строгий взгляд.
– И тебе добра, царский сын, – сухо поприветствовала она, оглядев его с ног до головы, да сделала это так, что он невольно поёжился.
Иван выглядел слегка раздобревшим из-за долгого лежания на печи. Оно и понятно: прятался от чужих глаз, ведь для всех велиградцев он отбыл выполнять отчую волю, вряд ли из рыбацкой хижины выходил часто. Но одет царевич был вполне опрятно, ни пятнышка на рубахе, всё чистое и славно пахнущее мылом. Ухаживали за ним хорошо, любо-дорого взглянуть.
– Добра-добра, – отмахнулся Иван. Его взор забегал по горнице, полной женщин и детей. – Птица-то где? Привезла?
– Обожди.
Сидевшая за столом у окна Ярга неспешно завершила последние два стежка, затянула узелок и зубами перегрызла нитку.
– Вот. – Она передала заштопанную рубашонку женщине напротив. – На кого из хворых детей наденешь, тот мигом поправится. Но из избы не выносить, даже когда стирать надумаешь.
– Спасибо, милая. – Хозяйка поднялась с места, чтобы поклониться Ярге так низко, как не подумала кланяться царевичу, когда тот объявился. – Пусть тебя добрые боги хранят.
Ивана это озадачило настолько, что, когда Ярга встала и пошла в глубь избы, где за шторкой скрывалась отведённая ей комнатушка, пошёл следом без всякого приглашения.
– Ты в ведьмы заделалась, что ль? – усмехнулся он, придерживая ткань, да так и застыл на месте.
В комнате не было ничего, кроме узкой кровати у окна, застеленной цветастым лоскутным одеялом, да громоздкого сундука в углу. На нём и стояла птичья клетка, в которой преспокойно дремала Жар-птица. Покуда она спала, пламя плясало короткими, скромными язычками на карминовых перьях, но всё равно света было достаточно, чтобы озарять скудное помещение, превращая его в волшебный ларец. Он мерцал на бревенчатых стенах, будто живой. Колыхались тени, отбрасываемые прутьями клетки.
– Это ведь она, – прошептал Иван, не веря собственным глазам, и медленно шагнул к сундуку. – Удалось тебе, значит. И вправду удалось! Не ошибся я в тебе, Ярга – Ярилина дочка!
Царевич взволнованно рассмеялся, протянул руку к дверце. Жар-птица тотчас открыла глаза и покосилась на царскую длань с негодованием.
– Не тронь! – Ярга опередила его, ловко накинув на клетку расшитое розами покрывало с кистями. – Выпустишь ненароком – сам будешь за нею гоняться.
Иван растерянно отдёрнул руку и, кажется, впервые посмотрел в лицо девушки с должным вниманием.
– В тебе словно что-то поменялось, – натянуто улыбнулся он.
– Может, и так, царский сын. Зато ты всё тот же, как я погляжу.
Ярга присела на край постели, чтобы натянуть сафьяновые сапожки красного цвета, заправила в них штаны.
– Подай кольчугу, она в мешке. – Она кивнула на котомку, которая лежала подле сундука.
Иван развязал верёвки на ней и заглянул внутрь. Золотой отблеск отобразился на его удивлённом лице.
– Ничего же себе. – Царевич взялся за кольчугу и с натугой закряхтел, вытаскивая её с усилием, да так, что аж лицо покраснело. – А тяжеленная какая!
Ярга усмехнулась.
– Давай сюда, пока не надорвался, богатырь.
Она вздела Перунов подарок поверх рубахи, откинула за спину свободно заплетённую косу. Одёжка мнилась ей легче пёрышка и мягче шёлка. Отчего так изумился Иван, Ярга вовсе не поняла.
Девушка подхватила закутанную клетку и пошла первой.
– Ну что, идём к твоему батюшке? Жар-птицу я сменяла у царя Афрона на златогривого коня, которым прежде владела царица Надия. У неё в Златом Чертоге твоих братьев видела. Они меня, правда, заметить не могли, но имей в виду, Василий и Пётр своего не упустят.
– Так всегда было. – Иван помрачнел. – Слышал, они уже воротились к батюшке ни с чем. Что он им на это сказал, не ведаю, но всяко не обрадовался. Представляю, как наше появление его потешит.
Царевич остановился возле коня, на котором прискакал. Новый жеребец уступал погибшему Крину, но тоже был весьма неплох. Впрочем, про старого друга Иван даже не вспомнил и не спросил Яргу, куда она его дела. Вместо этого он услужливо помог ей сесть в седло вместе с клеткой. К тому моменту вокруг собралась вся улица – простому народу было донельзя любопытно происходящее.
– Да и матушка наверняка к тебе смягчится, раз уж ты мне помогала, – молвил царевич, не обращая на зевак никакого внимания.
Иван хотел сесть позади Ярги, но та столь грозно глянула на него, что он так и замер, не посмев шевельнуться.
– Помогала? – ледяным шёпотом переспросила она. – Вот, значит, как.
Иван вздрогнул и тяжело сглотнул, когда Ярга наклонилась к нему, свесившись с седла, и невозмутимо произнесла:
– Помогала тебе та женщина, которая все эти месяцы о тебе заботилась и стирала твоё исподнее, царевич. Так ответь мне: как же звали твою зазнобу?
– Ну что ты. – Иван неловко засмеялся и негромко промолвил, косясь на обступивший их народ: – Не шуми, не позорь нас, моя царевна.
