[119]На территории Италии складывался новый баланс сил, отразившийся на международно-правовом уровне и приведший к формированию будущего центра объединения Италии. Успех Виктора-Эммануила, союзника Версаля, тоже отразился на позиции императора на выборах и заставил Фридриха Августа активнее бороться за корону.
Но главную роль в обретении Веттином польской короны сыграла Россия. Царь Петр I противился только одному, как он выражался, «петуховскому» кандидату – принцу Конти, потому что Версаль находился в дружественных отношениях с Османской империей и враждебных с Австрийским домом. К тому же французский посол Мельхиор де Полиньяк проинформировал польских вельмож об обещании Стамбула заключить с Польшей мир и возвратить ей Каменец-Подольский, если королем будет избран французский принц. Поэтому Петр в посланном в Варшаву письме заявил, что если магнаты будут поддерживать Конти, то это сильно скажется на взаимоотношениях России с Речью Посполитой. 17 (27) июня 1697 года прошли двойные выборы: одна партия провозгласила Конти, другая – курфюрста Саксонского под именем Августа II. Первые оказались в большинстве, ибо Конти был католиком, а Август – лютеранином.
Петр I, тогда находившийся в составе «Великого посольства» в Кенигсберге, отправил в Польшу грамоту, где утверждал, что до сих пор не вмешивался в выборы, но теперь вынужден заявить, что если французская фракция возьмет верх, то не только союз против общего неприятеля, но и Вечный мир «зело крепко будет поврежден». Чтобы поддержать Августа, Петр двинул к литовской границе войско князя Ромодановского, а курфюрст, дважды просивший царя о помощи при посредничестве русского резидента в Польше А. В. Никитина, пообещал оказать России поддержку в ее внешнеполитических мероприятиях.
Хотя Конти был избран королем Речи Посполитой большинством голосов, он отказался от короны, убедившись, что ему не справиться с силами его соперника: литовский гетман Сапега не выполнил свое обещание оказать ему помощь, к тому же в Польшу шло и 12-тысячное саксонское войско. Август II использовал пассивность французского оппонента, отправившись на Вавель, привлекая по дороге к себе знать и без счета тратя саксонские деньги. Его выборы финансировали известные банковские дома Иссахара Беренда Лехманна и Самсона Вертхеймеера. Поговаривали, что трон Речи Посполитой обошелся Августу Сильному в 10 миллионов гульденов. Это возымело должный эффект. В Краков его не пускал сторонник Конти староста Велопольский, и курфюрст без труда склонил последнего на свою сторону ценными подарками.
Чтобы лучше конкурировать, Август нуждался в репрезентации своей особы новым подданным в качестве достойного короля, а не просто случайного среднего немецкого князя, навязанного иностранной державой, и написал свою политическую программу, как превратить Польшу в процветающее свободное государство, пользующееся уважением соседей. В многочиленных пропагандистских листках он именовался не иначе как «саксонский Геркулес – реставратор Польши». Кроме того, он посчитал необходимым принять католичество, припомнив, возможно, крылатую фразу великого французского короля Генриха IV Бурбона: «Париж стоит мессы». Впрочем, в современной литературе эта фраза считается исторической легендой[120].
По закону, установленному сеймом, коронацию можно было провести только с использованием символов, хранящихся в Вавельском хранилище. Дверь в сокровищницу была закрыта на восемь замков, ключи от которых хранились у восьми сенаторов Речи Посполитой. Шестеро из них были сторонниками Конти, дверь нельзя было открыть, а ее взлом считался святотатством. Август не растерялся, и коронационные символы вынесли через сделанное в стене отверстие, оставив дверь в нетронутом состоянии. 15 сентября 1697 года 27-летний избранник был коронован в Вавельском кафедральном соборе. На коронации особу нового короля Польского и великого князя Литовского сопровождал эскорт кирасир в сверкающих на солнце латах[121].
Триумф длился недолго, реальная жизнь оказалась полна проблем. 1697 год стал переломным не только в жизни саксонского курфюрста, но, пожалуй, и всей Европы. Возможно, занятие польского трона явилось главной политической ошибкой Фридриха Августа.
Варшава не была Парижем. Уния породила проблемы власти и в Саксонии, и в Речи Посполитой. Август и его сын не могли вследствие перехода в католичество использовать протестантскую церковь как опору своего правления. Курфюрст Фридрих Август II (польский король Август III) мог только продолжать политику отца при канцлере Генрихе фон Брюле (1700–1763), но она была односторонней и ограниченной. Курфюршество Саксонское в изменившихся условиях унии не имело больше возможностей стать великой державой подобно Пруссии. А ведь шанс был, вступи Саксония в войну за Испанское наследство (1701–1714) на стороне императора на тех же условиях, что и Бранденбург-Пруссия. Корону можно было получить не в Польше, а в своих владениях, что позволило бы Августу реально монополизировать власть в своих руках. Он шел в русле тенденций своего времени, но поспешил, не став абсолютным государем ни в Польше, ни в Саксонии, где ему мешал орган сословного представительства – ландтаг.
