшим голосом:
– Ярушка, дождь закончился. Можно идти дальше.
Избушка стояла в самой глухой и тёмной части леса. Чащоба здесь казалась непроходимой. Увитые почерневшей паутиной ветви высоченных елей смыкались над головой. Во влажном воздухе витал отчётливый запах гнили. Подлесок полнился чернильными тенями и жуткими шорохами, где каждый громкий звук разносился нескончаемым эхом. Ни тебе птичьего гомона, ни трескотни насекомых, лишь безмолвные чёрные пауки размером со сливу плели здесь прочные сети. Как в здравом уме можно поселиться в подобном месте, Ярга не представляла. Впрочем, одного взгляда на избушку было достаточно, чтобы понять – хозяйка далека от здравого ума.
Домишко из потемневших брёвен будто вырос из земли, как гриб. С высокой покатой крыши свисал сизый бородатый мох. Из кривой трубы валил густой дым. Возле двери стояло старое корыто, а вокруг высился покосившийся частокол. Большей части брёвен и жердей в заборе не было, они завалились и сгнили, но на самых высоких были надеты человеческие черепа, отполированные добела, будто ножом. В общей сложности Ярга насчитала дюжину, и от этого ей сделалось ужасно не по себе.
К избушке вела узкая тропка, вдоль которой росли мухоморы, словно цветы возле иного дома. В стороне кучей лежали дрова, а за избой угадывались очертания то ли сарая, то ли бани.
Ярге не верилось, что они постучат в эту страшную дверь без ручки.
Див шёл первым. Он миновал распахнутые ворота, едва глянув на черепа, на ходу небрежно смахнул босой ногой шляпку с большого мухомора. Ярга ступала за ним едва ли не след в след – так сильно пугало её жильё ведьмы. Див замер в трёх шагах от входа и жестом остановил девушку.
Дверные петли визгливо скрипнули, дверь отворилась, и на пороге показалась хозяйка. Выглядела она нелепо.
Сухонькая старушка небольшого роста – такой бы она виделась издали. Вблизи же её кожа напоминала землистую древесную кору, к которой пристали травинки и мелкий сор. Глубокие борозды морщин испещряли лицо. У ведьмы были тонкие губы, крупный нос и красно-карие глаза. Седые патлы торчали из-под вязаного шарфа, накрученного на голову и украшенного птичьими перьями. Поверх замызганного платья неопределённого цвета она носила побитый молью платок, а на ногах красовались заштопанные лапти.
Жалкий и несколько безумный вид старухи вызвал у Ярги смятение – вдруг они ошиблись? Или это селяне что-то придумали, а черепки бабка откопала на погосте, если от помутнения рассудка страдала? Но сомнения рассеялись тотчас, как только она вперила взгляд в Яргу и облизнулась длинным красным языком. Ведьма глядела на неё с такой жадностью, будто Дива с нею вовсе не было.
– Кто это ко мне в гости пожаловал? – протянула она заискивающим, хитрым голосом.
– Беспредельничаешь, старая карга? – вымолвил Див, заслоняя собой Яргу. Он говорил насмешливо и зло.
– Я? – Бабка заморгала и уставилась на него так, словно только что заметила.
– Деревенские на тебя жалуются. – Он подбоченился. – Болезни на детей насылаешь, скотину моришь, простой люд кошмаришь, – последнее Див особенно выделил: – Людей жрёшь.
Глазки старухи заметались между Яргой и её спутником.
– Всё брешут ленивые мужики, наговаривают, чтоб испакостить со свету поскорее. У меня и зубов нет. – Она ощерилась, показывая голые дёсны, скользкие и покрытые язвами.
Яргу передёрнуло.
– Да что ж вы на дворе стоите, яхонтовые мои? – затараторила ведьма. – Идите в дом, к обеду поспели. Не дивитесь, не трону. Что я, немощная баба, супротив вас двоих могу? Я вам за трапезой поведаю, яко мужичьё ленивое меня изводит, яко из посада прогнали и в лесу поселили, в моей пустыньке трухлявой.
Див и Ярга переглянулись. Она бы ни за какие коврижки не перешагнула этот порог, но он подмигнул украдкой и громко ответил:
– Что бы и не зайти? Пожалуй, отобедаем у тебя, хозяюшка, – а потом повернулся к Ярге и шепнул на ухо: – Ничего не ешь и не пей и из рук не бери.
Девушка коротко кивнула. Див взял её за руку и повёл к избушке. Бабка тем временем скрылась внутри и уже хлопотала у печки, гремя посудой.
Они зашли в дом, но не было ни запаха готовящейся пищи, ни каких-либо признаков того, что внутри жил нормальный человек. Стоило перешагнуть порог, как в ноздри ударил запах кислых тряпок и жжёного жира, Ярга даже нос рукавом прикрыла.
