Ярга догрызла последний початок и бросила в костёр, после чего отряхнула руки и повернулась к Велесу. Её взгляд остановился на его груди, где из-под распахнувшейся шубы выглядывал безобразный белый шрам, который он так ненавидел.
– Хочешь, чтобы я рассказал о нём? – как ни в чём не бывало спросил Велес.
– Больше всего на свете, если честно, – виновато улыбнулась она.
Он сел так, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и начал:
– Тогда вернёмся к тому моменту, когда Мокошь ушла от меня к Радегасту. Итак, предательство первой жены плохо на мне сказалось. Я и без того отличался скверным нравом, но сделался жесток невыносимо. В Яви меня боялись, в Ирии возненавидели, и тогда я ушёл в Навь. Много лет не покидал свой мир, развлекал себя тем, что создавал чудовищных тварей и выпускал их в Явь. Они наводили ужас на людей и богов, а ещё благодаря им в Навь никто не смел соваться.
Ярга нахмурилась, но ничего не сказала в осуждение.
– Однажды Навь наскучила мне, – признался Велес, отвернувшись к костру. – Я решил наведаться к людям, захотел посмотреть своими глазами на то, что мои изверги сотворили в Яви, но вдруг наткнулся на Дремучий лес, которого прежде не было. В его чаще я встретил поселившуюся там ведьму Нию.
– Ту, что в сказке пыталась съесть своего племянника в отместку сестре? – с сомнением переспросила Ярушка.
Велес медленно кивнул.
– Её самую. Так что не все сказки – досужий вымысел. – Он весело подмигнул, а после продолжил: – Ния была красива, сильна и совершенно безумна. И я увлёкся ею настолько, что сделал своей второй женой.
Ярга настороженно затаила дыхание. История про Нию, которую он рассказывал прежде, никак не могла оставить приятное впечатление, оно и понятно. Да только дело было много веков назад, всё в те дни казалось ему совершенно иным, особенно после долгих лет безвылазного сидения в Нави.
– Ния приняла меня таким, каков я был, и я щедро наделил её силами и властью. – Велес протянул руку к огню, и языки пламени накренились в его сторону, повторяя движения за его пальцами, будто живые. – Моя любовь с безумной ведьмой тянулась больше столетия. У нас родилась дочь. – Он убрал руку от костра, рассеянно взглянул на ладонь, застарелые шрамы на которой покрылись пятнами сажи. – Нонцена, так мы её нарекли. Она выросла злой, как мать, и сильной, как я. Словом, всё лучшее от нас взяла.
Велес криво улыбнулся. В памяти всплыла вовсе не неистовая женщина, а крошечная круглощёкая девочка, которую он качал на руках, пока та засыпала. Она была столь совершенной, но повзрослела слишком быстро.
– Нонцена? Богиня ночных кошмаров? – вкрадчивый вопрос Ярги возвратил его к реальности, в тёплую степь, полную светлячков и стрекотания.
– Да, это она, – ответил Велес, а сам подумал о том, что слишком давно не виделся с дочерью. – Нонцена насылала ужасные, мучительные видения, которые могли вызвать у человека куда большие страдания, чем настоящие пытки. Но при этом она была настолько прекрасна, что её полюбил сам Святовит.
Ярга поперхнулась воздухом, закашлялась. Смятение в её глазах смешалось с испугом.
– Святовит? – сипло уточнила она. – Род?
– Да. – Ни один мускул на лице Велеса не дрогнул.
Он мысленно похвалил себя за самообладание.
– Ты имеешь в виду своего деда, Стрибога? – Ярушка вытерла выступившие слёзы, а когда Велес снова кивнул, растерянно пробормотала: – Ну конечно, Род, другого Святовита-то нет и не было. Но просто… она же его правнучка, выходит.
– Верно.
Девушка потупилась, не зная, куда деваться от стеснения. Велес сделал вид, что не заметил, как густо она покраснела. Деликатно отвернулся, чтобы понаблюдать за тем, как златогривый конь безмятежно щиплет траву в десяти шагах от них.
– Среди божеств подобные связи возможны, потому как изначально мы лишь воплощения различных сил, – мягко напомнил он. А потом поморщился и сказал: – Но когда Святовит забрал Нонцену к себе в Ирий, чтобы жениться на ней, я крепко разозлился.
– Хотя бы женился по чести, уже хорошо. – Ярга попыталась обратить неловкую историю в шутку, но встретилась с хмурым взглядом Велеса, поэтому торопливо добавила: – Могу представить, насколько тебя, отца, это рассердило.
– Не можешь, – сухо заверил он. – Но я бы позлился на деда да и успокоился рано или поздно, окажись Нонцена с ним счастлива. Дело даже не в них было, а в моей жене. Ния была в ярости на нашу дочь, заявила, что убьёт её при первой же встрече. Из бесконечных ядовитых проклятий, которыми она осыпала Нонцену, я понял одно: Ния долго и весьма тесно сама общалась со Святовитом у меня за спиною – ни одна женщина ему противиться не могла. Когда же в жёны он выбрал нашу дочь, Ния окончательно повредилась в уме.
Велес умолк. Он наблюдал за Яргой. Та побледнела, лицо её вытянулось, а губы приоткрылись. Казалось, впервые находчивая ясонька не могла найти, что сказать. Но ему нужно было рассказать обо всём, он обещал, да и из песни слов не выкинешь. Иначе Ярушка его не поймёт, а ему очень хотелось, чтобы поняла. И чтобы не отвернулась после всего, что он ей откроет.
