Само помещение Ярге очень приглянулось. Полы здесь были выложены из светлых деревянных дощечек, а стены, потолок и колонны покрывала яркая роспись – сплошь крупные цветы, листья да птицы, будто нарядный платок со сказочными сюжетами. На стенке за столом так и вовсе красовался мировой Ясень, на котором сидели дивные птицы Ирия. Каждую можно было узнать, если хоть немного знаком с легендами. Ярга разглядела огненного Рарога, печальную Сирин с крыльями вместо рук, а ещё счастливую красавицу Алконост с женской грудью и в короне на челе.
Никаких самоцветов и злата, вся посуда обычная, просто расписная. Много еды на столе, но если подумать, то на тридцать человек в самый раз. Никакого ненужного расточительства, но вполне хлебосольно.
Первыми в зал потянулись десять бояр. Ярга тут же перестала глазеть и сделала вид, что настраивает домру.
За боярами явились семеро высоких мужчин крепкого телосложения и весьма мужественного вида. Наверное, воеводы и сотники.
Следующими вошли одиннадцать жрецов и жриц. Среди них Ярга заметила Витана, который по-отечески улыбнулся ей и поприветствовал наклоном головы. Она ответила ему настолько глубоким поклоном, какой только позволяло сидячее положение.
Последним, как водится, явился царь в сопровождении младшего сына. Див сказал, что остальные его отпрыски, более старшие, или живут в других городах Теверского царства с семьями, или отбыли по делам государства, к счастью. Меньше народу – меньше хлопот.
Хотя как посмотреть. Одного взгляда на Далмата хватало, чтобы понять, что сына он с чужаками не отпустит, тут и говорить не о чем.
Царь оказался мужчиной преклонных лет, коренастым, полноватым и седым, как лунь. Его морщинистое лицо выглядело суровым и добрым одновременно, как у старца, который не обидит, но и спуску не даст. Густая борода достигала груди, волосы в ней завивались, а пышные длинные усы чуть расходились к щекам, будто их специально причёсывали таким образом, чтоб не свисали прямо в рот. Над усами выделялся крупный нос. Глубоко посаженные голубые глаза глядели так, будто насквозь всех видели, оттого Ярге подумалось, что неспроста он не позволил союз Елисея и Надии: уже тогда разгадал тяжёлый характер девушки.
Одевался Далмат вовсе не как прочие цари, а совсем по-южному. На голове вместо короны, венца или царской шапки был искусно накрученный пёстрый тюрбан, закреплённый жемчужной брошью. Одежды его были сложными, многослойными и разноцветными, с преобладанием голубого и оранжевого. На шее царь носил крупные бусы из жемчуга и яхонтов, которые более напоминали жреческие чётки. Возможно, Далмат и носил их в силу собственной набожности. На его поясе Ярга приметила вышивку из обережных знаков всех самых почитаемых богов.
Царь Далмат густым басом поприветствовал гостей и заприметил Яргу в уголке. Едва их взгляды встретились, как девушка вскочила с места и низко поклонилась государю Теверска, который уже шёл к ней. Царевич следовал за ним неотступно, будто тень.
Елисей выглядел молодо, даже немного младше Надии. Он оказался высоким и весьма привлекательным мужчиной – не слишком могучим в плечах, но и не худым. Его голубые глаза показались Ярге печальными, но на том отпечатки пережитого горя заканчивались. Светло-русые волосы острижены довольно коротко, отросшая чёлка зачёсана назад небрежной волною. Бороду царевич брил, но явно не каждый день, оттого и пробивалась светлая щетина. А одет он был на манер отца: яркий узорчатый южный кафтан поверх застёгивавшейся полами внахлёст рубахи, свободные штаны, мягкие низкие сапоги и пояс с кистями, всё расшитое и сине-оранжевое.
– Ты Любава, стало быть? – радостно и громогласно вопрошал царь Далмат.
– Да, государь. – Ярга снова поклонилась.
– Наслышан о тебе. – Он пригладил бороду, разглядывая девушку. – Всего день у нас в Теверске, а уже весь город обсуждает. Говорят, ни один скоморох иль музыкант и рядом не стоял. Это так?
Ярга поймала внимательный взгляд Елисея, который возвышался за плечом батюшки.
– Позволите мне сыграть для вас, чтобы вы сами смогли решить, каково моё мастерство? – Она изобразила скромную улыбку и ласково погладила домру в руках.
Далмат запрокинул голову и засмеялся, положив ладони на круглый живот.
– Позволяю, Любава. Играй нам! – Он махнул рукой, а сам вразвалочку пошёл к столу.
Все расселись по местам. Елисей занял стул по правую руку от отца. Обед начался, зазвенели вилки, расторопные слуги принялись наполнять кубки и тарелки. И Ярга на своей скамейке у окна заиграла.
То есть как заиграла – начала водить по струнам, как показывал Див. Всё остальное делала за неё заколдованная домра. Для начала волшебный инструмент запел тихую, ласковую мелодию, чтобы успокоить и увлечь слушателей. Музыка была лёгкой, но с каждой минутой делалась проникновеннее.
Разговоры за столом притихли. Люди ели с аппетитом, но и слушать не забывали. Некоторые поглядывали на «Любаву» с интересом.
