А 12 июня к Данцигу подошел русский флот адмирала Гордона в составе 16 линейных кораблей, 6 фрегатов и 7 других судов. Неудивительно, что Берейл отошел к Копенгагену, едва только узнал о приближении Гордона. Ламотт попросил трехдневного перемирия, в ходе которого были утверждены условия капитуляции, а 24 июня французы сдались. В этот же день сдался и польский гарнизон Везельмюнде под командованием капитана Пацерна. Положение Данцига стало безнадежным, и 28 июня магистрат города начал переговоры о капитуляции. Главным условием русской стороны была выдача Станислава Лещинского и посла де Монти.
30 июня 1734 года Данциг капитулировал и присягнул королю Августу. Но еще 29 июня, поняв, что магистрат склоняется к его выдаче, Станислав Лещинский бежал из города в одежде простолюдина. Недоброжелатели Миниха утверждали, что именно он за крупную взятку пропустил короля через русские позиции. Горожане выдали Миниху французских агентов, примаса Потоцкого и графа Станислава Понятовского. На город была наложена контрибуция в 2 миллиона талеров, в том числе 1 миллион за побег Станислава. В плен сдались де Монти, подскарбий великий коронный граф Франтишек Оссолинский, печатник Сераковский, сеймовый маршалок Рачевский и комендант генерал-майор Штайнфлихт, 1197 наемников, 2147 французских солдат и офицеров и 5 коронных полков. Однако на верность новому королю присягнуло всего 936 человек.
21 июля Данциг посетил Август III, который в сопровождении Миниха поднялся на борт бомбардирского корабля «Дондер». А в декабре 1734 года французы, за исключением Монти, которого Анна Иоанновна считала лично виновным в военном столкновении России с Францией, были отпущены на родину. Монти освободили только по просьбе императора Карла VI в конце 1735 года, но отношения между Речью Посполитой и Францией после войны за Польское наследство были прерваны и не возобновлялись до 1744 года.
События в Данциге не обошел своим вниманием Феофан Прокопович, почитавший эпиграмматический жанр и стремившийся поднять эпиграммы до высот политического звучания. В 1734 году он написал эпиграмму «О Станиславе Лещинском, дважды от короны полском отверженном…». Она звучала так:
Что слава Станислава Богом своим славит,
Станислав бо в имени будтло славу ставит.
Сама она не в одном показала деле,
В какой ты, Станиславе, славу ставишь силе.
Не так, как в бегстве римский полк остановился,
когда о том Йовишу король их молился.
Она не прочь избегнуть; но будто с тобою
Жить хотела, влекома разною манною,
И дважды не от дому, но в дом твой бежала,
И, внутрь внити торопясь, не дошла и стала[218].
Как покажет время, слава к Станиславу все-таки пришла, но то была другая слава.
Некоторое время о короле Станиславе не было слышно, по Польше ходили слухи, что он бежал в Турцию. Объявился же он в Кенигсберге, где неудовлетворенный исходом событий прусский король Фридрих Вильгельм I в соответствии со своей дипломатической позицией предоставил ему для пребывания свой дворец. Сдача Данцига положила конец территориальным притязаниям Фридриха-Вильгельма I, требовавшего от Августа передачи Пруссии Курляндии и Померании. Даже в крестьянской одежде, прячась от чужих глаз, Станислав не терял надежды на успех своего дела и не утратил силы духа. Он часто общался с Богом и верил, что Всевышний его не оставит, о чем свидетельствуют его записки и пространное письмо своей дочери Марии об этом тяжелом периоде жизни. С обычным для него оптимизмом и любезным обращением с окружавшими его людьми он говорил: «Возвращаясь, …я целиком отдаю свою судьбу в руки Провидения…»[219].
Фридрих Вильгельм I принял его по-королевски, все же надеясь выторговать у своего гостя в случае призрачного успеха часть территорий Курляндии или Поморья. Кроме того, в Польше продолжали борьбу многочисленные сторонники Станислава. Воевать с ними приходилось в основном саксонцам, поскольку русские войска стали гарнизонами в Северной и Центральной Польше, а Ласси был отправлен на Рейн в помощь Австрии. Не прекратил сопротивления Адам Тарло, который в начале февраля 1635 года с 6–7 тысячами человек двинулся в Калиш, чтобы соединиться с Лещинским. Несмотря на прибывшие подкрепления саксонцев и поляков, ему удалось добиться определенных успехов в районе Калиша и Познани. Но благодаря поддержке Ласси, который послал к Ченьстохову 12 000 солдат, объединенные русско-саксонские силы разбили в ряде боев Тарло и отряды Радзинского и Загвойского. Вспышка партизанской борьбы имела место и в северных воеводствах, но вскоре тоже была потушена. Ради истины нужно заметить, что воины Станислава большей частью занимались грабежом имущества сторонников Августа[220].