Вряд ли она вообще когда-либо воображала его, всесильного Велеса, в роли дважды обманутого мужа, но не в том крылась главная беда.
Он продолжил говорить, глядя ей прямо в глаза. Боялся упустить малейшую перемену в них, желал уловить все её чувства до последнего.
– В приступе гнева я схлестнулся с Нией, решил убить неверную жену, которая даже отрицать измены не стала. – Велес молвил медленно и вдумчиво, ничего не скрывая. А Ярга не сводила с него потрясённого взора, в котором алыми отблесками отражалось пламя. – Я нагнал её в Белых Горах. Помнишь историю о схватке между чародеями, которую я тебе рассказывал, покуда мы впервые ехали к Афрону?
Ясонька отрывисто закивала, сглотнула тяжело, когда поняла, к чему Велес клонит.
– Это наша с Нией история. Я сжёг её колдовским огнём заживо, потому что иначе сильную ведьму не погубить, но не знал, что именно из её пепла родилась Жар-птица. Та самая, что живёт теперь у царя Афрона.
Ярушка обхватила себя руками за плечи, словно ей вдруг сделалось холодно, зябко поёжилась. И непослушными губами прошептала:
– Там, где ведьма сожжена,
Из углей она родится,
Раскалённой докрасна
Вылупляется Жар-птица.
Велес фыркнул, поднимаясь с травы, потянулся, отряхнул штаны.
– Вот так самое страшное в жизни превращается в детскую песенку, ясонька, – с грустью заметил он. – Ну да и ладно. Поздно сожалеть, всё уже совершено. – Он побрёл прочь, опустив плечи, и на ходу вымолвил: – Я всё же поохочусь, а ты отдыхай.
– А дальше…
– А что дальше случилось, расскажу после того, как до Жар-птицы доберёмся. Тогда всё на свои места и встанет.
Ему сделалось ужасно не по себе от того, что он оставил Ярушку у костра одну наедине с подобными впечатлениями, но ей следовало всё принять или же навсегда отвернуться от него самостоятельно, без его навязчивого влияния. А на любые вопросы он обязательно ответит после, когда секретов не останется.
Шутка ли: царь Афрон обменял златогривого коня на Жар-птицу без долгих проволочек. Знал ли он о том, что произошло в Златом Чертоге у Надии? Вряд ли. Он не спросил ничего и не упомянул царевичей из Велиграда, которые всяко к нему наведывались. На Велеса царь глянул лишь мельком, будто на грязного слугу, а вот на самой Ярге задержал масляный взгляд с такою охотой, словно она была не менее притягательной, чем чудесный скакун со златою гривой. На приглашение задержаться в Благоде и погостить во дворце Ярга с Велесом хором отказались, забрали клетку с птицей и покинули владения Афрона как можно скорее.
Жар-птица вела себя на диво спокойно, сидя в заколдованной клетке. Не билась, не рвалась на волю и не кричала, ела одни лишь фрукты, а по ночам тихо спала.
Ярга всё гадала: сама ли это Ния воплотилась в птичьем теле, или же совершенно иное существо родилось, созданное чудовищной магией в момент смерти ведьмы. Жар-птица ничем себя не проявляла, Велеса не боялась, а Яргу и подавно. Вела себя совершенно по-птичьи, без намёка на человеческий разум.
Девушка снова ехала на волчьей спине, но на сей раз везла с собою громоздкую клетку, оттого они добирались медленно. Решили отдать Жар-птицу царю Демьяну, как было условлено, но спешить в Велиград не хотелось. На привалах Ярга делала всё нарочито медленно: возилась с приготовлением еды, тщательно намывала посуду, спала дольше обычного и чаще просила об отдыхе. Она ловила на себе лукавые взгляды Велеса, который наверняка всё без лишних слов понимал, но попросту не тревожил её. Может, он и сам не хотел никуда торопиться, даже об огненном пере не заикался.
Однажды поутру Велес разбудил Яргу ни свет ни заря. Он показался ей необычно взволнованным.
– Что стряслось? – сонно спросила она, поднимаясь с расстеленного на траве плаща. – Пожар? Кочевники? Перун? Всё вместе?
Вместо ответа Велес подхватил её на руки и закружил по поляне, на которой они заночевали. Ярга ойкнула и засмеялась, цепляясь за его шею руками в неловком объятии. И лишь когда она сквозь смех взмолилась прекратить, потому что голова закружилась, он поставил её на ноги, прижал к себе крепко, чтобы не упала, и шепнул с нескрываемой радостью, как человек, оказавшийся на пороге собственного дома после долгого путешествия:
– Сегодня возвращаемся в Дремучий лес.
Ей бы следовало испугаться или хотя бы забеспокоиться, но вместо этого Ярга обняла Велеса в ответ и прижалась ухом к его груди, чтобы послушать гулкое биение сердца сквозь лоскутную шубейку. Он мог молчать, мог недоговаривать, но сердце выдавало лучше любых слов, и Ярга поняла: сегодня он расскажет ей всё, что осталось поведать.
Они ступили под сень Дремучего леса ближе к полудню, рука об руку, как два простых человека. Велес нёс котомки с вещами, Ярга – клетку с Жар-птицей.