– Как звали её? – громче и настойчивее повторила вопрос Ярга.
Кадык Ивана дёрнулся над неплотно застёгнутым воротом кафтана.
– Предслава, – отмолвил он, едва разомкнув губы.
– Предслава, – задумчиво протянула Ярга с толикой сожаления в голосе. Ей вмиг представилась купеческая дочка, пышнотелая и бойкая, про каких обычно говорят «кровь с молоком». А ещё влюблённая без памяти в этого белобрысого остолопа. – И что Предслава сказала, когда ты внезапно сел на коня и помчался сюда?
Царевич промолчал. Густая краска покрыла пятнами его молодецкое лицо и спустилась на шею.
– Ты не сказал ей ничего, просто уехал? – Ярга дёрнула бровью. – Я так и подумала. – Она вздохнула, удобнее усаживаясь в седле и устраивая на луке перед собою клетку. – Ну, вези тогда к царю-батюшке, что обомлел?
Иван быстро подхватил коня под уздцы и повёл вперёд. Громко велел народу расступиться. Сесть на лошадь вместе с Яргой он не посмел, так и вёл её от деревни к главным воротам Велиграда, а оттуда – прямиком в царский терем. По пути царевич бросал на неё внимательные взгляды.
Его первоначальное замешательство, кажется, сменилось восторгом. Ивану явно нравилось то, что он видел: красивая юная девица с золотой косищей и в блистающем наряде воительницы, а не изнеженной девы, уверенная, строгая и властная. А ещё обладающая достаточным умом и силами, чтобы справиться с многотрудной задачей в одиночку (как он наверняка думал). Вероятно, таким и был идеал его будущей царицы, чем-то напоминавший ему мать, грозную и хитрую Добромилу.
Весть об их возвращении облетела город быстрее, чем они добрались до дворца. Люди высыпали на улицы, чтобы поприветствовать царевича и его спутницу. Мужчины с восторгом кидали шапки в воздух. Женщины плакали и бросали им под ноги цветы. Дети с весёлым улюлюканьем бежали впереди.
– Я не пойму, мы что, с войны вернулись? – насмешливо заметила Ярга, но её вопрос потонул в возгласах восторга.
К тому моменту, как они добрались до ворот дворца, их уже встречал парадный караул. Разодетые в золото и алый бархат дружинники со всей торжественностью сопроводили Ивана и Яргу в тронный зал, при этом царевич возвратил былую уверенность. Он улыбался широко и победоносно, снисходительными кивками приветствовал знакомых воевод и бояр, но от девушки с клеткой не отходил ни на шаг.
Царь Демьян и царица Добромила уже ожидали в тронном зале в окружении подданных. Конечно, Василий и Пётр обнаружились здесь же – оба злые и недовольные, но на сей раз не смеющие ни слова молвить против Ивана. Они свою удачу упустили и возвратились домой ни с чем, теперь попенять младшему брату было нечего.
Добромила со слезами на глазах бросилась обнимать младшего сына, едва тот вошёл в зал. Царь Демьян тоже поднялся с трона в нетерпении и пошёл навстречу, распахнув объятия. Каблуки его сапог дробно застучали по полу.
– Дети мои воротились! – воскликнул он, но глядел не на Ивана и всяко не на Яргу, а на закрытую покрывалом клетку. – До чего же я вам рад!
Это заискивающе-снисходительное «дети мои» вызвало у Ярги внутреннее содрогание. Она вспомнила, с каким пренебрежением принимали её в прошлый раз, даже когда Иван посадил её за один стол с семьёй. Однако она лишь сдержанно склонила голову.
– Здрав будь, государь-батюшка! – высвободившись из материнских рук, возвестил Иван и на ходу поклонился отцу. Хотел было обняться, но тот обошёл его и направился прямиком к девушке с клеткой. – Мы исполнили твою волю, – он ловко развернулся на пятках и заспешил за родителем, – раздобыли огненную птицу.
Демьян бросил короткий взгляд на младшего сына, но не сказал ни слова. Вряд ли слуги не донесли ему о том, что некий «барчук» прожил всё лето на окраине царства с купеческой дочкой Предславой. Царя вряд ли волновали похождения отпрыска. Ярга невольно подумала о собственных приключениях Демьяна в его юности: насколько правдивы истории о том, что Добромила была для него верной соратницей и помощницей? На деле она убедилась: часто досужие россказни лгут, и даже помазанные на царство самими богами люди порою ничем не лучше тех, кто им прислуживает и выполняет за них всю работу. Только одни получают венец на чело, а имён других никто и не знает вовсе.
Вот и теперь Демьяна мало беспокоило, как и кем именно была добыта Жар-птица. Он глядел на Яргу, словно неразумное дитя, которое ждёт гостинца.
Девушка подняла клетку повыше одной рукой, а другой сдёрнула покрывало.
Пламенные отсветы озарили богатое убранство зала, заплясали бликами на витых золочёных колоннах, подпиравших куполообразный потолок.
По залу волною прошёл всеобщий вздох восхищения, лица людей вытянулись. Но пуще всех радовался царь, он так и приник к клетке, не страшась обжечься.
– Так вот ты какая, Жар-птица, мои яблочки воровавшая. – Демьян радостно засмеялся.
Улыбнулась и подошедшая царица Добромила. Ей нравилось видеть мужа столь счастливым. Вероятно, минувшие недели прошли в беспокойстве для них обоих – сыновья отсутствовали слишком долго.