Потребовалось несколько секунд, дабы понять, что же с самого начала показалось ему таким неправильным, почти противоестественным. На Кимико, впервые за время их знакомства, было надето не белое. Скорее всего, туника и простые штаны когда-то все же сияли чистотой снежных оттенков, но теперь, покрытые гарью, копотью и ками знают чем еще, они висели на фигуре грязными тряпками. Под съехавшей с плеча тканью видны были обострившиеся хрупкие кости ключиц. Черные волосы, в памяти его зовущие и блестящие, как вода, теперь спутанной массой закрывали лицо, спускались ниже бедер.
Урожденная княжна Фудзивара и в недавнем прошлом владычица Кикути стояла, с ногами забравшись на узкую кровать, лопатками прижавшись к стене. Руки ее были спрятаны за спиной, и Тимур, все еще ожидая нападения, не сразу сообразил — они же скованы.
— Я сейчас сниму наручники. Пожалуйста… прошу вас, не пугайтесь.
Короткий, озверелый бросок в Сеть. Тимур сжал программу-замок, как хотел сжать пальцы на чьем-нибудь горле. Закольцевал систему сигнализации, код доступа… В немом бешенстве он швырнул в замок личный пароль деда Богдана, вопреки всему еще на что-то надеясь. Но наручники с тихим звоном упали на пол. Тимур сглотнул подступившую к горлу дурноту.
Ками великие, что тут можно сказать?
— Госпожа моя…
Сам того не осознавая, он сделал еще один шаг — и женщина прянула в сторону.
Так. Ясно.
Тимур медленно сел на холодный пол, скрестил ноги. Ладони легли на обтянутые жесткими сапогами колени.
— Госпожа, — тихо, спокойно. — У нас не так много времени.
И тем не менее минуту он просто сидел. Смотрел на нее. Молчал.
Наконец Кимико медленно подняла лицо. Губы ее были разбиты в кровь, вдоль контура скулы угадывались очертания синяка. Удар открытой ладонью, определил Тимур. Либо била женщина, либо — более вероятный вариант — пытались не причинить вреда, а сделать не допускающее двояких толкований предупреждение. Следов могло бы даже не остаться, не будь у госпожи столь тонкая, изнеженная с детства кожа.
Медицинскую помощь ей оказать не сочли нужным.
— Чтимая супруга, — стараясь говорить ровно, начал Тимур. — Вы, должно быть, уже поняли, что произошло. Возможно, лучше, чем я.
Она молча и настороженно смотрела, не выказывая ни малейшего желания оставить поддерживающую твердость стены. Но сердце Тимура билось пока что без перебоев. А руки не торопились самовольно искать ближайшую режущую поверхность. Что не могло не внушать оптимизма.
— Не знаю, что сказать вам. Какую клятву принести. Какие найти доказательства. Вы не верите и никогда не верили. Я же мало что могу сделать один. Госпожа моя, высокородная О-Кими. Пожалуйста.
Медленно опустились темные ресницы. Кимико повернула голову движением, отчетливо напомнившим благородную княгиню ее мать. В неверном свете старинной камеей белел чистый аристократический профиль.
— Я… Предки! Я сколько угодно могу заверять вас, что безобразная сцена во время последней нашей встречи была чистой случайностью. Я не имел ни малейшего влияния на последующие события — ну, не считая того, что чуть не позволил себя убить. Но дело же не в этом, правда, госпожа моя? Дело в доверии. Все пошло не так. С самого начала, еще с первого вечера. После свадьбы, помните? Вы ворвались ко мне — перепугали до потери способности вообще о чем-нибудь думать. Вы хотели задать вопрос или сказать что-то важное. Но…
Советник Канеко замолчал, мучительно ища слова. В жесте немой беспомощности запустил руку в буйную свою шевелюру.
— Вы убили его?
Тимур замер в неудобной позе, не сразу сообразив, что низкий, очень женский, с непривычной хрипотцой голос принадлежит Кимико.
— Что?
— Мой вопрос. Который я так и не решилась задать. Это вы убили Кикути Нобору?
Ками великие.
Рука Тимура бессильно упала.
Нобору. Враг и Друг. Соперник и Наставник. Оглушающий, могущественный и как дым нечеткий. Божественный владыка Кикути.
Убить его?
Сколько лет это было навязчивой идеей? Яростной целью обиженного мальчишки, которого вышвырнули из Академии, из предначертанной жизни, из единственно желанной судьбы. Небрежная невнимательность кронпринца, точно лавина, повлекла за собой одну катастрофу за другой, закончившись в конце концов крушением империи Садао.
Убить его. Победить его. Превзойти его. Но прежде всего, конечно, доказать ему. Пусть увидит!
Тимур сражался с Кикути Нобору, как сражаются только с самим собой. Проигрывал и побеждал, как сдаются перед собственной слабостью и торжествуют над внутренними демонами. Господин Канеко не хотел подсчитывать, сколько в жизни Железного Неко, в характере его определялось божественным и недосягаемым противником. В конечном счете, мальчишка-пользователь не превзошел царственного своего наставника и не превратился, как можно было ожидать, в бледное его подобие. Вместо этого он взвалил на себя неподъемную ношу последнего Кикути. И тащил как мог, сколько мог, пока не сбит был с ног ударом в спину.
Убить. Нобору.
Предки мои варварские, как Кимико могла не знать?