Плавно музыка сменилась на более живую – то ли свадебный танец двух любящих сердец, то ли последнее прощание перед грозной сечей. Кто-то всплакнул, кто-то качал головой в такт и улыбался – каждому слышалось что-то своё. Даже слуги то и дело оборачивались на Яргу.
Спустя ещё десять минут домра заиграла тревожнее, заставив людей за столом хмуриться, будто гроза собиралась над городом. А потом вдруг – раз! – оборвалась радостным аккордом, словно счастливый финал истории. И мелодия стала такой, что впору танцевать от счастья.
Улыбки расцвели на лицах пирующих, царь засмеялся в голос. Люди начали вспоминать весёлые случаи, приключившиеся с ними, обстановка сделалась непринуждённой. Зазвучали тосты, зазвенели кубки, и обед продолжился так, будто превратился в праздник.
Ярга наблюдала за всеми краем глаза, делала вид, что ни на кого внимания не обращает, но заметила, что царевич Елисей почти ничего не ел. Его тарелка оставалась полной, а вино в кубке – едва начатым. Он всё смотрел на неё, почти глаз не сводил, и Ярга с ужасом подумала, что Елисей догадался, что она не играла, а только делала вид.
Она опустила взор на домру, чтобы не встречаться с царевичем взглядами, пыталась лихорадочно придумать, что делать, если он скажет об этом вслух.
Ладони взмокли, во рту пересохло.
– Гусь! – возвестил слуга.
В зал вошёл подавальщик с огромным блюдом. На нём в окружении разрезанных свежих фруктов лежал громадный жирный гусь, блестящий и аппетитный, с золотистой корочкой, которую щедро сдобрили мёдом.
Любимое кушанье царя Далмата внёс Див. Значит, пора начинать.
Пока все обратили взгляды на могучего слугу и аппетитного гуся, Ярга быстро перекинула инструмент из одной руки в другую. Теперь гриф лежал в её длани, а левая ладонь легла на струны вместо правой. Пальцы пробежались по ладам, пересчитывая их, и вновь заплясали по струнам. Мелодия словно продолжилась с того места, на котором прервалась, но на деле она изменилась – в неё добавилось новое колдовство. Никто перемену не заметил, потому что даже Елисей наблюдал за тем, как «слуга» ставит блюдо и разрезает гуся под густой смех батюшки-царя.
А колдовская домра делала свою работу, и с музыкой вместе полилось сонное проклятие. Спастись мог лишь тот, кто создал его, да тот, кто играл на домре.
Первым зевнул кто-то из жрецов. Затем по цепочке зевки передались дальше, словно заразная хворь. Музыка из бодрой становилась всё плавнее и тягучее, и вот уже царь тёр глаза, а Елисей вздрагивал, когда веки норовили закрыться.
Ещё минута.
Далмат откинулся на спинку и захрапел, а все люди за столом как по команде закрыли глаза и замерли в тех позах, в которых в этот миг находились, словно замёрзли.
Со смачным хрустом Див воткнул длинный нож в гуся и отряхнул руки.
– Наконец-то, – с облегчением выдохнул он. – Ненавижу прислуживать.
Он подошёл к Ярге и забрал из её рук домру. Инструмент продолжал играть, струны звенели сами собой, но не могли заглушить царский храп. Ярга поднялась со скамеечки и осторожно прошлась по залу, разглядывая людей. Слуги, стражники, гости – все застыли, но по-прежнему дышали.
Див тем временем осторожно уложил домру на бархатную скамейку и вытащил из-под кафтана верёвку.
– Помоги-ка мне, ясонька. – Он пошёл прямо к царевичу. – У нас примерно два часа. Потом заклятие рассеется, инструмент перестанет играть, и все проснутся. За это время мы должны убраться из Теверска как можно дальше. Поедешь на мне вместе с женихом нашей милой Надии. Елисея держи крепко, чтоб не свалился, а не то покалечится ещё.
– Думаешь, нас никто не остановит средь бела дня со связанным царевичем? – Ярга нервно усмехнулась, бледнея. – Я думала, мы телегу возьмём и в мешок его уложим хотя бы.
Див только махнул рукой в сторону раскрытых окон, покуда укладывал царевича на пол.
– А ты выгляни.
Она послушалась, подошла к окну и охнула: все, кого она видела с высоты царских палат, включая лошадей и птиц, застыли. Город не двигался.
– Это что… весь Теверск… уснул? – не поверила она.
– Весь.
– Но как же тебе удалось? – Ярга повернулась к Диву и широко развела руки. – Город-то огромный!
– Сам не знаю, – невозмутимо пожал он плечами. – Будто что-то мне сил придало, покуда ворожил. Или кто-то.
Див глянул на Яргу так, что та зарделась.
– Ну, полно мешкать, помогай уже, – поторопил он.
Она ринулась к нему. Людей Ярга прежде не связывала. И не садилась потом на громадного Серого Волка вместе с перекинутым перед ней спящим человеком. И не уносилась прочь из заколдованного города, захватив с собой по пути свои вещички с постоялого двора, чтобы следов не оставлять.
Они только что украли человека. Не абы кого, а царевича, прямо из-под носа его батюшки, чтобы отдать другой царице. Какой кошмар! Ей должно быть совестно!
Но отчего-то на душе у Ярги было спокойно. Она радовалась, что им удалось, вдвоём с Дивом они смогли. Впервые ей мнилось, что всё хорошо. Наконец можно производить обмен и двигаться в сторону Жар-птицы.