С каким удовольствием понежилась бы Лиарна в теплой ванне с пеной, но вместо этого хозяйка, нагрев воды, поставила девочку ногами в таз, прямо во дворе, намочила, облив ковшом теплой воды, за раз намылила, и смыла грязь вместе с пеной, вылив на нее еще несколько ковшей воды. Накрыла выцветшим полотенцем, и усадила на крыльцо обсыхать. Такую же процедуру повторила с Ярихом. Проверила головы детей на наличие паразитов, осталась довольна. Постирала их вещи, вывесила во дворе. Ребят на время одела в старую, чистую, хоть и немного чудную одежду.
– Это еще моих деток. Уехали и весточек не шлют. Давно, – Фиса поднесла уголок передника к глазам, – Все никак не решалась распродать все и уехать к ним, внуков нянчить, а потом уже и болезнь эта, треклятая.
– Вы здоровы, – напомнил ей Ярих.
Женщина скептично махнула рукой, а потом вдруг выпрямилась и прислушалась к себе.
– А то как и вправду полегчало. Полдня не кашляла. Ну да ладно, – поправила она платок, – Пошла я с хозяйством разбираться. Куда нам без курей, да без огорода, – объяснила она.
Ярих с Лиарной в это время, чистые и причесанные сидели на крыльце. Между ними, свернувшись калачиком, дремал Велиофант.
– Никогда не думал, что сидеть просто так, без дела может быть приятно, – Ярих вспомнил часто дремлющего на лавочке возле дома деда.
– А мне часто говорили, посиди, подумай, только…
– Тише, – перебил Лиарну Ярих, ему показалось, что он слышит голоса у забора. Рука его как обычно потянулась к заветному мешочку с землей, но его на поясе не оказалось, – А где земля в мешочке? – спросил он вышедшую с огорода хозяйку.
– Выкинула я ее в огороде, а мешочек выстирала, сейчас принесу.
Ярих едва не заплакал. Он чувствовал себя вдвойне беспомощными. «Я ничего не могу, – стучало в голове у мальчика маленьким молоточком, – Я больше не волшебник».
Разговор снаружи не показался. Едва не сорвав дверь с единственной петли, в ограду ворвалась толпа стражников, и, не утруждая себя приветствием, сразу приступила к делу, а именно – схватила Лиарну и Яриха. Один из них сделал попытку ухватить домового но, перепуганный спросонья Велиофант совершил дерзкий кульбит, до крови расцарапав руку захватчика и, высоко подскочив, пропал за забором. Не то что стражники – дети были в шоке от спортивных достижений своего солидного друга. Им, между тем, связывали руки жесткой, блестевшей кристаллами соли веревкой.
– Вымоченная в соли веревка? От колдовства? – недоумевала хозяйка. Она явно хотела что-то сказать в защиту детей, но перед лицом начальника городской стражи Шнюльфиком у нее отнялись и руки, и ноги, и язык. Он был легендой этого города, вроде бабы с косой. Их бессменный палач – Щекотун, был младенцем поперек него.
– Старые знакомые, – раздвинул губы в оскале Шнюльфик. Человек, при звуках милого имени которого никто не улыбался. Он как бы нечаянно потрогал перевязанную белой материей левую руку. Прищурился, вглядываясь в своих пленников, но, не увидев эффекта, с досадой отвернулся.
– Ну что ж, я окажу вам должное внимание, позже.
Тому, что Шнюльфик собственной персоной решил участвовать в поимке, в городе не удивились, уже все слышали историю о маленькой ведьме из леса, которая заколдовала пули.
– Ну вот, а ты говорил, – ткнул локтем в бок молодой стражник старого, – А я говорил! Надо было их еще утром брать! А я как рассказал нашим, кто в лесу был, про эту парочку да кота, Шнюльфик аж подпрыгнул, «Балбесы», – закричал! Я думал, пришибет.
– Тихо ты, – в свою очередь ткнул молодого в бок бородатый стражник. Он быстро поглядел по сторонам, – Не мели языком, подкоротят.
Молодой стражник обиженно засопел.
– Да не обижайся ты, я взаправду говорю. В нашем деле ведь, меньше говоришь – дольше живешь.
Улицы, по которым вели детей, были пустынными. «Еще бы, думал Ярих, всех распугали, охрана, называется». Он досадовал на себя, что не сберег мешочек, и решил проверить, действует ли его магия сама по себе, только придумал при этом то единственное, чего не смог бы осуществить и с помощью волшебной земли. Он захотел, чтобы его руки стали свободными, не подозревая, что веревка пропитана особым соляным раствором и с помощью магии снять ее невозможно. Тогда, решив не расходовать зря силы, он горячо пожелал, чтобы никто и ни каким способом не смог причинить вред Лиарне.
Они подошли к трехэтажному деревянному дому, который напоминал многоярусный пирог в ажурных завитушках. Только веселым и затейливым он был в прошлом. Теперь деревянные кружева почернели, местами обломились. Все указывало на то, что хозяева либо слишком заняты, либо не обращают внимания на такие условности как внешний лоск. Внутри было не лучше. Запыленные окна пропускали в комнаты мало света, что было на руку восьмилапым труженикам, следы бурной деятельности которых свисали отовсюду. Даже люди здесь ступали медленнее, говорили в полголоса. Так, словно в доме находится тяжелобольной.
Вопреки ожиданиям Яриха его не бросили в темницу вместе с Лиарной. Ее толпой повели наверх, а на него перестали обращать внимание. Только один стражник повел его в темницу, которая располагалась в подвале, где пахло пылью и старой соломой.