Ну будь же логичен, Канеко. Ты сам не знал. Ты рассматривал как вариант, что подозрительно сдержанная вдова тоже могла быть замешана в убийстве мужа.
Да, но я не рассматривал это всерьез!
Жить, не зная. День за днем, месяц за месяцем. Спать под одной крышей, есть за одним столом, обсуждать риторику и политику — и не знать. Думать постоянно, навязчиво, изматывающе. Тот, кто держит на руках мою дочь, — убил ли он божественного отца ее?
Ками милосердные, с каким давлением, с каким страхом боролась эта женщина! Как она до сих пор с ума не сошла?
Тимур в жесте немого отрицания поднял руки. Кимико вздрогнула, когда призрачный свет блеснул на тяжелой перчатке.
— Нет, — тихо сказал он. И сильнее, настойчивее, подавшись вперед: — Госпожа моя, нет. Кикути Нобору был моим врагом. Более чем врагом. Но при этом он был противником мне лично. Политически мы — странно вспомнить — под конец даже оказались в одной упряжке. Я мог наплевать на выгоду и расчет, мог бы его вызвать, да, очень легко. Но это была бы схватка — один на один. Дуэль, старое дело чести. Личное дело. Госпожа моя, то, как построено было нападение, как блокировали и рушили его сайт, а одновременно с орбиты ударили по убежищу в толще планеты… Это было холодное, четкое, целенаправленное уничтожение владыки Кикути. В Сети и в физическом пространстве, так, чтобы как можно большая часть божественных приложений оказалась стерта из Паутины. Ничего связанного с самим Нобору, с человеком, скрывавшимся за династией и за титулом, тут не было.
Тимур осознавал, что говорит сбивчиво и нескладно, а голос его садился все ниже и ниже. В конце тирады он обнаружил, что поднялся на ноги, что почти кричит — шепотом! — и заставил себя остановиться. Перевести дыхание.
Не только высокородная госпожа последние месяцы, даже годы провела под гнетом непосильного давления. Возьми себя в руки, Канеко. Перед тобой не самурай-штурмовик, на котором можно сорвать злость.
— Прошу меня простить, — вздохнул, пытаясь унять неуместную вспышку. — Я…
Но Кими не дала ему закончить. Слетела невесомо-легкая со своего насеста. Серым призраком проскользнула рядом.
Мимолетное прикосновение к запястью могло ему и почудиться.
— Все в порядке, господин, супруг мой. — Голос ее звучал почти нормально, почти похоже на привычную текучую речь высокородной дочери Фудзивара. — Не нужно ли нам поспешить?
Непроизнесенное имя дымкой мелькнуло и растаяло между ними.
— Да, конечно.
Тимур повернулся, превратил свое движение в куртуазный жест. Вывел ее из камеры, направляя шаги прикосновением ладони между лопатками, поворотом своего тела заслоняя от сенсоров. И все равно, стоило пленнице шагнуть прочь из камеры, как Сеть вокруг расцвела звонкими всполохами внутренней тревоги. Грубо выругавшись, Тимур разбил попытавшуюся было заблокировать коридор программу и, ухватив ледяную ладонь жены, бросился бежать.
Кимико без труда держалась в его тени. Какая-то часть сознания господина советника отметила, что, судя по ее движениям, высокородной госпоже не нанесли иных повреждений, кроме тех, что отпечатались на лице. С последствиями переохлаждения и сенсорной депривации усиленный самыми дорогими имплантами организм справлялся без труда.
— Кузен Итиро, — остановилась вдруг Кимико. — Его тело тоже привезли сюда.
— Парень в коме, — покачал головой ее супруг. — Сейчас мы ничего для него не сделаем. Идем.
Канеко вывел их к запасной лестнице, поднялся на два этажа, нырнул в боковой коридор. Он едва успевал следить за каскадом программных протоколов и перемещениями поднятой на ноги охраны.
Чтобы пробиться к магистралям, им нужно будет попасть к ведущим наверх шахтам, а значит, дальше скрываться по кружным закоулкам не выйдет. Отдав приказ аптечке на синтез заданного состава, он коснулся острым наперстком своей шеи. И, пробормотав извинения, точно так же провел металлическим ногтем под подбородком высокородной госпожи.
А затем активировал вторую из внедренных в защитную сеть спящих программ. Газ — без цвета, без вкуса, без запаха — заполнил помещения. Кимико только моргнула пару раз, тряхнула затуманившейся на мгновение головой. А потом, когда они вышли из-за поворота, едва не споткнулась о вытянувшиеся на полу тела охранников.
— Вот поэтому, — сообщил Тимур, — положенные по инструкции герметичные шлемы надо держать под рукой. Даже на самом скучном дежурстве. Оставьте, госпожа моя. Табельные игольники закодированы на прикосновение лишь одного хозяина. Чтобы сломать их защиту, нужно неделю биться о программную стену, ничем иным не занимаясь. Пойдемте.
Все так же стараясь держаться между своей женой и возможной угрозой, советник побежал в сторону шахт. Остановился — резко — когда навстречу шагнула высокая фигура.
Кимико, точно тысячу раз они это отрабатывали, мгновенно прянула назад. Застыла в трех шагах за его спиной. Постоянно отслеживающей даже незначительные детали аналитической частью сознания Тимур отметил: именно такую позицию придворный этикет предписывает почтительной жене. И успел подумать еще: а ведь это не просто очередная попытка унизить женщину. Такое положение позволит ему нападать и обороняться, не боясь случайно ее задеть.