льно сконструированном стуле, который позволял перемещаться с места на место.
Ян III скончался от сердечного приступа 17 июня 1696 года. Агония короля выглядела скорее человеческой, нежели величественной. Она началась 17 июня около 6 часов вечера. Рвотное и очищающее средства привели к временному улучшению его состояния. Монарх также получил святое причастие от епископа Залуского и своего исповедника ксендза Скоровского. Хлопоты врачей по спасению королевской жизни длились почти час в присутствии королевской семьи и собравшихся сановников и атмосфере плача и молитв. Из-за боязни изменить положение тела короля его оставили лежать на полу и, чтобы он не замерз, покрыли теплыми шторами. Примерно через час, около 19.00, Яна подняли на кровать, но не заметили особого улучшения его состояния. Последний раз он пришел в себя через два часа и снова мог говорить с высокопоставленными лицами, но эти диалоги не касались вопросов государства. Осталось много нерешенных вопросов, но, по мнению самого Яна III, поскольку его воля не была реализована при его жизни, она не будет соблюдена и после смерти. Король даже не написал завещание, к чему его призывал епископ Залуский за несколько недель до смерти. Король обратился к своим сыновьям Александру и Константину, чтобы они любили и уважали свою мать. За час до кончины у Яна случился второй приступ конвульсий. Он получил отпущение грехов и последнее помазание, а затем умер, как сообщают, «с тяжелым криком» около 22.00. Согласно другой версии, «он медленно отдал Богу душу»[92].
«Такой богатый монарх умирал на земле», – вспоминали сенаторы, находившиеся тогда в Вилянувском замке. Только они напоминали о высоком ранге Яна III. Место, где умер король, показалось им недостаточно значимым, и тело Яна было немедленно перевезено в Королевский замок в Варшаве, тесно связанный с его деятельностью и величием. Его смерть многими рассматривалась как трагедия и предзнаменование бедствий, от которых, как считалось, Польша была защищена самим именем монарха. Да и сам Ян так считал. Когда епископ Анджей Залуский попросил его сказать его последнюю волю, король твердо заявил: «Целостность потеряна для Польши – дух болезни витает над нацией, и могу ли я тешить себя надеждой, что моя последняя воля восстановит ее разум?… Не настаивайте, не хочу и слышать об этом!»[93]
В тот день по всей Речи Посполитой с башен костелов раздавался звон колоколов, которые словно играли похоронный марш не только над останками короля-воина, но и скорбно провозглашали, что вместе с ним масштаб и величие Ягеллонской республики уходят в прошлое. Правда, здесь следует учесть, что, согласно мемуарам пребывавшего в Речи Посполитой при Яне Собеском ирландского доктора Бернарда Коннора, «церемонии похорон в Польше обычно проводятся с такой помпой и великолепием, что их нередко можно спутать с триумфом или праздниками»[94]. Похоронили короля в монастыре капуцинов в Варшаве. На его фигуре красовалась горностаевая мантия, в руках он держал скипетр, но на голове вместо короны был надет стальной шлем простого воина.
Так, в отличие от торжественного ухода в иной мир западноевропейских государей, ярким примером которого была смерть Людовика XIV в 1715 году, последние минуты жизни польских королей, в частности, Яна Собеского, являлись скорее личным и глубоко религиозным актом, нежели событием государственного масштаба. В значительной мере этому способствовало государственное устройство Речи Посполитой. «Театр смерти» французского короля состоял на службе Величества до последней минуты, тогда как «первый среди равных» в Польше мог уйти из жизни как обычный человек и получить лишь «театр после смерти» – пышную похоронную церемонию. Публичность процесса кончины монархов раннего Нового времени во многом определялась не только самой личностью правителя, но и геополитическим положением и государственным устройством территории, которой он управлял.
Ни один из троих сыновей Марии Казимиры не стал серьезным претендентом на польский трон. Правда, когда началось межкоролевье, Якуб Людвик был уверен, что корона достанется ему. Он стал подписывать документы только именем, заставил себе присягнуть королевскую гвардию, а казну, наряду с коронным маршалом и подскарбием, опечатал своей печатью. К нему даже стали обращаться искатели монарших милостей. Но Марысенька не изменила своего былого отношения к Якобу – напротив, к прежним противоречиям добавились новые – из-за раздела родового имущества. Более того, на Конвокационном сейме вдовствующая королева заклинала шляхту не выбирать никого из братьев Собеских, поскольку в Польше есть множество сенаторов, более достойных короны. Она предложила кандидатуру киевского воеводы Мартина Контского, который удивился этому, поскольку несколько месяцев назад королева воспрепятствовала назначению Контского на должность польного гетмана коронного. Из-за непредсказуемого поведения и постоянных интриг решением сейма ее выслали из Варшавы.
