– Весь вечер я мечтал взять вас за руку, – сказал я. – С той минуты, как впервые вас увидел.
Она ничего не сказала, но не убрала руку. Даже в темноте я разглядел лукавую улыбку на ее лице.
Я ждал поощрения с ее стороны, но мог обойтись и без него.
– Мисс Догмилл, должен вам сказать, что вы самая красивая женщина, которую я встретил за многие годы. Вы очаровательны, и живы, и привлекательны во всех отношениях.
Она не выдержала и засмеялась.
– Это следует воспринимать как настоящий комплимент, – сказала она, – поскольку вы пользуетесь репутацией знатока женщин.
Мое сердце учащенно забилось в груди.
– Я? Репутацией? Я здесь совсем недавно, чтобы иметь репутацию.
Она собиралась что-то сказать, но передумала. Вместо этого она подалась вперед, да, именно так, и поцеловала меня. Мои руки обвили ее стан, и мы слились в восхитительном страстном поцелуе. Все мои планы держаться от нее подальше были забыты, и трудно сказать, до какой степени мы потеряли бы разум, если бы два обстоятельства не положили конец нашим восторгам.
Второе и наименее неприятное из них заключалось в том, что дверь резко открылась, и в комнату ворвался мистер Догмилл с примерно полудюжиной своих друзей с обнаженными шпагами.
Первое же заключалось в том, что за секунду до того, как наше уединение было так грубо нарушено Догмиллом и его товарищами, мисс Догмилл прервала поцелуй и прошептала что-то мне на ухо. Она сказала:
– Я знаю, кто вы, мистер Уивер.
Трудно представить более неудобный момент для того, чтобы Деннис Догмилл и его друзья ворвались в комнату, и я решил, что все это было не иначе как тщательно спланированной ловушкой. Потеряв голову от страсти, я сокрушался, что теперь вынужден намертво сразить брата дамы своего сердца, если не хочу вновь возвратиться в Ньюгейтскую тюрьму.
Я вскочил на ноги и стал осматривать комнату в поисках оружия, с помощью которого можно было победить столько противников, но ничего не нашел.
– Прочь от моей сестры, Эванс! – закричал Догмилл.
Эванс. Он назвал меня Эвансом. Значит, он здесь не для того, чтобы засадить Бенджамина Уивера в тюрьму. Он пришел, чтобы защитить честь сестры. Я с облегчением вздохнул, ибо вышибать из кого-либо дух не требовалось.
– Черт побери, Денни! – вскричала мисс Догмилл. – Что ты здесь делаешь?
– Помолчи. Поговорим позже. И прекрати ругаться. Это недостойно леди. – Затем он повернулся ко мне. – Как вы посмели, сударь, поставить под удар честь моей сестры в моем собственном доме?
– Как ты узнал, что он здесь? – спросила Грейс.
– Мне не понравилось, как он смотрел на тебя на балу, и я велел Молли сообщить мне, если он здесь появится. А теперь, – сказал он мне, – мы больше не потерпим вашей грубости. Мы все джентльмены, которые знают, как следует поступить с человеком, пытавшимся изнасиловать женщину.
– Изнасиловать! – вскричала Грейс. – Это нелепо. Мистер Эванс вел себя как джентльмен во всех отношениях. Я сама его пригласила, и он не совершил ничего предосудительного.
– Я не спрашивал твоего мнения о том, что предосудительно, а что нет, – сказал Догмилл. – Юная леди в твоем возрасте не всегда понимает, когда мужчина ведет себя с ней непристойно. Тебе не о чем беспокоиться, Грейс. Мы с ним разберемся сами.
– Это большая смелость с вашей стороны привести с собой всего шесть человек, – сказал я. – Менее отважный привел бы целую дюжину.
– Язвите сколько угодно, но сила на моей стороне, а не на вашей. Можете поблагодарить меня, что получите только четверть того, что заслуживаете в качестве наказания.
– Вы в своем уме? – сказал я, видя, что он зашел слишком далеко. Человек, за которого я себя выдавал, мистер Эванс, не мог ответить иначе. – Вы можете наказать меня, но сделать это как джентльмен. Я не позволю вам обращаться с собой как со слугой, только потому, что вы привели с собой небольшую армию. Если желаете сказать мне что-то, говорите как человек чести, а если хотите сразиться со мной с оружием в руках, я готов сразиться с вами в Гайд-парке в любое удобное для вас время, если вы не побоитесь.
– В чем дело, Догмилл? – спросил один из его друзей. – Ты нам сказал, что какой-то подлец беспокоит твою сестру. Похоже, этот джентльмен здесь по ее приглашению и требует более уважительного отношения.
– Замолчи, – огрызнулся Догмилл, но такой аргумент никого не убедил.
Остальные стали перешептываться в недоумении.
– Мне это не нравится, Догмилл, – снова сказал тот же человек. – Ты вытащил меня из-за ломберного стола, когда мне улыбалась удача. Это подло – лгать и говорить, что сестра в опасности, когда никакой опасности нет и в помине.
Догмилл плюнул этому человеку в лицо. Речь шла не о каком-то символическом плевке, а о массивном клейком сгустке слюны. Тот приземлился с почти комическим шлепком. Мужчина утерся рукавом камзола, его лицо приобрело цвет сливы, но он ничего не сказал.