– Веди себя смирно, – предупредил его конвоир, пожилой мужчина, который приходил утром к Фисе, – Не то Шнюльфик передумает, и отправит тебя в Крепость. Там-то в каждой камере народу столько, что сидят по очереди.
Ярих представил, и тут же пообещал себе, что будет самым смирным заключенным. По крайней мере, пока не придумает, что делать дальше.
– Введите колдунью. Из-за двери послышался мелодичный голос и Лиарну втолкнули внутрь. Там ее ждала женщина, чье лицо можно было назвать нежным, а улыбку ласковой, если бы не полные злобы глаза. По ее богатому убранству Лиарна поняла, что перед ней королева и поприветствовала ее легким поклоном головы. Тонкие черные брови женщины поднялись вверх.
Лиарна следила глазами за медленно обходящей и явно оценивающей ее женщиной. И если бы она могла читать мысли, то поняла бы, как борются в королеве две страсти: выпивать каплю за каплей ее красоту и силу, или уничтожить прямо сейчас, без остатка, вместе с ее даром юности и красоты. Но смятение женщины длилось не долго и здравый смысл взял верх.
– Увести еду! – звонко вскрикнула королева.
У Лиарны от ужаса подкосились ноги. Она еда? Ее будут резать? Она ожидала теперь, что ее уведут на задний двор. У каждого дворца есть такой. Там снуют слуги с продуктами, бельем и посудой. Там вкусно пахнет и много маленьких домиков. Там под ногами снуют курицы и шустрые поросята, а добрые стряпушки норовят сунуть в руки сладость. Там-то и водятся страшные мужчины, чьей обязанностью является превращать поросят в свинину, а крикливых куриц и гусей в дичь. Но, вместо этого ее опять бесцеремонно втолкнули в одну из комнат и она услышала как за дверью щелкнула задвижка.
Обидно. Никто не смеет обращаться так с будущей королевой. Их извиняет разве то, что они не знают об этом. Немного. В сердцах Лиарна топнула ножкой, тряхнула головой и сложила на груди руки. Успокаивало одно, она уверена, что не останется здесь надолго. Ярих с Велиофантом обязательно что-нибудь придумают. Огляделась. Это спальня для девочек, такая же унылая, как и все здесь. Шесть кроватей. По три у каждой стенки, напротив двери окно. И четыре девочки сидят на кроватях, устремив пустые глаза сквозь пространство. Лиарна прошлась до окна и обратно. Ее не заметили. Тогда она стала махать руками и прыгать. Результат прежний.
– Их околдовали! – изумилась Лиарна и села на свободную, аккуратно застеленную кровать. Еще раз оглядела девочек. Все они были лет на пять старше ее. Худенькие, бледные, почти белые и замершие, словно не живые.
Тут Лиарна поняла, что имела в виду ледяная королева, когда назвала ее едой. Она слышала эти истории, из разряда страшилок о том, как потерявшие силу волшебницы похищали девочек со способностями и питались их энергией. Это было жуткое преступление. Ведь у волшебников сила и жизнь неделимы. Неужели такая же участь ждет ее? Лиарна легла на кровать, свернувшись клубочком, и тихо-тихо заплакала.
В это время Фиса сидела на низкой деревянной уличной лавочке, такой же старой и покосившейся, как ее калитка и вытирала слезы кончиком фартука. Она не заметила, как рядом подсел утренний знакомец, старичок со вставной челюстью.
– Ушпели таки, мойшейники.
– Чего, успели? – надулась, узнав его Фиса.
– Обобрали, до шлеш довели, мойшейники. Эх, надо было шразу за штражей идти, не мешкать! Поздно забрали!
– Э-э-х, – только и махнула на него рукой женщина, – Ну какие же это разбойники, от сестры моей пришли, с письмом, славные детки такие. И что теперь с ними будет. Бедные! – и женщина уже в голос зарыдала, не в силах сдерживаться.
Дедок на глазах обмяк и одряхлел:
– Не мойшейники. Вешточку принешли.
Он снял с головы и мял в руках шляпу. Теперь видно было, что кучерявые белые волосы его росли только по бокам головы, оставив торчать одиноким островком блестящую розовую макушку. Он надел шляпу, подобрался и встал настолько резко, насколько могли позволить больные суставы:
– А я пойду к ним и шкажу, что нормальные ребята, ничего не штащили.
Фиса только горько покачала головой и отвернулась.
– Это ж я че, дурак штарый, ребятушек погубил? А они тоже хороши, так подозрительно вырядилишь. Вынюхивали. Шказали бы прямо, так мол итак, ш вешточкой к Фише. А то видишь ли за пуговицами! Да каждый дурак знает, как она цену загибает. Пуговицы-то у коробейника брать надо! – Ворчал про себя дед, шагая по направлению к палатам.
Ярих на ощупь обследовал свою тюрьму. Каждый угол, каждую стену, половицу. Было не так темно, как показалось сразу. Свет просачивался сквозь небольшие щели в массивной двери и когда глаза привыкли к темноте, он разглядел очертание лежанки. Ее Ярих тоже изучил внимательно. Она была гладкой, деревянной, голой. Но, для тех, кто в других местах спал стоя, это было, вероятно, пределом мечтаний. На нее то и уселся Ярих, когда понял, что ни лаза, ни подкопа ему не светит. И загрустил об Уханчике. Как он там? Один, в лесу, возле этого сумасшедшего города. О Лиарне почти не беспокоился. Почему-то был уверен, что защита подействует.