После победы на выборах 1696 года Августа Сильного и саксонской партии Марысенька уехала в Рим к бывшему папскому нунцию в Польше Иннокентию XII. С 1709 года у нее в услужении был композитор и органист Доменико Скарлатти, который написал несколько опер для частного театра польской королевы в изгнании. В 1714 году, оставшись после смерти Иннокентия без средств, Мария Казимира отправилась во Францию, но Людовик XIV запретил ей приближаться к Парижу. Ей на выбор был предоставлен один из трех замков на Луаре – Шамбор, Амбуаз или Блуа. Она поселилась в Блуа. Выделенные Марысеньке апартаменты не были готовы, и ей пришлось поместиться в нижнем неотапливаемом этаже дворца. Зима выдалась суровой, она долго и сильно болела. 30 января 1716 года Мария Казимира де ла Гранж д'Аркиен скончалась от воспаления легких. В мае 1716 года она была похоронена рядом с мужем в Варшаве. Но слава Яна Собеского ненадолго разлучила их после смерти – в 1733 году его прах перенесли в усыпальницу польских королей в Вавельском соборе в Кракове. Через год в Краков перевезли и останки Марии Казимиры. Последняя из Собеских, дочь Якуба Мария Каролина (1697–1740), незадолго до смерти завещала все владения (11 городов и 140 селений) Михалу Казимиру Радзивиллу. Так, семейные реликвии Собеских, в том числе и их портреты, попали к Радзивиллам[95].
Ян Собеский скончался, но его имя, став легендой уже при жизни, продолжает жить в культуре, географии, политике. В Польше ему возведено самое большое количество памятников. Самый монументальный из них – четырехметровая статуя короля, остановившего силы Османской империи под Веной – был возведен по инициативе Станислава Августа Понятовского (1732–1798), короля Польши в 1764–1795 годах, в 1788 году в парке Королевские Лазенки в Варшаве. Бронзовая модель статуи выполнена придворным скульптором Андре Ле Бруном, а каменную скульптуру изготовил Францишек Пинк. Монумент был высечен из песчаника, привезенного из карьера у города Шидловец еще при Яне Собеском. Король в рыцарских доспехах и шлеме с плюмажем сидит на вздыбленном коне, попирающем копытами турецких воинов. По бокам расположены щиты с надписями на польском и латинском языках: «Яну III, королю Польскому и Великому князю Литовскому, защитникам родины и союзникам, которых мы потеряли в 1696 году. Станислав Август Король. Год 1788», которые опираются на трофейное турецкое оружие. Памятник установлен на мосту, специально перестроенном для этой цели в 1777–1780 годах по проекту Доминика Мерлини. Его торжественно открыли 14 сентября 1788 года, в 105-ю годовщину победы под Веной. На открытии памятника, которое сопровождалось рыцарским турниром, исполнением кантаты на слова Адама Нарушевича и музыку Мартина Камиенского, героическим балетом, праздничным ужином и фейерверком, присутствовали около 300 тысяч человек.
Станиславом Августом двигало не только уважение к славному предшественнику. Установленный после начала в 1787 году русско-турецкой войны, этот памятник был также элементом антитурецкой пропаганды. Так Станислав Август хотел укрепить отношения с Россией и защитить страну от очередных разделов. Не получилось – и политических талантов ему не хватало, и конкуренцию среди великих держав века Просвещения, поглотившую Польшу, нельзя было остановить. Это понимали многие поляки. Уже на следующий день на основании монумента появилась анонимная надпись:
Венскому богатырю,
За то, что христиан избавил,
Красивый памятник из камня
Станислав поставил.
Дважды злотые вложил бы,
Трижды доложил бы,
Чтоб стал камнем Станислав,
А Ян III жил бы.[96]
(перевод Л. И. Ивониной).
Статуя пережила две мировые войны, разрушение Варшавы и пожар в Королевских Лазенках. В 1947 году памятник реставрировали. Его пришлось восстанавливать еще в 1999 году после частичного разрушения статуи вандалами, и в 2001 году после того, как штормовой ветер «снес» Яну III голову.
В 1801 году в Пулавах графиня Изабелла Чарторыйская открыла первый польский исторический музей в павильоне Храма Сивиллы, ставшим пантеоном польской славы, где спасителя Европы почитали как настоящего героя. Другим важным местом почитания Собеского было Общество друзей науки в Варшаве, образованное в 1823 году. Юбилеи победы под Веной торжественно отмечались в 1883, 1933, 1983 годах и совсем недавно – в 2013 году.
Яна Собеского чтили не только в Польше. В 1906 году на вершине холма Каленберг австрийцы построили польскую церковь Святого Иосифа. И сегодня в этом скромном и красивом храме можно увидеть знамена польских шляхтичей, принимавших участие в битве под Веной и неплохо сохранившиеся сюжетные батальные фрески работы польского живописца Розена. Позднее имя Собеского получила железная дорога Вена – Варшава.