3 октября 1735 года Франция заключила в Вене прелиминарный мирный договор с монархией Габсбургов, в соответствии с которым Версаль признавал Августа III королем Речи Посполитой. При условии отречения Станислава Лещинского от польской короны за ним пожизненно закреплялся королевский титул и передавались герцогства Лотарингия и Бар, которые после его смерти должны были отойти к Франции в качестве приданого его дочери Марии. Зять и наследник императора Священной Римской империи Карла VI герцог Лотарингский Франсуа III в качестве компенсации за Лотарингию получал Пармское герцогство в составе Пармы и Пьяченцы и Великое герцогство Тосканское после смерти последнего из Медичи – великого герцога Джан Гастоне Медичи. Россия согласилась с этим прелиминарным соглашением и присоединилась к Венскому мирному договору от 18 ноября 1738 года, в основном повторявшему ранее оговоренные условия. Война за Польское наследство завершилась.
26 января 1736 года Станислав в очередной раз подчинился судьбе и отрекся от престола Речи Посполитой, а в мае отправился в путь во Францию. После смерти Джан Гастоне Медичи в июле 1737 года он стал герцогом Лотарингии и герцогом Бара, а его супруга Екатерина – герцогиней. Начинался новый виток его бурной и непредсказуемой жизни.
Просвещенный правитель
«Я король поляков, я потерял мое королевство два раза, но Провидение предоставило мне другое королевство, в котором я сделаю больше хорошего, чем все короли Сарматов…»[221], – с таким настроением въезжал новый герцог в свою резиденцию, которую он разместил в Люневиле в 25 км на юго-восток от столицы Лотарингии Нанси. История дала ему время для осуществления своей миссии. Возможно, эта земля представлялась Станиславу миниатюрной моделью Польши, которую он желал видеть помещенной на карту Западной Европы. Лотарингия стала для Станислава единственной ареной его социальной, благотворительной и религиозной деятельности, ареной реализации его архитектурных задумок, своеобразным экспериментом.
В духе эпохи Просвещения Лещинский рассматривал природу в качестве отражения как моральных божественных идей, так и научно структурированного порядка. Для него, решившего стать королем-благодетелем и королем-архитектором, совмещение этих двух ипостасей означало активную деятельность в целях достижения всеобщего добра и счастья своих подданных. В средствах Лещинский не нуждался, получая каждый год 2 миллиона ливров. К тому же, не собираясь тогда вновь вступить в борьбу за польский трон, в 1738 году он продал свои владения Лешно и Рыдзыну графу Александру Йозефу Сулковскому.
С первых лет правления Станислава в Лотарингии по его распоряжению разворачивается грандиозное строительство в Нанси и Люневиле. С 1738 (или с 1740) года его придворным архитектором становится Эммануэль Эре де Корни (1705–1763), в лице которого Станислав нашел прекрасного исполнителя своих архитектурных замыслов. В Люневиле появились великолепный дворец, перед которым Станислав приказал построить фонтан, напоминающий петергофского Самсона в стиле рококо, и церковь.
Самым известным проектом Эре де Корни стал комплекс парадных площадей в Нанси, реализованный в стиле перехода от раннего французского классицизма к рококо в 1752–1756 годах и состоявший из трех плошадей: Плас-д’Альянс (Place d'Alliance), Плас-де-ла-Карьер (Place de la Carrière) и Плас-Станислас или Площадь Станислава (Place Stanislas). Первой появилась площадь Станислава, а когда в 1756 году Людовиком XV и императрицей Марией Терезией, женой Франца I, императора Священной Римской империи, был подписан договор о союзе между Францией и монархией Габсбургов, была спроектирована и построена Плас-д’Альянс. По заказу Станислава талантливый скульптор из Бельгии Поль-Луи Сиффле создал в честь Альянса барочный фонтан, выполненный по мотивам фонтана Четырех рек скульптора Бернини и установленный на узле между площадями. Комплекс носит замкнутый характер, а все площади имеют разную форму (Плас-Станислас – прямоугольная, Плас-д'Альянс – овальная, Плас-де-ла-Карьер – вытянутая). Они отделены от улиц золочеными решетками и соединены полукруглыми колоннадами и триумфальной аркой, воспроизводящей формы древней арки римского императора Септимия Севера. При этом площадь Станислава, окруженная по периметру роскошными особняками, расположилась на территории бывшего герцогского огорода. В 1983 году все три площади как единый архитектурный комплекс были включены ЮНЕСКО в список мирового культурного наследия. Жители Нанси считают площадь Станислава самой красивой площадью в мире. Самому же Эре де Корни на террасе Пепиньер в Нанси возведен примечательный памятник, представляющий величаво стоящего мужчину.
В архитектуру Нанси Станислав привнес и мотив своей драматической судьбы. В одной из его излюбленных резиденций – дворце Мальгранж – можно обнаружить эмблемы с изображением совы как олицетворения его ностальгии и грусти, его статуса короля-изгнанника. Опыт изгнания, как подчеркивается в современной литературе, доминировал на протяжении всей его жизни