Мисс Догмилл стояла прямо, скрестив руки на груди.
– Прекрати плеваться на своих друзей, как мальчишка-школьник, и извинись перед мистером Эвансом, – сказала она строго. – Может быть, он простит тебе эту вспышку гнева.
Я посмотрел на мистера Догмилла и лучезарно ему улыбнулся. Естественно, чтобы поддразнить его. Я знал, что у него связаны руки. Любой мужественный человек вызвал бы меня на дуэль, но он не мог позволить себе ничего компрометирующего до окончания выборов.
Догмилл был похож на кота, загнанного в угол истекающей слюной гончей. Он перебирал в уме возможные варианты. Он пытался найти выход из затруднительного положения, но ничего не приходило на ум.
– Убирайтесь. Сочтемся, когда окончатся выборы.
Я снова улыбнулся.
– Нужно быть негодяем, чтобы не принять великодушно предложенные извинения, – сказал я, обращаясь к присутствующим, – поэтому я принимаю слова мистера Догмилла в духе доброй воли, которую они выражают. А теперь, джентльмены, не могли бы вы оставить нас с мисс Догмилл наедине.
Ее одну насмешила моя острота. На лицах друзей Догмилла отразился ужас, а мускулы мистера Догмилла напряглись до такой степени, что он мог свалиться на пол в припадке.
– Или, – предложил я, – может быть, мне лучше прийти в другой раз, поскольку час уже довольно поздний.
Я поклонился даме и выразил надежду, что скоро вновь увижу ее. После этого я направился к выходу, и мужчины расступились передо мной.
Мне пришлось совершать путь от гостиной до дверей одному, и по пути я встретил симпатичную служанку с удивительно зелеными глазами.
– Ты – Молли? – спросил я.
Она молча кивнула.
Я положил ей в ладонь пару шиллингов.
– Получишь еще столько же в следующий раз, если не скажешь мистеру Догмиллу о моем визите.
Я вышел на улицу, но свободного экипажа нигде не было видно. Я вряд ли мог ожидать, что Догмилл предложит послать своего слугу на поиски экипажа, но тем не менее решил вернуться и обратиться с такой просьбой. Когда я повернулся, то увидел Догмилла, который последовал за мной на улицу.
– Не думайте, что я трус, – сказал он. – Я бы сразился с вами на любых условиях, чтобы дать вам возможность защитить то, что вы опрометчиво называете честью, но не могу себе позволить ничего, что плохо отразилось бы на мистере Херткоме, с которым я столь тесно связан. Когда выборы окончатся, я вас вызову. Тем временем советую вам держаться подальше от моей сестры.
– А если я не последую совету, что вы сделаете? Снова предложите сразиться на дуэли через шесть недель? – Мне доставляло невероятное удовольствие злить его.
Он подошел ближе с намерением испугать меня своими размерами.
– Вы испытываете меня, сударь? Я не могу себе позволить публичную дуэль, но ничто не помешает мне дать вам пинка в зад прямо здесь.
– Мне нравится ваша сестра, сэр, и я буду с ней встречаться до тех пор, пока она этого хочет. Я не намерен слушать ваши возражения и не намерен выносить вашу грубость.
Вероятно, я перегнул палку, ибо в следующий миг лежал на земле в грязи и смотрел на Догмилла, который улыбался, видя мое унизительное положение. Боль в скуле и медный вкус крови во рту говорили о том, куда пришелся удар. Я провел языком по зубам, чтобы проверить, нет ли выбитых.
По крайней мере, в этом мне повезло, так как все были на месте. Меня в большей степени удивила скорость, с которой был нанесен удар, чем его сила. Я знал, что Догмилл необычайно силен, и меня удивило, что он не стал бить изо всех сил. Когда я выступал на ринге, мне не раз приходилось получать подобные удары. Я знал, что человек, способный нанести такой молниеносный удар – я даже не успел заметить его приближение, – мог ударить гораздо сильнее. Он играл со мной.
Или, возможно, не хотел убивать, так как это было рискованно. Он думал, что я богатый купец, а убийство такого человека не могло сойти ему с рук столь же легко, как убийство бродяги или бедняка.
Именно физическая сила Догмилла представляла для меня самую большую трудность. Если бы он не был столь силен, если бы я мог запросто его одолеть, мне не составило бы труда повернуться и уйти, отказавшись от поединка. Я бы сказал себе, что это правильное решение, и больше бы об этом не думал. Но принять такое решение было труднее, зная, что он мог, скорее всего, меня победить. Поэтому больше всего я жаждал нанести ответный удар, поступить как подобает мужественному человеку. Я знал, что буду ненавидеть себя за трусость. Что буду лежать в постели без сна и думать, как я должен был, или мог бы, или хотел бы ответить на его вызов. Но я не мог этого сделать. Я убеждал себя, что не могу этого сделать. Я не мог позволить раскрыться перед Догмиллом.
Я сел и молча смотрел на него какое-то время.
– Вы перешли границу, – сказал я наконец, с трудом выговаривая слова из-за одеревеневшей челюсти.
– Можете ответить тем же, если желаете, – ответил он.
Я выругался про себя. Он знал, что мне не справиться с таким, как он.