Уже в 1698 году ведущие саксонские фамилии составили политическую фракцию, которая поддерживала крепкие отношения с рыцарством, стремилась сохранить сословные привилегии и имела при дворе влиятельных представителей, к примеру, в лице маршала фон Лезера. Фракция установила связь со штатгальтером Эгоном фон Фюрстенбергом, который передал курфюрсту их главное желание – созыв ландтага. Ландтаг потребовал от Августа II вернуть кронпринца в евангелическую веру, уменьшить милицию, продлить ревизию казны и администрации, а также установить свободное распоряжение земельной собственностью без его одобрения. Неудивительно, что новоизбранный польский король был сильно разочарован…
К тому же его супруга осталась верна протестантскому вероисповеданию и не захотела присутствовать на коронации мужа, как и последовать за ним в Польшу. Предпочитая жить во дворцах в Прече и Торгау и редко появляясь при дрезденском дворе, она все более отдалялась от неверного и в личной, и в духовной жизни Августа. Кристиана Эбергардина умерла в одиночестве в возрасте 55 лет и нашла успокоение в городской церкви Байрейта. На похоронах не присутствовали ни ее супруг, ни ее сын[122].
Спустя несколько лет после выборов в Польше Якоб Генрих Флеминг заметил, что Речь Посполитая напоминает ему женщину, которая имеет много недостатков, но в целом выглядит привлекательно. Ориентируясь на Короля-Солнце, Август II пытался проводить в Польско-Литовском государстве централизаторскую политику и укрепить свои властные позиции, но традиции шляхетской вольницы оказались сильнее. Кроме короля и Речи Посполитой (Республики), действовавших чаще всего в противоположных направлениях, в стране существовали многочисленные фракции шляхты, которые возглавлялись крупнейшими магнатами. Эти фракции проявляли самостоятельность и во внешнеполитических вопросах и нередко вступали в вооруженные конфликты друг с другом. Так, Великое княжество Литовское переживало гражданскую войну, и одна из воюющих сторон, возглавляемая магнатами Бенгтом и Казимиром Сапегами, не раз взывала к шведской помощи, поскольку сторонники Августа во главе с Григорием Огинским и Михаилом Вишневецким одерживали в этой войне верх.
До конца своей жизни Августу так и не удалось создать в Польше влиятельную фракцию сторонников сильной королевской власти. Однажды гетман Станислав Ян Яблоновский на его вопрос, почему тот не информирует его обо всех воинских делах, ответил: «А много есть дел, Ваше Величество, о которых гетман королю отчет давать не должен». Не случайно впоследствии Август посетовал: «Если бы я раньше сориентировался, что за отношения у вас на самом деле, то ни за что не потребовал бы короны, только гетманской булавы». В 1726 году сейм вынес решение о нерушимости права liberum veto, а в 1732 году назло Чарторыйским, к которым благоволил король, просил послов Петербурга и Вены о помощи против него[123].
Тем временем в Европе назревали две войны – Северная и война за Испанское наследство. Не будем гадать о том, как бы изменились ход и результаты войны за Испанское наследство, если бы Август Сильный не стал польским королем. Но результаты Северной войны определенно могли стать иными. Саксонского курфюрста уже бы не интересовали проблемы северо-востока Европы, и он не вступил бы в союз с русским царем. Возможно, Петр I не решился бы в союзе с одной Данией воевать против Швеции за Балтику. А если бы и решился, то результаты войны с Карлом XII могли быть для России удручающими, поскольку шведский король, состоявший в союзе с Людовиком XIV, вряд ли бы «гулял» по Польше, когда на ее троне сидел бы французский ставленник. Стокгольм уже попал в финансовую зависимость от Франции, и Версаль откровенно рассматривал его в качестве клиента.
Как король Польши Август II Сильный устраивал Империю и Россию, но никак не Швецию или Францию. Дипломатическая и военная «возня» вокруг Речи Посполитой крепко связала интересы всех коалиций в испанском и северном конфликтах. Сама де Польша стала идеальной территорией для свободных прогулок любого иностранного войска и для его содержания за счет разобщенного населения. Политическая анархия особенно усилилась во время Северной войны. Постоянная междоусобица была благодатной почвой для вмешательства иностранных дипломатов, и не только соседних государств. Польские магнаты часто ставили личные амбиции выше государственных интересов, и во время крайней внешней опасности страна была не в состоянии организовать свою оборону, что и произошло при вступлении в Польшу армии «Северного Александра» Карла XII