Изнутри жилище ведьмы выглядело ещё более неприятным, чем снаружи: повсюду висели пыльные веники из трав, засушенные насекомые и целые гирлянды из всевозможных костей и грибов. По углам кучами лежал хлам. На закопчённой печурке расположилась лежанка, будто у дикого зверя: сплошь шкуры и солома. Из мебели стояли лишь стол, лавка да прялка странного вида. А на столе у грязного окошка были разложены клубки засаленных ниток, кривые ножи, булавки и тряпичные куколки. Одна куколка напомнила Ярге бородатого Некраса, вроде бы даже волосы выглядели как его настоящие. В печке трещал огонь, на столе коптила толстая сальная свеча, вот и всё освещение, потому что окно было таким грязным, что свет едва пробивался.
– Уютно тут у тебя. – Див лениво прошёл к столу. Его взгляд упал на самодельные игрушки мистического вида. – Решила новое ремесло освоить?
Вместо ответа ведьма по-птичьи резко развернулась к ним. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась, и Ярга метнулась к Диву, чтобы спрятаться за ним.
Старуха захохотала, будто возомнила себя победительницей. Из складок одеяния она извлекла вставные челюсти. Зубы были острыми и металлическими, потому блестели, как новенький капкан. Ярга вспомнила черепа на жердях и быстро смекнула, чем именно их отполировали.
– Зря радуешься. – Див криво усмехнулся, словно вставившая железные челюсти ведьма нисколько его не впечатлила. – Сказал бы, что я тебе не по зубам, да не хочется балагурить.
Старуха с вызовом прищурилась. Её голос изменился, а из движений ушла старческая немощь. Ведьму словно подменили.
– А то мы нонче изведаем. – Из рукава выскользнул косарь – длинный разделочный нож из почерневшей стали. – Бают, ты уж не тот, ослаб в своём лесу. – Ведьма медленно облизала лезвие длинным алым языком. – Растерял всю жесточь, немощь обуяла так, что дал Перуновым червям в Скуре посадить тебя на цепь, как псину. – Она в сердцах плюнула Диву под ноги. – Но ничего, я с тобою разберусь, не дам позорить Навь…
Див резко стукнул кулаком по столу так, что всё на нём подскочило, а Ярга вздрогнула.
– Я и есть Навь, – холодно отчеканил он.
Ведьма снова захохотала. Кажется, ей ужасно понравилось, что удалось вывести его из себя. Старуха махнула зажатым в руке косарём, и дверь за её спиной отворилась, взвизгнув петлями.
– Беги, девонька. – Она указала ножом сначала на Яргу, а потом на дверь, из которой потянуло свежим воздухом. – Уноси ноги, покуда не поздно! Он тебя погубит! Он…
– Довольно, – процедил Див, досадливо поморщившись.
Секунду он стоял спокойно, сжав переносицу пальцами, словно боролся с собой или же что-то решал, а потом вдруг одним плавным движением повернулся к Ярге, выхватил кинжал из ножен у неё на поясе и вновь оказался лицом к лицу с ведьмой, гибкий, как плеть, и столь же стремительный.
Не было ни боя со страшной людоедкой, которого Ярга боялась, ни выплесков пугающей магии, ничего. Девушка даже испугаться толком не успела.
Один быстрый выпад.
Див ударил ведьму кинжалом в глаз, вогнав его в глазницу по самую рукоять, крутанул, выдернул. Старуха заорала нечеловечески высоко, выронив косарь, схватилась за лицо. Кровь полилась ручьём, ведьма попятилась. Её пронзительный крик причинял боль, поэтому Ярга в растерянности зажала уши руками. Див же концом окровавленного кинжала опрокинул сальную свечу прямо на колдовские рукоделия. Огонь тотчас перекинулся на ткань и нитки.
Ярга наконец пришла в себя. Её будто холодной водой окатило. Она стрелой выскочила из избушки и остановилась только тогда, когда очутилась за забором.
Див вальяжно вышел следом. Он замкнул за собой дверь на щеколду и подпёр корытом, как раз в тот миг, когда вопящая от боли и ярости ведьма принялась биться, пытаясь выйти наружу. Но отпереть дверь она не могла, будто чужой колдовской заговор удерживал хлипкие деревяшки.
Огонь внутри избы разгорелся стремительно, охватил трухлявые доски, пожирая старое дерево всё быстрее и быстрее с каждой минутой. Пока Див тщательно вытирал лезвие ножа пучком травы возле дома с невозмутимым видом, а ведьма верещала в огне, из-под крыши повалил дым. Ярга прижала ладони к губам, чтобы самой не закричать, когда жаркое оранжевое пламя заставило лопнуть стекло в оконце и прогрызлось в нескольких местах на волю.
Див медленно подошёл к ней, вложил клинок в ножны, а после без слов перекинулся волком. Ярга вдруг поняла, что глядит на друга с ужасом, но волчья морда не выражала никаких эмоций. Может, потому он и сменил личину – не хотел, чтоб она глядела ему в лицо.
– Что смотришь, будто я в чём-то повинен? – хрипло вымолвил Серый Волк. – Не я деревню тревожил, не я людей жрал. – Его взор остановился на обглоданных черепах. – Ты сама просила помочь, поди, запамятовала? Ты кукол видела? Она всеми местными вертела, над всеми измывалась. Ей нравилось причинять горести большие и малые.